В осведомители к Горунову Кеша попал достаточно давно за мелкую спекуляцию и, как это обычно бывает с правоохранительными органами, пошел на сотрудничество ради свободы. Почему-то с виду не очень привлекательное дело так увлекло его, что порой новоявленный осведомитель и сам уже представлял себя милиционером-сыщиком. Сидя в очереди, Кеша не страшился вставить давно выпавший зуб и, если потребуется, потратить таким образом собственную энную сумму на праведное дело.
Вокруг сидели иные страждущие починить челюсти в лице седовласого мужчины и трех почтенных дам. Кеша окинул взглядом всех присутствующих, остановившись на чересчур расфуфыренной клиентке, сидевшей по соседству. Золотая цепь с внушительным кулоном и драгоценным ограненным камнем на дряблом декольте, бряцающие увесистые серьги в ушах, окольцованные золотыми перстнями разбухшие пальцы свидетельствовали не столько о достатке обладательницы украшений, сколько о бездарном вложении внезапно свалившегося на начесанную голову богатства. Кеша перевел взгляд на седовласого мужчину, читающего журнал «Знание – сила», и на двух скучающих дам, сидевших напротив. Вдруг повисшую тишину коридора, в которой слышалось только тиканье настенных часов, нарушил стук каблуков, и к очереди присоединилась прехорошенькая блондинка средних лет.
– Ираида Марковна, как я рада вас видеть!
– Ой, Милочка, какими судьбами? Как папа? Что, вы тоже к нему? – вопрошала Ираида Марковна, указывая на соседнюю дверь стоматолога.
– Спасибо, все хорошо с папой, орехи недавно неудачно поела, теперь надо что-то делать, – и, переходя на шепот, блондинка продолжила, – Рудик сказал принести материал, чтоб быстрее было и качественнее.
– Что вы подразумеваете под материалом?
– У нас есть золотые монетки царской чеканки, Рудик сказал, весьма качественный металл. Держаться будет до ста лет!
Женщины стали шептаться еще тише, так что, как ни старался Кеша, больше ничего не услышал. Правда, и того, что узнал, было вполне достаточно, чтобы незаметно удалиться и бежать со всех ног к Горунову. Шальной осведомитель с ходу вывалил оперу информацию про золотые монеты царской чеканки, не забыв описать в красках всех действующих лиц коридора стоматологической клиники.
И теперь, глядя в слегка освещенное луной ночное небо, Горунов размышлял о том, как следует распорядиться полученной информацией. Вряд ли будет толк от живца, посланного в стоматологическую клинику к осторожному Рудику, если тот рассчитывает только на своих клиентов и материал из драгоценных золотых монет царской чеканки. Человек, отбывший десять лет в местах не столь отдаленных, чужого близко не подпустит. Кроме того, даже если операция на «живца» даст какой-то положительный результат и Раскина, что маловероятно, удастся взять с поличным, где гарантия, что дело у Горунова не заберет КГБ, не дождавшись, пока он доведет его до логического конца и разгонит шайку-лейку Оршицкого райпотребсоюза во главе с Бородиным? Честный и убежденный коммунист Горунов уже стал посмешищем в глазах коллег за бесконечные рапорты начальству и множество обращений в партийные органы по поводу устоявшихся хищений в особо крупных размерах в Оршицкой потребительской кооперации. Так что же изменится, если к обращениям добавится еще одно? Ничего. И что тогда? Молчать и наблюдать за круговой порукой? А как же коммунистические принципы, идеи? Не спалось взволнованному оперу ОБХСС. Должна же где-то быть управа на жуликов? Только где? Нет правды на земле, но нет ее и выше? Выше, выше, выше… стоп! В ЦК КПБ, лично Машерову! Причем не по почте, а лично отвезти в приемную первого лица БССР!
От внезапно найденного решения Горунов испугался и разволновался пуще прежнего и все же, докурив последнюю сигарету, пошел писать в четвертом часу утра развернутую жалобу в ЦК о том, что в системе райпотребкооперации процветают жульничество и воровство.
Он проснулся в восемь утра разбитым, вспомнил о ночных бдениях и волнениях, но найденный выход, казалось, придал смысл и ускорение холодному душу, включению газовой конфорки и завариванию кофе в турке. На работе Горунов написал заявление на отгул, с легкостью подписал у начальства и отправился на поезде в Минск.
