Как человек, проживший всю предыдущую жизнь в городе, я не учел специфики сельской местности. Рано утром, когда шел на службу, я заметил, что некоторые со мною не здороваются, а многие как-то странно смотрят. Подумав, что показалось, я спокойно прибыл в подразделение. Ротный уже был на месте, и я хотел посмеяться вместе с ним над забавным ночным происшествием, но не успел.
Первая фраза командира, вместо «Здравствуй» была: «Ну ты ночью дал! А все тихоней прикидывался»,– и громко раскатисто засмеялся. Я попытался объяснить, а он: «Да ладно, дело молодое! Я в твои годы тоже не ангелом был!»
Следующая моя попытка оправдаться пресеклась телефонным звонком. Командир роты кого-то внимательно выслушал и с серьезным видом пообещал разобраться. После этого он задумчиво сказал: «Жалуются на тебя соседи. Просят принять меры».
Как я понял, безупречной репутации меня незаслуженно лишили ночные гостьи, душа моя закипела. Я кратко рассказал начальнику о происшедшем и, отпросившись, направился в «общагу» на успокоение.
По дороге я чувствовал, что меня со всех сторон как бы просвечивают рентгеном. Я, опустив взор, уже вошел во двор, где встретил наиболее тепло относившуюся ко мне соседку, у которой сын служил где-то на севере. Она не ответила на приветствие и произнесла убийственное: «А я-то думала, что хоть ты порядочный!»
В подъезд я влетел в обстановке крайнего бешенства, бегом поднялся в общежитие, где пришедшие с ночной смены «зоновские» офицеры, не смотря на утро, уже что-то отмечали на кухне. Мгновенно поняв, что ночные гостьи, прибывали к кому-то из них, я прямо об этом спросил. Они что-то уклончиво ответили. На это я, еще не вышедший из состояния крайнего возбуждения, хватил металлическую вешалку и сказал, что буду бить их, пока не сознаются. Они попытались мне не поверить, но вынесенное толстое стекло в двери на кухню, разбитая на столе бутылка водки заставили их ретироваться через балкон (благо, второй этаж был не высоким). Мой громкий крик им вслед: «Если еще раз к кому-то сюда припрутся пьяные бабы, пеняйте сами на себя: эту вешалку погну об ваши головы!»
Последняя фраза так же неожиданно и оперативно восстановила мою безупречную репутацию, как и ночные гостьи ее разрушили. И все почему? Деревня. Через короткое время уже все население знало о моей невиновности. А выпрыгивающие с балкона, убегая от моего возмездия, соседи по «общаге» прибавили мне еще и образ справедливого русского богатыря.
…Все эти события вместились в менее, чем четверть суток!
Стрелок-"шланг"
Одновременно со мной на должность командира взвода прибыл выпускник одного из командных училищ. Сразу было видно, что служба его тяготила. Без какого-то особого вдохновения он с первых дней выполнял свои обязанности.
Но самым удивительным образом он умудрялся подписаться в различные ситуации, где не требовалось проводить занятия, заступать в караулы, проверять службу, дежурить по подразделению в качестве ответственного офицера. То он бегун, то прыгун, то многоборец, который убывал на длительные сборы готовиться к соревнованиям, на которых никогда не занимал призовых мест.
Многодневная подготовка к различным показным занятиям тоже не обходилась без этого мастера на все руки. А однажды он вообще пропал на несколько месяцев на съемку учебного фильма. Если к этому добавить то, что дважды в год по два месяца он привлекался на курс молодого бойца с пополнением, а также отпуск на тридцать с лишним суток, то понятно, что нагрузка успешно ложилась на других офицеров, которых к тому же был не полный штат.
Как ему это удавалось, никто не знал, а он делал из себя вид жертвы своих достоинств.
И вот в очередной раз он был включен в сборную команду полка, теперь уже по стрельбе из пистолета Макарова, и убыл в ядро полка готовиться к соревнованиям. Мне это прилично надоел, и через пару недель я поехал посмотреть его непосильные тренировки. На территории я встретил командира полка. Он поинтересовался целью моего прибытия. На это я сообщил, что приехал поинтересоваться, как мой подчиненный готовится отстаивать честь нашей части. Дальше началось интересное. КП также решил сходить в тир. Там в это время и тренировался мой взводный. Комполка видимо что-то понял в моих истинных мотивах приезда и предложил нам выстрелить по обойме из восьми патронов на результат.
Первым стрелял взводный. Он не спеша надел наушники, перед каждым выстрелом разминал шею, руку, а после выстрела клал пистолет и смотрел на мишень в оптический прибор на треноге. Затем, внеся коррективы, производил следующий выстрел. Я устал ждать, когда он отстреляет.
Настала моя очередь. От предложенных наушников я отказался, между выстрелами пауз не делал, руки, шею не разминал, выпалил почти как из автомата.
