Быстро были собраны списки необходимого, уточнены предприятия-производители, а также специализированные магазины, торгующие необходимой для нас продукцией.
Дальше всего лишь надо было встретиться с руководителями этих организаций и при общении громко и четко назвать свои фамилии и отчества. Если приходилось представляться через секретаря, то это ничего не меняло. В любом случае следовал один вопрос: «А Вы, случайно, не брат самого товарища секретаря горкома?» Я честно отвечал, что нет. Но мне никто не верил. Так конвойные роты и караулы были обеспечены многим необходимым для отдыха, досуга и творчества.
Когда у меня дома стоял черно-белый телевизор из пункта проката, в каждом из многочисленных караулов стоял цветной. В каждой роте был создан ВИА, появились спортивная форма, мячи, теннис и т.д. И главное, что ради этого я никого не обманывал, а просто представлялся своими Ф.И.О.
Шпиономания
Всегда с уважением относился к сотрудникам особых отделов, тесно взаимодействовал с ними. При том характере службы иначе и быть не могло. Но отдельных поражал вирус шпиономании, от которого «болезнь» прогрессировала.
Как-то я вернулся из командировки в одно из самых дальних конвойных подразделений. Вскоре ко мне в кабине с таинственным и встревоженным видом вошёл капитан-«особист». Оглянувшись, он таинственно спросил: «Зачем вы сказали рядовому С., что из охраняемой колонии информация уходит на Запад?» Я ответил: «Откуда мне знать, уходит ли информация на Запад? И тем более, зачем мне этот бред говорить солдату?» Он почти шёпотом парировал, еще раз оглянувшись: «Тогда зачем Вы ему поручили искать вражеский радиопередатчик на питомнике служебных собак?»
Мне оставалось сообщить, что, на мой взгляд, из нас троих двое сумасшедших, но я здоров. Капитан продолжал настаивать на своем и сказал, что может замять это дело, если… Я не дал ему договорить и выгнал.
В ближайшие дни я вновь поехал в эту роту, где нашёл у того воина развратные фотографии, сделанные в международном лагере. В советские времена это было равносильно измене Родине. Пригласив «особиста», я показал ему моральный облик и ориентацию советского солдата, которые он проглядел, поставив Родину в «опасность» от западной заразы. Он испугался довольно сильно. Лицо его выражало «полный провал». В общем, он меня слёзно уговорил не раздувать этого дела, фото уничтожить или отдать ему. За это он был готов оперативно давать мне негативную информацию про комсомольцев части.
Так я «завербовал» особиста»!
Антиалкогольная кампания
Антиалкогольная кампания набирала силу. Алкоголь стал практически недоступен. Однако, праздники, юбилеи, гостей никто запретить не мог. А как на Руси эти события отмечать без вожделенных напитков. Естественно, что их поручалось «добывать» мне, комсомольскому работнику.
Как член многих руководящих органов местного комсомола, у меня была возможность создать определенный запас для необходимых случаев. Так, по 1-2 бутылки водки у меня дома всегда скапливалось большое количество бутылок водки, вина, шампанского… Это давало возможность удовлетворить просьбу любого моего начальника и сослуживцев, с которыми поддерживались дружеские отношения. О своих «погребах» я не афишировал.
Когда меня вызывал один из моих руководителей и ставил задачу по обеспечению его семейного торжества напитками, я делал очень серьезное лицо, которое подтверждало трудность и важность поставленной задачи и сообщал, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы праздник удался. После этого я убывал домой или по каким-либо комсомольским делам.
К вечеру, когда напряжение достигало апогея, я появлялся «изможденный, почти обессиливший», но выполнивший важную задачу! Выслушав слова благодарности, я «из последних сил» убывал домой.
Новая форма и куриный помет
Заступив на ответственный комсомольский пост, я решил сшить себе новую военную форму из материала для старшего офицерского состава – фуражку, китель и брюки. Тогда это считалось очень круто. Месяца два занял этот важный процесс. И вот счастливый момент наступил. Весь вечер я смотрел на себя в зеркало и не мог наглядеться.
Следующим утром я гордо прибыл на службу. Что-то мне с самого КПП не понравилось. Много людей, техника… Как оказалось, в моей бывшей роте произошёл побег осужденных. Весь полк был поднят по тревоге. Забыли только меня, который проживал ближе всех и мог прибыть по сигналу первым.
Подходя к зданию управления полка, я услышал команду начальника штаба: «Садись в машину, выезжаешь со мной. Ты там служил, местность хорошо знаешь!» На мою просьбу переодеться в полевую форму и получить оружие, НШ ответил, что время не ждет.
Так я в новой форме выехал на передний край борьбы с преступностью.
По прибытии на место, я получил задачу с группой осуществлять поиск бежавших на вертолете, который откуда-то прибыл к нам. Эту машину я видел так близко впервые.
