Тем временем в гараже на видавшем виды топчане сладким сном спал Егор Владимирович Дунаенко. И жалко было будить, но надо. Неровен час, придут люди на работу да увидят прокурора в непотребном виде.
– Егор Владимирович! Просыпаемся!
В ответ Дунаенко только громогласно всхрапнул. Несколько раз Фима дергал прокурора за усы, щекотал пятки, стучал по кругленькому животу, все тщетно: представитель силовой структуры спал мертвецким сном.
– Егор Владимирович, – не сразу нашелся Фима, – коньяк будете?
Слово «коньяк» прозвучало как магический пароль, и прокурор открыл опухшие глаза со словами:
– Шашки к бою! Буду, конечно!
Фима налил коньяк в припасенный для такого случая граненый 70-граммовый стаканчик. Через несколько минут после принятия чудодейственного лекарства похмельный синдром отступил, и больной, наконец, проснулся.
– Где я? – вытаращил глаза Дунаенко.
– У нас в гараже, Егор Владимирович! На своем любимом топчане!
– Ничего не помню! Ты меня отвозил?
– Да кто ж еще, конечно, я!
– Так, ты домой отвези, да собери что-нибудь с собой. Соображаешь?
– Ну конечно, как всегда?
– Как всегда, милый, как всегда, да побыстрей! А еще дай мне рублей сто!
– Как скажете, Егор Владимирович!
Фима сделал все, как просил прокурор: с ветерком отвез с водителем домой, не забыв про сумку продуктов, отборный коньячок и сто рублей. И к девяти часам утра прибыл на плановое совещание к Марку Наумовичу.
– Хорошо, что пришел, проходи, садись – приветствовал Фиму председатель собрания. – Все нормально? Успел?
Фима кивнул, окинув взглядом собравшийся за столом узкий круг, понял важность и конфиденциальность обсуждаемых вопросов.
– Доставил в лучшем виде, Марк Наумыч, не переживайте! – пристроился на стуле рядом с Фимой Шлесинбергом и Иосифом Бельковичем.
– В прошлом году, когда закупали вагон фундука у азербайджанцев, сколько всего было тонн? – продолжил совещание Бородин.
– Пять тонн, я точно помню, – вступил в беседу заведующий овощным складом Борис Гринберг.
– А сколько получили от реализации излишков, Вильма?
– Больше пяти тысяч рублей, Марк Наумыч. – преданно добавила бухгалтер Акулина, памятуя, как намедни Бородин помог ей справиться с растратой.
– Значит, так. Глузин, Шлесинберг, Гринберг и Белькович! Вы должны повторить ситуацию. Только на этот раз надо выручить восемь тысяч. Вильма, проследишь!
– А оформлять как в прошлый раз? – заикнулась Акулина.
– А как в прошлый раз оформляли?
– По документам вагон проходил как картошка.
– Ну и отлично. Картошка, так картошка. Да, и сразу, Фима, Борис, предупредите завмагов, чтобы побыстрей реализовали товар. За сколько дней обернетесь?
– Дней за пять сделаем, – откликнулся Глузин.
– Итак, несколько вагонов надо взять под картошку. А там виноград, хурма – все, что поспеет к этому времени в солнечном Азербайджане! И вот еще что! Фима, ты у нас по Молдавии работаешь, выясни, когда можно яблоки забирать, сколько тонн. Почем берем?
– По 3–5 копеек за кило, в зависимости от сорта.
– Это хорошо. Я на неделе в Мурманск съезжу – договорюсь о поставках яблок по 25 копеек. Надо выходить из положения во времена дефицита. И пусть на севере нашей необъятной родины люди молдавские яблочки попробуют в кои-то веки. Тем более транспортные расходы мизерные. Иосиф Моисеевич, что у нас по неучтенной колбасе?
– Все нормально, Марк Наумыч. Дыры залатаем.
– Вильма, договорись через своих людей в сберкассе, чтобы впредь выдавали деньги в сторублевых купюрах. Нельзя скапливать очередь…
– Хорошо, обязательно.
– Ну все, пожалуй, идите работать!
15
Оперуполномоченный ОБХСС Вячеслав Горунов изучал за рабочим столом многочисленные анонимки, переданные жаждущей мести Верой Андреевной, из которых узнал, как однажды у одного работника Оршицкой райпотребкооперации в магазине из кошелька выпало десять сторублевых купюр, а еще такую же картину некий пассажир углядел в автобусе. Все было написано, словно под копирку, и фактов, подтверждающих что-либо конкретное, как не было, так и нет. Любой акт о проведенной ревизии приложи – и все обвинения растают, как дым.
– Все не то, нет серьезных зацепок, Вера Андреевна.
– Вы что, ничего не можете сделать? – грозно надавила авторитетной грудью на стол партийная дама.
– Ну почему же? Я могу проследить за отдельными гражданами славного коллектива под названием «райпотребкооперация». И кое-какие соображения у меня на этот счет уже есть. Если у них много денег, они должны их куда-то тратить. А куда? Квартиры не продаются, машины по очереди, шубы и бриллианты у всех на виду.
– Уверена, голубчик, вы знаете свое дело, но, может быть, вам нужна помощь?
– Ну что вы, Вера Андреевна, оставьте это мне и моим коллегам.
