Заведующий кожевенным складом Моисей Каганович хранил свои ценности в старом чемодане (это слово он писал через у – «чумадан») в подвале у ничего не подозревающих родственников. Ободранная фибровая обивка скрывала семь золотых механических часов, мех выдры, воротники из черно-бурой лисы и котика, две мужские шапки из нерпы, пару сережек с бриллиантами и около десятка золотых ювелирных украшений попроще.
Спустя три недели после злосчастной поездки домой Илья Глузин выдал место еще одного тайника – «беспроцентная» стеклянная банка с сорока тысячами рублей двадцатипятирублевыми купюрами оказалась запрятанной на приусадебном участке у родственника по фамилии Шустер. Вскоре знакомые золотые монеты царской чеканки обнаружились и в огороде у Моты Крансберга.
Так что на очередной встрече с председателем КГБ при Совете Министров БССР генералом Никулкиным, у которого следствие по уголовному делу № 92 было на личном контроле, поскольку им живо интересовался и Первый секретарь ЦК КПБ Петр Миронович Машеров, Беспалов с квитанцией в руке на общую сумму в 65 029 советских рублей, сданных Бельковичем, докладывал об успешном продвижении следствия.
– Так кто больше всего возместил ущерб?
– Белькович, товарищ генерал.
– И где он хранил сбережения?
– На огороде, он даже все тайники толком не помнил! У него их много было. Жена подсказала…
– Как вам кажется, все ли банки найдены?
– Я думаю, не все, потому что у этой шайки-лейки неучтенными были сотни тысяч.
– А кто не сдал?
– Бородин ни копейки не сдал, товарищ генерал.
– Плохо работали с ним?
– Что вы, разные тактики проявляли, но он очень опытный жулик, изворотливый, у него были все данные бухгалтерии, он был руководителем, и к нему шли отчисления.
– Вот именно! Так что надо продолжить работу с ним, его семьей, окружением…
– Товарищ генерал, допросили личного водителя. Некий Александр Горский, из детдома, по его словам, воровали в основном заготовители, заведующие складами. Ну, кто мог красть, немножечко крали. Но сам Бородин не крал – водитель такого не видел…
– Бородин Горского после детдома подобрал, и ты хочешь, чтобы он его топил? Так не бывает… И потом, если Бородин не крал, что он – сливки не собирал? Обыски в квартире проводили?
– Так точно!
– Жену допрашивали? Родственников? Может, у него где-то дальние родственники живут…
– Проверим, товарищ генерал!
– Проверяйте, мне надо наверх докладывать! Свободен!
И Беспалов отправился восвояси разузнавать, каким образом еще можно повлиять на несознательного Бородина.
37
Старший лейтенант Кирутин, отправившись в служебную командировку в Подмосковье к дальним родственникам Бородина, сошел на железнодорожной станции Кунцево и огляделся. Несколько минут назад по перрону сновали дачники с корзинами в надежде наполнить их собранным выращенным урожаем, вслед уходящему поезду лаяли бродячие дворняги, а теперь все опустело, и только ветер шумел вокруг пожелтевших верхушек берез и осин. Куда двигаться дальше, Кирутин понятия не имел: и слева и справа от железнодорожного полотна вдоль леса виднелись узкие тропинки, но какая из них могла привезти к искомой даче, предположить было сложно. Заметив одинокую фигуру в плаще защитного цвета в дальнем конце перрона, Кирутин поспешил за помощью.
– Добрый день, не подскажете, как к дачному поселку Кунцево выйти?
– Их тут несколько, вам к какому? Старому или новому?
– Мне, по всей вероятности, к старому, там, где Кунцевский райисполком, – наобум отрапортовал Кирутин.
– Это теперь исполком, а раньше, до революции, это была дача банкира Адольфа Юнкера, известного в России буржуя. Однако здесь теперь нечасто вспоминают это имя, сразу после национализации о нем позабыли. И только такие старые люди, как я, помнят…
– Вы что же, родственник банкира?
– Ну, в каком-то смысле мы все родственники, хотя какая разница теперь… Вам, молодой человек, налево, дойдете до поселка и в самом центре увидите двухэтажный особняк.
– Спасибо!
Кирутин поспешил свернуть на узкую протоптанную тропинку и минут через десять уперся глазами в памятную вывеску, которая свидетельствовала о том, что в этом доме в 1918–1920 годах бывал на совещаниях и конференциях вождь мирового пролетариата.
– Извините, товарищ Кирутин, что не удалось встретиться на вокзале, – незаметно подкрался коллега из столичного ведомства. – Поздно сообщили, а по Москве даже на служебном транспорте быстро не получается. Разрешите представиться, лейтенант госбезопасности Прокофьев.
– Здравствуйте, лейтенант. И что же на даче известного банкира делал Ленин?
