Привычек и слабостей у него, как и у каждого из нас, было немало. Но две из них явно бросались в глаза.
Одна связана с его анекдотами или интересными историями. Когда он повествовал своим гостям, а повествовал он без остановки, в руках «оратора» всегда оказывался пузырек с одеколоном. Когда он его брал, никто не успевал заметить, но во время рассказа он наливал одеколон в горсть и обильно себя «умывал». Зачем взводный это делал, он и сам не знал. Просто объяснял: «Привычка». Правда, историю появления столь странной привычки он и его близкие не ведали, но в эпоху дефицита она была явно ни к месту.
Другая привычка офицера выражалась в том, что он на любой громкий звук, особенно, стук, резко поворачивался и имитировал открытие кобуры, доставание пистолета, досылание патрона в патронник и выстрел. И неважно в чём он был – в трусах, трико, военной форме…
И вот однажды он пришел после несения службы в карауле, зашёл в канцелярию, доложил командиру роты о результатах и, получив разрешение выйти, направился к двери. В это время от сквозняка громко хлопнула форточка. Взводный по выработанной с детства привычке совершил все чуть выше перечисленные действия. Только в этот раз вышла не имитация, а реальный выстрел, так как пистолет и кобура были при нем. Пуля пробила окно канцелярии, затем пробила стеклянную витрину магазина, находившегося через дорогу.
Чтобы увидеть последствия, пришлось срочно бежать в магазин. Внутри я и взводный потеряли на время рассудок, так как белая униформа у продавцов вся была в крови, а они с белыми-белыми лицами что-то беззвучно лепетали. Перемахнув через прилавок, я начал искать жертву. Пострадавших оказалось несколько. Все они были разбитыми трехлитровыми банками с томатным соком, который и обрызгал персонал.
Обрадовавшись, что все живы, я перешёл на нормальную речь с использованием звуковых эффектов и всех существующих в русском языке слов, которые на телевидении заменяются звуками «пи-пи-пи»!
Дважды старший лейтенант и взыскание
Приближался приятный момент получения первого очередного звания «старшего лейтенанта». Документы были отправлены в срок. Я с радостью ждал этого события. Подошёл срок, мои однокашники получили, а меня в приказе не оказалось. Клерк в вышестоящем органе случайно пропустил мою фамилию. Меня успокоили и сказали не волноваться. Через две недели будет подписан очередной приказ.
Но конвой не терпит послаблений. Так и случилось. Ровно через две недели случился побег зэка. Я понял, что лейтенантские погоны мне носить еще очень долго.
Но судьба оказалась благосклонной. Процесс не успели остановить. Приказ был подписан. Еще не остыли «разборки» по поводу происшедшего, приказ подоспел в часть. Комбат об этом узнал и торжественно объявил о столь значимом событии мне перед строем и вручил погоны, которые я с гордостью примерил.
Ближе к вечеру появился начальник штаба полка, однофамилец известного писателя. Увидев меня в погонах старшего лейтенанта, он сказал, что это не правильные погоны, а комбат превысил свои права. Так я вновь стал лейтенантом. НШ приказал построить роту и в присутствии всех торжественно объявил мне тот же приказ и вручил другие погоны. Я опять стал старшим лейтенантом. После этого остались только офицеры, где нам с ротным за побег объявили взыскание. У него формулировка была очень сухая, а у меня сочная. Вместо слова «побег» звучало красиво: «За серьезные упущения в партийно-политической работе, особенно по воспитанию политической бдительности и боевой готовности». Помню до сих пор.
День оказался памятным.
Подзорная труба
Однажды при посещении крупного магазина в столичном граде я увидел подзорные трубы и понял их полезность для повышения бдительности в нашей нелёгкой службе. Одна труба была побольше, а вторая поменьше. Я решил не мельчить. Выйдя на улицу, через подземный переход перебрался на противоположную сторону улицы и начал разглядывать всё и всех вокруг.
На коробке я обнаружил цену, которая отличалась от той, что я заплатил. Я понял, что с меня взяли за большую трубу, как за меньшую. Партийной совестью и честностью я обделён не был и решил вернуться в магазин, чтобы доплатить.
Я достал деньги. У меня как раз оставалось денег на билет на обратную дорогу и доплату за трубу – две купюры. Но случилось невероятное. Одна купюра, более крупная, неожиданно выпала из моих рук и ветром её понесло через проезжую часть в сторону магазина. Ударившись о стену магазина, она взмыла ввысь и исчезла из виду.
Денег осталось только на дорогу. Мне было очень стыдно, но я выбрал «вернуться к месту службы». Успокаивало только одно, что я «заплатил» за трубу даже больше, но перед магазином и продавцами я, конечно, виноват.
С подзорной трубой я не расставался. В неё было видно всё вокруг. Представьте, стоит солдат на посту и смотрит не туда и вдруг слышит по громкой связи: «Воин! Будь бдителен!»