– Ваши-то коллеги тоже, небось, на загородных пирушках у Бородина бывают!
– Ничего, мы найдем тех, кто не бывает. Идите с миром, все будет хорошо, не волнуйтесь!
Спровадив надоедливую даму, Горунов занялся папкой, занимавшей его последнюю неделю. Идею оперуполномоченному ОБХСС подбросил давний осведомитель. Речь шла о зубном технике Рудольфе Раскине, который, занимаясь полулегальной практикой, незаконно скупал золото для коронок у частных лиц. Как раз сегодня утром Горунов получил ответ на запрос, посланный в небольшой сибирский городок Минусинск. Когда-то человек по фамилии Броутман служил чиновником райисполкома в Минусинске, налаженные связи позволили ему через несколько лет по блату устроиться на более прибыльную должность заведующего продуктовой базы. Но навыков в торговом деле Броутману не хватило, и за растрату он получил 10 лет колонии, где овладел специальностью зубного техника. Перед Горуновым лежали две фотографии фигуранта, отличительной особенностью которых был только возраст. Вне всяких сомнений: Раскин и Броутман – одно лицо. Нетрудно догадаться, что, выйдя на свободу, Рудольф сделал себе новый паспорт, для того чтобы переехать в другой город и заняться новой деятельностью.
Еще на заре советской власти государство получило монопольное право на покупку и продажу золота и других драгоценных металлов. Исключительное право совершать на территории СССР подобные сделки было предоставлено лишь Госбанку. А скупкой золота, платины и металлов платиновой группы могло заниматься только Министерство финансов СССР. Стоит заметить, что за нарушение правил о валютных операциях и сделках с драгметаллами советский человек мог угодить за решетку на 5 или даже 15 лет с конфискацией имущества, а то и вовсе по 88-й статье Уголовного Кодекса в редакции 1960 года суд мог приговорить беднягу к смертной казни, тем более что в шестидесятых годах в СССР уже прошли показательные суды над группой Рокотова, которого расстреляли вместе с подельниками Файбишенко и Яковлевым за фарцовку и незаконные валютные операции.
Увы, оперативный обыск на квартире у Раскина ничего не дал. Прошедший зону зубной техник был умен, хитер и лишних слов на ветер не бросал, поскольку твердо уверовал в то, что чистосердечное признание лишь усугубляет вину и добавляет срок наказания.
– У кого скупаешь золото? – с пристрастием допрашивал его Горунов.
– Что вы, гражданин начальник, каждый со своим приходит, кто кольцо принесет, кто старую коронку бабушкину. Мое дело – маленькое.
Худое острое лицо Раскина не выражало ни капли беспокойства и напряжения, и если бы под рукой оказался «полиграф», так называемый детектор лжи, все равно Раскин выкрутился бы, подумалось Горунову.
– Ничего, у меня время есть, проколешься когда-нибудь, Раскин, или, как там тебя, Броутман! Даю слово, я тебя посажу!
– А вы меня не пугайте, гражданин начальник, пуганый. Я свое отсидел! – зубной техник сверкнул потемневшими от ненависти глазами.
– Ты-то за растрату сидел, а если я у тебя золото найду, исключительная мера светит, так что думай, как себя правильно вести! Только не долго думай, не опоздай с раскаянием… – Горунов хлопнул дверью, за ним последовали понятые и парочка оперов.
– Спасибо, товарищи. Отсутствие результата – это тоже результат.
По дороге в отдел Горунов думал о том, что не может человек, когда-то осужденный за экономическое преступление, измениться, даже если отмотал приличный срок. Надо бы надавить на осведомителей – пусть разузнают о клиентах Раскина-Броутмана: куда ходит, с кем дружбу водит, есть ли у него деньги. Уверен, клубочек куда-нибудь выведет. А пока надо подсунуть Раскину живца – надежного потенциального клиента, которому срочно надо поставить золотую коронку.
16
Перед тем как отправиться на любимой 21-й «Волге» в Мурманск договариваться о поставке новой партии яблок, Марк Наумович с Сашей ненароком заглянули в детский дом, в котором по странному совпадению некогда воспитывался и верный водитель Бородина. Несколько ящиков молдавских яблок и закарпатских огурцов, колбаса и конфеты в подарок детям-сиротам – это самое малое, что удалось прихватить с собой. И в таком спонтанном визите не было наносного позерства. Марк Наумович не мог пройти мимо судьбы девочки, живущей в доме по соседству, у которой погиб отец, а спившуюся от горя мать лишили родительских прав.
– Мария Петровна, мне бы с Леночкой повидаться! – после выгрузки подарков Бородин заглянул в кабинет директора детского дома, в котором теперь воспитывалась маленькая соседка.
– Она вас ждет! Спасибо огромное за вашу заботу! Я провожу…
Марк Наумович наклонился к Леночке, обнял ее, погладил по редким волосикам.
– Ну как ты? Нашла друзей?
– Нет… – посмотрела на взрослого соседа худенькая Леночка изумрудными глазами.
– Ничего, найдешь скоро. Этот заяц поможет поскорей подружиться с кем-нибудь.
– Зайка от мамы?
– Конечно, Леночка! От мамы!
– Она скоро приедет за мной?
– Конечно, вылечится и приедет! Обязательно!
Леночка прижала зайку к груди и долго махала вдогонку светлой ускользающей «Волге».