Облет территории был не сложен, все места были мне знакомы. И вот в ходе осмотра местности, я заметил, что дверь в одном из одиноко стоящих деревянных сараев открылась и резко закрылась. Позже оказалось, что это был обычный сквозняк, но в ту минуту я понял, что надо совершить почти подвиг.
Приземлившись недалеко, мы высадились и окружили сарай. Я взял у одного из офицеров пистолет и лично решил осмотреть помещение. Ворвавшись во внутрь, я почувствовал, что всё вокруг закружилось, на меня напали какие-то существа. Пришло выскочить на улицу. Оказалось, что это был обычный курятник.
Я там находился всего несколько мгновений. Но этого хватила, чтобы куры привели, мягко выражаясь, мою новую долгожданную форму в состояние, не позволяющее её носить советскому офицеру.
"Культ" моей личности
Сейчас уже трудно представить, что в те времена хороший снимок можно было сделать только в фотоателье. Снимки были скучные и статичные. А вот жизненные динамичные фотографии самому сделать было практически невозможно. Все эти фотоувеличители, ванночки, проявители, закрепители…без хороших навыков не способствовали качеству. Часто нельзя было на этих фото узнать себя, не то что других.
Как-то в полк приехали представители дивизионной газеты – корреспондент и фотограф. В ходе работы они мне предложили пофотографировать меня в работе и в быту, а после прислать хорошие профессиональные фотографии. Я, естественно, согласился. Целый день я «позировал» везде, где только возможно – кабинет, спортзал, столовая, караул, детсад, школа, райком-горком и т.д.
Представители прессы уехали, а я ждал фотографий. Через неделю –две меня вызывает командир полка и задает оригинальный вопрос: «Ты что, Сталин?» Я убежденно ответил, что нет и пытался развить эту мысль с одновременным осуждением культа личности. КП подозвал меня к столу и развернул свежий номер дивизионной газеты. Две большие страницы под единым крупным заголовком «Один день из жизни комсомольского работника» пестрели множеством фотографий.
Я где-то до этого читал, что фото «вождя народов» на номер газеты должно было быть не более одного. А здесь целый разворот с множеством фотографий. Какой же я Сталин?
«Формализму-бой!»
Однажды в часть приехали комсомольские начальники объединения. Время было летнее. Работу мы совмещали с активным отдыхом и природой. Неделя пролетела незаметно. И тут накануне отъезда самый главный среди нас комсомолец вспомнил, что они в ходе командировки планировали поработать над докладом на собрание комсомольского актива. Времени оставалось мало. Меня в порядке «шефской» помощи попросили написать раздел о внутрисоюзной работе и изжитии формализма. Я посвятил этому целые вечер и практически всю ночь. Утром перед отъездом написанный от руки текст был передан в ответственные комсомольские руки. Отдал и отдал, да и забыл об этом.
Через несколько дней с делегацией комсомольцев полка я благополучно убыл в «стольный град». Разместив всех, я убыл в гостиницу, где меня поджидали коллеги из других воинских частей. 90% среди них были моими однокашниками по училищу. Вечер и, естественно, ночь прошли бурно с обильными возлияниями. Как обычно на комсомольских «сходках».
Рано утром, приняв холодный душ и предельно мобилизовавшись и обильно наодеколонившись, не менее обильно «позавтракав» зубной пастой, мы внешне совершенно пристойные прибыли на «высокое собрание», где заняли места вдали от первых рядов. В сон клонило очень сильно. Решив в бодрствовании переждать организационную часть-выборы президиума, утверждение повестки дня, я приготовился к сну и восстановлению сил.
Вышедший на трибуну старший комсомольский работник предложил в свете «перестройки» уйти от набивших оскомину и закостеневших форм проведения комсомольских форумов, обойтись без доклада, а в качестве темы обсуждения использовать передовицу в последнем номере войсковой газеты под названием «Формализму бой», автором которой является … Дальше прозвучали моя должность, моё воинское звание и моя фамилия. Это был удар под дых. Я сразу понял, что мое авторство повлечет избрание меня в президиум. Просидеть 4-5 часов с коротким перерывом, если объявят, рядом с большими начальниками и передовыми комсомольцами на глазах у сотен людей… Это было выше моих сил.
В зал зашли воины, которые начали раздавать газеты. Увидев «свою статью», я с удивлением узнал, что «лично выступил с инициативой данной публикации», а политотдел, старшие коммунисты и комсомольцы меня «всей душой поддержали», ибо «в эпоху перестройки инициатива снизу должна поощряться».
Это были тяжелейшие часы в жизни. Голова болит и падает, глаза закрываются… Еще тяжелее было видеть тех в зале, с кем мы веселились всю ночь. Они безмятежно спали.
Брейк-данс и дорожная педагогика
В эпоху перестройки в ряды нашей молодежи начали «проникать» различные неформальные направления культуры. Среди них и был брейк-данс. Я несколько раз видел, как он исполнялся, но в суть не вникал, так для меня комсомольского работника с партийным билетом это было чуждое и не достойное внимание.