Во втором подъезде здания Центрального комитета Коммунистической партии Белоруссии у Горунова спросили паспорт и служебное удостоверение старшего оперуполномоченного ОБХСС Оршицкого РОВД, пометили в журнале обращений его фамилию и бесхитростно взяли увесистый конверт, адресованный лично Петру Мироновичу Машерову. Что делать дальше, Горунов не представлял. В Александровском сквере у Купаловского театра, посидев на лавочке у круглого фонтана со скульптурной группой, в которой мальчик играет с лебедем, он насладился игрой малышки в сарафане в горошек и ее заботливой бабушкой, побродил по центральной площади, где по праздникам обычно проходили парады и со специально выстроенной мраморной трибуны махал рукой проходившим мимо трудящимся сам Петр Миронович. Горунов такие картинки обычно видел по телевизору и теперь узнал темно-вишневые трибуны и широкий Ленинский проспект. Вокруг туда-сюда сновали озабоченные будничными мыслями советские люди, и никому не было дела до настоящего подвига, несколько минут назад совершенного простым милиционером Горуновым. Ощущение выполненного долга с ветерком понесло по проспекту в сторону вокзала пешком, и вскоре он наткнулся на длинную очередь в книжный магазин. Ему никогда не приходилось видеть ничего подобного! Нет, конечно, очереди привычно вошли в его сознание чуть ли не с молоком матери, но это были очереди за колбасой или апельсинами, в крайнем случае за бананами. Но чтобы люди по сто человек собирались в очередь за книгами – такая картина разворачивалась на глазах у милиционера впервые. Вячеслав Горунов пристроился за крайним мужчиной в крупных роговых очках, поинтересовался, какой дефицит пригнал в центр столицы столько народу.
– «Приключения Томека» Альфреда Шклярского выбросили.
Глагол «выбросили» Горунову был понятен, чего нельзя было сказать о незнакомом Альфреде Шклярском и каких-то его «Приключениях». Мужчина в очках, прочитав недоумение в глазах Горунова, пояснил:
– Это польский писатель, пользующийся огромной популярностью во всем мире. Он пишет серию приключенческой литературы о мальчике по имени Томек, который путешествует по Африке или по стране кенгуру. Мои дети просто до дыр зачитывают!
Не успел мужчина договорить, как кто-то бросил клич, что всем может не хватить популярного издания, и у магазина началась настоящая давка.
«Вот жизнь, толкаются, как тараканы в банке!» – подумал Горунов и поплелся по направлению к вокзалу. Трясясь в плацкартном вагоне, долго думал о том, чем ему предстоит теперь заняться. Было бы здорово попутешествовать по Австралии, как литературный польский мальчик Томек, но кто ж его, простого советского милиционера, туда пустит. Вот если вдруг наградят за совершенный героический подвиг по поимке государственных преступников, расхитителей социалистической собственности, то он, пожалуй, попросит разрешения, может, и пустят в далекую Австралию посмотреть на кенгуру…
В Оршице он неторопливо прошел через привокзальную площадь по направлению к дому, перед светофором закурил сигарету и, как только загорелся зеленый свет, ступил на проезжую часть. Неожиданно на большой скорости из-за угла выскочил груженный яблоками громыхающий грузовик, Горунов попытался увернуться, но было поздно. От мощного удара милиционера отбросило на середину дороги, какое-то время он был в сознании. Вокруг собрались зеваки, кто-то кричал, что надобно вызвать скорую, водитель грузовика принялся собирать разбросанные по проезжей части яблоки. А Горунов, глядя на синее небо, почувствовал необыкновенную легкость, представляя себя верхом на лошади в австралийской прерии, скачущим вместе с забавными кенгуру…
22
Тихон Яковлевич Киселев, не так давно назначенный Председателем Совета Министров БССР, мечтал осуществить в Минске грандиозное строительство – метрополитен. Как правило, в СССР этой чести удостаивались только города-миллионеры, то есть те, в которых население достигло миллиона человек, к примеру, Свердловск, Тбилиси или Куйбышев, а в столице Беларуси к началу семидесятых годов проживало пока только порядка 850 тысяч. И все же Тихон Яковлевич рассчитывал на поддержку первого лица республики, поскольку в первую пятилетку его правления ВВП БССР увеличился чуть ли не на 60 процентов, закрепив за белорусской республикой образ добросовестного и современного промышленного края с разветвленной индустриализацией, не связанной с первичной переработкой или добычей полезных ископаемых. Конечно, метрополитен в Минске если и мог быть, то неглубоким из-за плавучих грунтовых вод, но как бы он решил транспортные задачи города! Тихон Яковлевич, бывая в московском метро, буквально заболел идеей строительства метрополитена в Минске. Именно с целью изложения новой идеи он вошел в кабинет первого лица республики, с которым бок о бок работал не первый год.
Петр Миронович, выслушав доклад, неторопливо отложил в сторону увесистую папку, за изучением которой застал его Тихон Яковлевич:
– Это ж Брежневу надо не раз поклониться! Только он может все решить!
– Так и поклонимся, Петр Миронович, какие наши годы! У нас есть, чем похвалиться перед Москвой! Считай, передовая республика, какая промышленность, какие дороги! И потом: я знаю многих министров, сумею вопрос решить положительно, не сомневайтесь! Мы еще с вами первый камень на строительной площадке заложим! Мне бы только вашей поддержкой заручиться!
– Я только за, но надо подсчитать, во что это строительство выльется, прежде чем в Москву ехать, чтобы о конкретных цифрах разговаривать.
– Вот и чудненько! Спасибо тебе, Петр Миронович! – на бегу бросил Тихон Яковлевич, в дверях столкнувшись с Никулкиным, с недавнего времени назначенным председателем КГБ при Совете Министров БССР.
– Доброго здоровьица, Яков Прокопьевич! Какими судьбами с утра пораньше?