Через пару месяцев он предстал перед моими очами с бравым рапортом: «Прибыл с излечения для дальнейшего прохождения службы». От этой «радости» я сам чуть не потерял рассудок.
Туман и "зона"
Каждый год, когда страна готовилась к очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, мы в глубине души проклинали наступающий праздник. Но это никак не было связано ни с антисоветчиной, ни с отсутствием поддержки генеральной линии партии. Виной всему был опускавшийся не менее, чем на неделю густой туман. Поселок и, особенно, «зона» находились в низине. В «запретке» видимость была всего несколько десятков метров, а общий охраняемый периметр превышал три с половиной километра. Ни о какой зрительной связи между постами не могло быть и речи.
Людей к этому времени катастрофически не хватало, так большая часть старшего призыва к этому времени уходила на «дембель». Для обеспечения зрительной связи между часовыми людей все равно не хватило бы, даже, если бы без сна и отдыха на периметр запретной зоны вышла вся рота во главе с командиром роты.
Выход надо было искать. Помощи ждать было неоткуда, но задачу выполнить мы были обязаны и не допустить побега «зэков» в преддверии и в период главного праздника великой страны. На боевую службу назначалось максимально возможное количество людей, другие наряды усекались по количеству. Караул переходил на «гарнизонку», так как менять людей было некем.
Но советские воины не могли не найти выход. Было принято оригинальное решение. С началом тумана в обстановке секретности начинался отлов беспризорных собак. Обычно из количество доходило до нескольких десятков. Плюс десяток наших штатных овчарок. Они равномерно сажались на цепь в запретной зоне, где весь период тумана жили и кормились. Собаки постоянно лаяли на часовых, друг на друга, птиц, кошек. В общем, на всех кого видели и не видели. Лай стоял сутки на пролет, а в зону «по секрету» запускался слух о привезенных на период тумана большого количества крупных специально подготовленных собак. «Секрет» быстро распространялся среди «зэков», обрастая, как в любой деревне, ужасами и подробностями.
Цель была достигнута. Люди могли по немного отдыхать. Надежность охраны была обеспечена. Революционный праздник проходил без эксцессов. С окончанием тумана наши антиреволюционные настроения пропадали.
Конь Огонек
В целях выполнения Продовольственной программы в большинстве отдельно дислоцированных конвойных подразделениях существовали свинарник, коровник, курятник и т.п. В дополнение к этому был еще и огород площадью не менее 5 гектаров. С учетом большого объема службы и нехватки свободных людей нужно было искать нестандартные решения для облегчения солдатского труда. И такое решение было найдено…
Однажды утром как обычно приехал комбатовский «газик», но без комбата. Попытки выяснить у водителя, представителя одной из республик Средней Азии, где он «потерял с утра» комбата успехом не увенчались. На душе было тревожно. День клонился к закату, а тайна оставалась тайной.
Глубокой ночью комбат неожиданно приехал на каком-то заморенном коне, на котором не было ни узды, ни седла. Наездник разговаривать не мог, каким-то немыслимым образом он «съехал» с коня, свирепо на нас посмотрел, показал всем свой большущий кулак и прошел в свой кабинет, где свет так и не включился. Мы сразу поняли, что взгляд и кулак означали трудность и важность «операции по добыче коня» и, одновременно, распоряжение «коня накормить, расположить на ночлег и сохранить» до того момента, когда комбат сможет отдавать распоряжения не только кулаком и взглядом, но и словами.
Конь был «обласкан» по высшему разряду. А утром комбат собрал срочное совещание, где сообщил (все еще с трудом говоря), что «пострадал» ради реализации Продовольственной программы на благо солдатского стола, а конь будет полноправным членом коллектива, отвечающим за перевозки грузов сельскохозяйственного и тылового назначения. В ходе непродолжительной речи комбат так и не сообщил историю приобретения коня, его кличку, возраст и многое другое. Видимо, это и для него было тайной. К вечеру в роте появились телега с зоновской конюшни, оглобли, узда и т.д.
Что касается клички, то был объявлен конкурс… Но конкурс неожиданно выиграл не человек, а один эпизод из суровых армейских будней.
На следующее утро коня запрягли, и для эксперимента солдату-котельщику было предложено засыпать телегу золой, которую до этого вывозили на грузовом автомобиле. Котельщик, не сказав, что зола накануне была вывезена, наполнил телегу свежими остатками продуктов горения. О том, что они еще не до конца потухли и остыли, мы во главе с комбатом поняли лишь тогда, когда на наших глазах телега вспыхнула, а конь начал метаться с ней по военному городку Мы поняли, что, если пострадает конь, то мы пострадаем не меньше. Поэтому с риском для здоровья конь был задержан, а «огненная колесница» догорала на наших глазах отдельно от животного.
В течение часа весь поселок слушал монолог комбата о нашем жестоком обращении с животными. Уже к середине первой части монолога все офицеры, прапорщики и солдаты роты чувствовали свою личную вину за происшедшее и были готовы понести любую ответственность.