И всё бы так и шло. Но однажды я оставил трубу на видном месте. Надо же такому случиться, что внезапно в роту прибыл заместитель начальника политотдела дивизии -высокий полковник со страшным басом. Увидев подзорную трубу, он «понял» для чего она. Мои робкие попытки объяснить, что она применяется исключительно в интересах службы, не увенчались успехом. Ибо, по глубокому убеждению полковника, «мне лень проверять службу», «этим я могу напугать часового, который внезапно выстрелит и попадет в другого часового», «солдат должен нести службу осознанно, а не в страхе от того, что его увидят в трубу», «надо рассмотреть меня на партийном собрании», «я не соответствую гордому званию офицера – политработника», «таких как я надо …пи-пи-пи…».
Больше я подзорной трубой не пользовался и вскоре вернул себе все «утраченные» партийные, человеческие и офицерские качества.
Вышестоящая должность
Всегда имел глубокое убеждение, что каждый офицер в душе карьерист. Именно поэтому никогда не верил утверждениям человека в погонах: «Я не карьерист!» Скорее всего, это была неуверенность в себе или нежелание уезжать с тёплого насиженного места. Процесс предложения офицеру вышестоящей должности я представлял, как вызов к большому начальнику и серьёзное собеседование. У меня так и получилось. Почти. Почему «почти»? Потому что «конвой».
Со своим другом, замполитом соседней роты, мы в честь моего дня рождения взяли среди недели столь редкий выходной и встретились на пересечении дорог. «Соседние роты» в конвое – это понятие относительное и в лучшем случае расстояние между ними составляло несколько десятков километров. Так было и у нас. Ввиду отсутствия общественного транспорта к месту встречи в придорожное кафе мы прибыли на лучших машинах своих подразделений – «автозаках».
После «лёгкого завтрака» с первыми тостами за моё здоровье на такси мы стали двигаться к областному центру, по пути останавливаясь ненадолго в «питейных заведениях»! Во второй половине дня, завершив празднование в центральном ресторане, который так и назывался «Центральный», мы решили вернуться к месту службы, чтобы до завтра отдохнуть и с новыми силами исполнять свой воинский долг на переднем крае обороны от преступного мира.
Встав на обочине, мы начали ловить такси, каждый себе. Неожиданно рядом с нами остановился «УАЗик», из которого выглянул начальник политотдела, уточнил цель нашего пребывания в городе и сказал садиться в машину.
В этот момент наши лица, не очень трезвые, но сильно мобилизованные, «излучали» «залёт» и «конец карьеры». Дыханье практически отсутствовало, а, если и присутствовало, то только через нос. НачПО почему-то всю дорогу молчал.
По прибытии в полк, он сказал, чтобы я зашёл в кабинет, а друг-коллега подождал в коридоре. Я понял, что конец карьеры начнется с меня.
Неожиданно начальник политотдела поздравил меня с днём рождения, поблагодарил за службу и спросил: «Согласен стать моим помощником по комсомольской работе?» Я потерял дар речи, невольно заставив подполковника переспросить. Я, конечно, согласился и спросил разрешения выйти. За дверями собрат уже был готов к самому худшему. Не сомневаясь в этом, он направился в кабинет. Я остановил его словами: «Душа просит продолжения банкета!» Он ничего не понял, но с радостью двинулся за мной. Вскоре мы продолжили трапезу в ресторане. Карьера пошла в гору.
Кадровый день и конвойная смекалка
Вскоре мне предстояло пройти испытания, связанные с назначением на вышестоящую должность, в дивизии. За зачёты я не волновался. Что такое «перестройка», «ускорение» и «гласность» выучил наизусть. Уставы и Программу любимых партии и комсомола я впитал с молоком матери. Но одно тревожило меня. В моём удостоверении личности офицера не хватало листа. После ошибочных штампов в графе «семейное положение» на свадьбе замполита батальона, где комбатом я был назначен свидетелем, комбат почувствовал свою ответственность за происшедшее и вопрос решил кардинально. Он вырвал этот лист.
Пока я думал, как оправдать исчезновение листа, времени прошло много. Нового удостоверения я получить не успел. А на «кадровом дне» при принятии решения необходимо предъявлять этот документ вместе с партийным билетом.
Комбат собрал «совет» по данному поводу. Он не мог допустить, чтобы быть виновным в том, чтобы меня не назначили на вышестоящую должность. После «заседания» за круглым столом, прозвучало спасительное «эврика». Комбат обнаружил, что у меня не записано личное оружие. Была разработана тактика действий.
Когда я вошёл к командиру дивизии, то увидел его во главе стола, а по бокам сидели заместители. Рядом стоял начальник отделения кадров. Я доложил, кадровик прокомментировал. Сидящие замы попросили мои документы. Я отдал партбилет начальнику политотдела, а удостоверение зампотылу (в те времена за оружие отвечал тыл). Естественно, что тыловик сразу открыл страницу, где должна быть запись об оружии, но там было пусто. Мне было сделано замечание, комдив неожиданно мягко меня за это покритиковал. Естественно, что другие листы в моём документе уже никого не интересовали. Я был назначен помощником начальника политотдела полка по комсомольской работе. Тактика комбата сработала верно.