Командир полка лично проверил результаты стрельбы. Мой показатель оказался на порядок выше. Взгляд полковника оказался красноречивее всяких слов. Мой подчиненный быстро собрался и убыл в подразделение. Карьера артиста, спортсмена, стрелка и т.д. закончилась. Началась настоящая служба с бессонными ночами, тревогами, караулами… Но ненадолго. Вскоре, под предлогом, что жена отказывается переезжать к его месту службы, он убыл в учебный полк поближе к супруге, без которой «не может жить». А вскоре его и военная карьера, и семейная жизнь удивительным образом закончилась. Видимо сработала поговорка: «…». О какой народной мудрости идет речь, каждый конвойник, и не только, легко догадается.
Новый водитель
Приближалось увольнение «дембелей» в запас. Подходил к концу и срок службы водителя грузовой тентованной машины «ГАЗ-51». На его место прислали воина, призванного из одной из средне-азиатских республик. Новый водитель прошел при полку необходимый курс доподготовки и прибыл в роту. У нас не было оснований не доверять документам. Мы несколько раз проверили сменщика на дороге до «зоны» и обратно и успокоились, но зря…
Наступил счастливый для старого водителя и еще нескольких солдат день «дембеля». Мы их посадили в этот «газон». Я поехал старшим команды. Перед отъездом старый водитель попросил меня в последний раз проехать за рулем ставшей родной за два года службы машины. Я не возражал, даже посчитал, что везти людей с новым не до конца проверенным водителе, не совсем правильно. В путевку внесли дополнения, и мы тронулись в путь.
Решив все вопросы, попрощавшись с «дембелями», мы поехали назад в роту. На первом же перекрестке воин попытался проехать на красный свет сфетофора. На мое требование остановиться, он немного сдал назад и чуть сравнял угол автобуса-гармошки «Икаруса». Видя. Что водитель автобуса не заметил, мы скрылись с места происшествия.
На большом перекрестке надо было повернуть налево. После нескольких аварийных за пару метров ситуаций, я дал команду повернуть направо, прижаться и остановиться. С грехом пополам этот несложный маневр был выполнен.
Я начал думать, что делать дальше и на свой страх и риск принял решение где-то в тупике безопасно развернуть машину и потихоньку в правом ряду без всяких маневров прибыть в роту.
Не буду рассказывать все ужасы, которые я пережил даже при скорости, порой сопоставимой со скоростью шага, но до своего подразделения добрался. О столь серьезной ситуации с водителем я доложил комбату. На это услышал: «Вам лишь бы людей снимать с должностей. Работать не хотите. Я сам с ним поеду и докажу вам всем». Что он докажет, майор не сказал.
После этого командир батальона решил для доказательства съездить с новым водилой до города, а заодно оказать услугу старшине и отвезти белье в прачечную.
Машина уехала, а мы сели на втором этаже казармы в канцелярии попить конвойного чайку. Вскоре за окном со стороны города раздался дикий крик комбата. Мы подскочили к окну и начали смотреть. Крик усиливался. Уже даже были слышны отдельные слова, самыми нежными из которых были «придурок», «урод», «тварь». Вскоре из-за деревьев появился наш майор, который шел впереди машины, а она, как на привязи, медленно ехала сзади него.
В этот вечер ответили все, кто «подсунул» этого водителя комбату. Среди виновных оказались все офицеры роты, старшина, а также те, кто оказался на пути, не зависимо от возраста, должности, воинского звания, срока службы, социального статуса и партийной принадлежности.
Операция "перчатки"
Солдатам на зиму выдавались трехпалые перчатки. Они были довольно теплые и очень удобны для несения службы в караулах с автоматами. Как недостаток, они были довольно низкого качества и быстро приходили в негодность, другими словами, рвались. В магазине такие перчатки не продавались, а, значит, купить их было негде. Со склада получить сверх норм вещевого довольствия, естественно, было невозможно.
На этот случай существовала соседняя «зона» километрах в семидесяти от нас. Там «зэки» шили такие же перчатки. Поскольку просто так просто их нам никто не дал бы, то схема была обычная. Кто-то из нас ехал к соседям с запасами хорошего чая, который дежурным офицером той роты ночью обменивался у бригадира «зэков» – портных в пошивочном цехе на мешок перчаток. Так продолжалось довольно долго, возможно, годы.
Но вот, однажды, в момент передачи мешка за углом производственного помещение данный факт был замечен замполитом колонии. Пока он соображал, мешок уже успешно уехал в объятиях сопровождающего к пункту назначения.
Бдительный офицер утром доложил «хозяину» о происшедшем и подозреваемом лейтенанте из роты, который утром был приглашен к начальнику ИТК, где категорически и с возмущением от всех претензий отказался. На это замполит «зоны» убедительно сообщил, что он все хорошо видел, так как все происходило на освещенной территории.
«Следственный эксперимент» был назначен часов на семнадцать, когда в зимнее время было уже темно. За это время «подозреваемый» четко уточнил, что место действия могло быть освещено только одним-единственным фонарем со столба, расположенного с правого бока цеха. За две пачки чая бригадиром, который тоже не хотел терять теплого местечка, плафон вместе с лампой был безнадежно уничтожен, а еще за две – нашлись свидетели, готовые подтвердить, что территория в данном закутке уже давно не освещается.