– От сдатчиков сельскохозяйственной продукции. Они привозят огурцы, помидоры, яблоки… А я им цену занижаю, – почти шепотом признавался Фима.
– Что ж они, не знают, сколько огурцы стоят?
– Да знают, конечно, но я-то не сразу их принимаю. Промурыжу несколько дней, дождусь, пока товар на исходе реализации. Сдатчикам некуда деваться, им быстрее ехать надо.
– И сколько от таких махинаций получалось? Смелее, Ефим Ильич, небось со сдатчиками вы посмелее разговаривали?
– По-разному.
– И все-таки?
– Летом по 400 рублей, зимой все зависело от командировок.
– Куда?
– В Молдавию, Узбекистан…
– И что вы там делали?
– Вагоны заказывали… Фрукты перевозили – хурму, виноград, дыни…
– И как на вагонах можно заработать было?
– По-разному. Там инжир, виноград, хурму и орехи покупаешь по одной цене, здесь продаешь по другой…
– Спекулянты вы обыкновенные! Вот что я вам скажу! Хорошо, и куда ваши 400 рублей в месяц расходились?
– Так не в месяц, в день…
– Что в день? – не понял Беспалов.
– 400 рэ в день, но только летом и осенью. Зимой поменьше…
Беспалов побелел от неожиданно нахлынувшего на него непонимания:
– Как в день? У меня, старшего следователя по особо важным делам с высшим юридическим образованием, 95 рублей в месяц, а у тебя, Рыжиков, с пятью классами сельской школы – 12 000? Нет, Рыжиков, ты за это ответишь!
– Я уже отвечаю, гражданин начальник… Не 12, тысяч 10… с выходными…
– Зачем тебе столько денег?
– Денег много не бывает! – понемногу осмелел Рыжиков.
Беспалов в бешенстве нажал кнопку на столе и, как только появился конвоир, процедил:
– Уведите арестованного!
Фима растянулся на шконке, вполне удовлетворенный своим поведением на допросе у следователя. Пусть у него забрали все припрятанное золото царской чеканки, пусть пропала взятка на покупку автомобиля в обход очереди, но он раскаялся в содеянном и рассказал все как есть. Или почти все. И это ему обязательно зачтется, никто не посмеет его расстрелять. Он ведь не уголовник, никого не убивал, просто немножко денег оставлял для себя, для семьи, разве за это расстреливают?
Размышляя так, Ефим Ильич почувствовал голод и потянулся к тумбочке за кусочком копченой колбаски, переданной намедни из старых запасов заботливой женой.
– Фима, что грызешь под подушкой? Колбаску ворованную? А товарищам предложить забыл? – нарушил всеобщую дрему сосед по нарам, которого в камере все звали Петровичем.
– Да, Фима, как-то некрасиво получается, – поддержал Петровича Алексей, сидящий в камере следственного изолятора за попытку на выставке поговорить с американцами на их родном английском языке.
– Ты что не помнишь, что Ленин наказывал делиться?
– А Сталин – иметь свое… У меня последняя колбаса, больше нет, – оправдывался Фима, не желая делиться последним высококачественным продуктом.
– И кому ты рассказываешь? Кто поверит этому жиду? – Петрович нехотя встал, подошел к Фиминой тумбочке и открыл ящичек. – Вот кого раскулачивать пора! Это ж надо, какой гаденыш! Посмотрите, и чай у него есть, и сахар, и пряники! Фима, ты не слышал, как мы все скидывались на общак? Тебе рассказать, для чего общак придуман? Вот у тебя, к примеру, есть продукты сегодня, а завтра их не будет, что будешь есть? Вот для этого, Фима, люди и придумали общий стол, чтобы помогать ближнему…
Петрович взял пачки отборного чая, сахара и кусок сырокопченой колбасы из тумбочки Рыжикова и положил в центр стола.
– Нет, не трогай! Это мое! – закричал Фима, понимая, что у него отбирают последнее. – Это все, что у меня есть, и больше не будет! Я уже все отдал! – Фима двинулся к общему столу, забирая назад колбасу, крупнолистовой цейлонский чай и пачку кускового сахара.
– Да подавись ты своей колбасой, гаденыш!
Фима лег в темноте, молча дожевал колбасу, не подавившись, и уснул беспокойным сном, в котором у него отбирали то деньги, то золото, то колбасу с огурцами.
29
Известие о бешеном количестве нетрудовых доходов в Оршицком райпотребсоюзе так взволновало Беспалова, что он, взмокший от переживаний, с порога у входа в кабинет предложил Кирутину выпить по бокалу пивка. Наконец-то, у него появилась возможность по-настоящему отличиться в деле! Нет, он, конечно, весьма уважаемый следователь в конторе, но, как говорится, шпионов не ловил, а специализировался в основном на расследовании дел, связанных с контрабандой предметов старины и культурных ценностей. Но теперь-то все будет по-другому! О Беспалове заговорят во всеуслышание, отныне ему будут поручать самые громкие расследования, и наконец-то он получит очередное звание! А там можно и до генерала дослужиться!
В пивной за углом, стуча воблой по столу и попивая пиво, разбавленное водкой, Беспалов поведал подчиненному самую страшную историю о том, как можно зарабатывать в Советском Союзе, при этом ничего не делая.
– Так это ж чистая спекуляция, Сергей Александрович! Теперь-то они ответят по закону!