По итогам огненных событий конь получил кличку «Огонек»!
Межгород с риском для жизни
В эпоху отсутствия мобильной связи, общественного транспорта и бензина на транспорт служебный телефонная связь с родными и близкими по межгороду превращалась в серьезную проблему, так как ближайший переговорный пункт находился в районном центре, куда еще надо было доехать, а если и доехал, то не факт, что вернешься даже на такси, которое также надо было найти.
Как-то в разговоре по телефону с «зоновской» телефонистской (через нее заказывали служебные разговоры) я спросил у нее, как можно поддерживать связь с внешним миром, не выезжая из поселка. Она мне ответила, что все очень просто. Надо просто придти к ней на коммутатор после 22 часов, когда нагрузка спадает, а ее начальство разъезжается.
Я обрадовался и в назначенное время был в указанном месте. Когда я зашел, то увидел в небольшом помещении с отдельным входом молодую симпатичную девушку, с кем-то разговаривающую по телефону. Она жестом указала мне на стул в дальнем углу напротив дверей. Я присел, но ненадолго. Напротив меня в дверь вонзилось лезвие топора с пьяными громкими криками «Открывайте, я вас застал!» При вытаскивании топора, дверь открылась сама. Какой-то мужик в явно нетрезвом виде с поднятым топором увидел телефонистку в одном углу, а меня на стуле через два барьера в другом. Он почему-то быстро присмирел и поинтересовался у меня, что я там делаю, почему сижу так далеко от телефонистки, и дверь открыта. Я объяснил.
Как оказалось, я не учел сельские особенности и неосторожно кому-то сказал, что после десяти вечера пойду на «зоновский» коммутатор, но для чего, всему поселку не сообщил. Как и положено, информация дошла до «потребителя», то есть до безумно ревнивого мужа телефонистки, который, изрядно выпив, «взял нас с поличным»!
Муженек, конечно извинился, но с этого дня, вернее, ночи, я с целью сохранения жизни и здоровья, для междугородной телефонной связи я стал ездить в один из ближайших городков.
Ловкость рук…
До первого раза участия в обыске я думал, что фокусы бывают только в цирке. Оказывается, что нет. Конвойный прапорщик, в миру контролер по надзору, владел этим искусством не хуже. Именно после них я никогда не мечтал «выиграть» у наперсточников.
А дело было так. Я с группой прапорщиков внезапно выехал на отдельный объект, где зэки – «бесконвойники» занимались загрузкой и погрузкой железнодорожных вагонов готовой продукцией – сеткой рабицей. Мы неожиданно для них вошли в помещение, где они отдыхали. Я поставил подчиненным задачу на обыск, а сам у входа наблюдал за процессом.
Когда один из прапорщиков поднял матрац и тут же опустил его, я заметил, что под матрацем лежала сложенная вчетверо пятирублевая купюра. Предъявив прапорщику претензии за невнимательность, я подошел и с гордым видом поднял матрас, но купюры не было. Подчиненный начал убеждать меня, что мне показалось, а другие прапорщики начали его активно поддерживать. Я настаивал на своем, следил за прапорщиком, не давал к нему никому подойти, заставил вытянуть руки и лично проверил военнослужащего – карманы, одежду и т.д., но купюры нигде не было. И лишь его довольное лицо выдавало радость от «нетрудового» дохода.
Взводный-эрудит
Через год моей службы в роты прибыл молодой лейтенант – выпускник командного училища. В ходе знакомства выяснилось, что он очень грамотный, начитанный, окончил военное училище с золотой медалью. С первого дня с желанием взялся за дело, дневал и ночевал с подчиненными, отношения с которыми каждый день все больше и больше обострялись. Я начал разбираться, и выяснил, что причина в начитанности нашего офицера – выпускника.
В ходе работы с солдатами он не упускал возможность сравнивать их дела, поступки и поведение с литературными героями, но не разъяснял, кто они такие.
Нередко были такие сцены. Воин поздоровается с женщиной – военнослужащей, слегка поклонится или кивнет ей, и тут же может услышать, что он «Дон Жуан». В ответ глаза наливались кровью и слышалось: «Кто донжуан? Это я донжуан? Мина ешо никто так ни аскарблал и не унижал. У нас в ауле за такое аскарблэныэ ваапще могут зарэзат».
Я не раз говорил взводному, что надо как-то дозировать свою эрудицию или разъяснять то, о чем он говорит. Все бесполезно. «Горе от ума»! Вскоре его выдвинули на подразделение, где были одни прапорщики и сверхсрочнослужащие. Карьера успешно пошла в гору.
Дефицитные конфеты и культ личности
В советские времена в армии была очень ответственная должность. Называлась она «секретарь партийной комиссии при политотделе воинской части». Естественно, что эта горькая чаша партийной совести не миновала и нас. Он был очень строгим и принципиальным. Его добрый и вкрадчивый голос вводил в дрожь любого. Чем добрее, тем страшнее.