– Ты представляешь, рядовые сотрудники потребкооперации с семью, пятью, а то и вовсе с двумя классами образования получали по 10 тысяч рублей в месяц! А мы с тобой после высшей школы в сто раз меньше…
– Зато мы с вами их теперь посадим, а по 91-й статье им еще и высшая мера светит. К тому же, товарищ капитан, куда они могли потратить эти деньги? Вы не представляете, какие это несчастные люди!
– Это еще почему? – не понял затуманенный амбициозными мечтами о повышении и «подогретым» пивом Беспалов.
– А потому, что самая большая трагедия в том, что наворовать-то они смогли, а потратить в условиях советского дефицита – нет. Даже на покупку «Запорожца» им потребуется разрешение исполкома. Норковые шубы, ондатровые шапки, коньяки, икра… и все! Куда потратить остальное, если квартиры не продаются? А купить автомобиль могут преимущественно члены КПСС с незапятнанной репутацией. Остаются лишь незначительные удовольствия «по блату», вроде брильянтовых колье для жены или любовницы, да и то в маленьком городишке их надо прятать от глаз людских, чтоб не настучали куда следует.
– Подожди, я им покажу, как воровать у государства! Они мне за все ответят…
Ночью Беспалов, лежа на одиноком холостяцком раскладном диване, долго бредил славным карьерным ростом, то и дело повторяя фразу «они мне за все ответят». И снились ему коровы на бойне, колбасные обрезки в цеху да горы гниющих огурцов на каком-то складе. Наутро, проснувшись в холодном поту, измученный жаждой от вчерашнего возлияния, Беспалов пошарил в пустом холодильнике, погрыз пересохший кусок сыра и заварил крепкий чай. От больной с похмелья головы ему захотелось еще более отомстить оршицкой шайке воров, из-за которых в этой стране долго не получится прийти к светлому коммунистическому завтра.
Молодой здоровый организм Кирутина, напротив, не давал сбоя. Бодрым голосом с утра пораньше в следственном изоляторе он начал допрашивать арестованного крупного заготовителя Иосифа Бельковича.
– Год рождения?
– 1924-й.
– Национальность?
– А на кой она тебе?
– Национальность?
– Еврей…
– Образование?
– 7 классов.
– Судимость?
– В 1950 м был осужден за хищение государственного имущества.
– Срок?
– Пятнашка… – простонал Белькович, ковыряя пальцем отметину на обшарпанном столе.
– Рассказывайте!
– Что, гражданин начальник?
– Про свои нетрудовые доходы, Белькович, и не валяйте мне тут ваньку!
– Так это… Главные нетрудовые доходы мы получали от животноводческой продукции…
– Конкретней!
– Уменьшали вес и упитанность скота, нарушали нормы выхода мяса после убоя…
– Дальше…
– Излишки мяса при обвалке и жиловке не учитывали, списывали убыль побольше, делая скидки на гниль, засоренность и влажность. Занижали вес шкур и сортность мяса, закупали кожевенное сырье… без документов, товар недогружали…
Белькович рассказал все как на духу про свои и чужие нетрудовые доходы, про обман сдатчиков, хитрую торговлю на рынках. Говорил сбивчиво и в то же время боясь остановиться, как будто от невынужденной паузы зависело, оборвется ли его жизнь.
– Водички можно попросить?
– Отчего ж нельзя, можно, – Кирутин подал стакан с водой взволнованному фигуранту дела.
– И так каждый набивал свои карманы?
– Ну набивал, так и организация имела прибыль, и проверки показывали, что все благополучно!
– А почему?
– Подкармливали всех.
– И как? Примеры есть?
– Все не упомнить… Скажем, не так давно мы с Глузиным кабана подарили на юбилей ответственному работнику Витебского облпотребсоюза Евгению Викторовичу Жаркову. У Марка Бородина есть свой специальный фонд, мы туда премиальные сдавали… раз в месяц.
– Какой еще фонд? – не понял чекист.
– Фонд Бородина, со складом дефицитных продуктов. Икра, балык, астраханская вобла, спиртное дорогое, норковые шапки отпускаются только по личному распоряжению шефа.
– И кому они отпускаются?
– Так нетрудно догадаться, гражданин начальник! Только в этом году мы раздали должностным лицам около 800 бутылок французского коньяка, экспортной водки и шампанского.
– Так кому они достались?
– Ответственным партийным работникам областного, районного масштаба, прокурору Оршицкого района.
– Это мы проверим. Так, а вы куда нетрудовые доходы прятали?
– Под домом…
– Каким домом?
– Своим, под тротуаром…
– Прямо под асфальтом клад устроили? – брови Кирутина в изумлении поползли вверх. – Придется показать! И без глупостей!
– Я же не отказываюсь, я же понимаю, гражданин начальник! – бормотал Белькович, отвесив нижнюю губу.
Через несколько дней Кирутин повел Иосифа Бельковича на следственный эксперимент к частному дому по улице Перекопской. Грузными ногами бывший заготовитель медленно двигался к родному очагу, в котором прожил счастливо не один десяток лет. Сколько прекрасных мгновений, сколько радости дарила ему верная жена! И сейчас он все, что угодно отдал бы за то, чтобы отведать ее невероятно вкусный борщ! И разве могут сравниться бездушно запрятанные деньги с этим щемящим чувством потерянного счастья?