– Вам уже известно про банкира? Похвально. На самом деле нас интересует совсем иное здание неподалеку – видите, на пригорке виднеется деревянный двухэтажный особняк? Там и живут родственники человека, которым вы интересуетесь. Троюродным дядей приходится, по всей видимости.
Чекисты подошли поближе к крепко сбитому забору особняка семейства Троекуровых. На двадцати пяти сотках раскинулся густо посаженный фруктовый сад, на яблонях которого красовались краснощекие крупные плоды. То там, то сям опавшие листья оголили стволы деревьев, кустарников, и деревянный особняк, построенный в старом русском стиле с множеством открытых террас, на которых, надо полагать, хозяева распивали чаи в хорошую погоду, открылся во всей красе.
Гости отворили калитку, залаяла собака, из-за оконной занавески тут же выглянула немолодая женщина и спряталась. А через минуту на крыльце показался хозяин в кирзовых сапогах.
– Товарищ Троекуров? – поинтересовался Прокофьев, продемонстрировав служебное удостоверение. – Роман Аркадьевич, товарищ к вам из Минска прибыл, у него к вам несколько вопросов накопилось.
– Проходите, коли так, в дом, – холодно отреагировал Троекуров.
В доме пахло пирогами, недавно вымытым полом и натопленной печью. У парадной двери Кирутин аккуратно снял ботинки, изрядно испачканные лесными тропами, спрятал обнаруженную только что дырку на носке и осторожными шагами прошел в гостиную. Хозяин молча указал на стулья посреди комнаты у покрытого белоснежной скатертью круглого стола.
– Чаю?
– Не откажусь, спасибо! – Кирутин попытался навести контакт с Троекуровым.
– Мила, будь добра, принеси гостям чаю, – властно скомандовал Роман Аркадьевич кому-то за дверью.
Через несколько минут повисшего в доме молчания женщина с гладко зачесанными волосами поставила на стол поднос с красными в белый горошек чайными чашками, заварник и розетку с вареньем.
Троекуров благодарно кивнул помощнице и прервал молчание:
– Так что же вас интересует?
– Нас интересует, Роман Аркадьевич, бывал ли здесь ваш родственник Бородин Марк Наумович.
– Ну конечно, с малолетства, чуть ли не каждое лето. А что такое?
– А в последнее время давно ли бывал и как часто?
– И в последнее время навещал… А что такое?
– Мог ли он случайно или специально оставить здесь какие-то деньги, драгоценности?..
– Вы знаете, молодой человек, я пенсионер союзного значения, у меня большая пенсия, кроме того, я пишу мемуары, публикуюсь, у меня солидные гонорары, – начал терять терпение Троекуров, – вы можете мне сказать, что случилось?
– Дело в том, что Марк Наумович арестован, ему предъявлено обвинение в организации хищения социалистической собственности в особо крупных размерах – в целом он с подельниками похитил у государства около миллиона рублей, и всем им грозит высшая мера наказания.
– О господи, – растерялся Троекуров.
– Может быть, вы вспомните, оставлял ли Бородин какие-либо тайники здесь на участке или в доме? Помогая следствию, вы можете спасти ему жизнь.
– Нет, уважаемый, ничем, к сожалению, я вам не помогу, поскольку ничего Марк у нас не прятал. Я бы очень хотел помочь следствию, но, боюсь, не по адресу вы обратились. Марк никогда ничего не брал чужого, разве что в детстве, когда ему было лет десять, он однажды залез к соседям за яблоками, его поймали и не пристыдили, а наоборот – угостили яблоками и чаем с вареньем. Насколько я помню, он на всю жизнь запомнил урок, что воровство, как и любое преступление, должно быть наказано.
– Что ж это за наказание – чай с вареньем?
– Если человек совестливый, ему стыдно станет за свой проступок, он будет переживать, тем самым искупая вину. А уж коль люди вместо упреков к нему со всем уважением, то, поверьте, стыд проявится молниеносно.
– Вы уверены, что на вашем участке нет тайников? – прервал философию Троекурова Кирутин.
– Абсолютно, впрочем, вы можете привезти ордер на обыск и проверить. Но я вас уверяю, потратите зря время. Марк никогда ничем подобным не стал бы заниматься. Это какая-то ошибка.
– Время покажет, кто ошибается. Что ж, не будем вас задерживать.
Кирутин поблагодарил за чай и удалился первым, не желая, чтобы кто-то заметил дырку на носке.
Некоторое время в шумном вагоне он размышлял над тем, как можно заставить Бородина сдать награбленное, но, выйдя из электрички, распрощался на Белорусском вокзале с Прокофьевым и тут же уснул в скором поезде мертвецким сном.
38
Возвращаясь из прогулочного дворика, Бородин за порогом железной двери камеры неожиданно растянулся на чем-то скользком. Заныло разбитое правое колено, но самое неприятное и унизительное было в брошенной на пол прямо перед носом мокрой половой тряпке, издававшей едкий запах мочи. Бывалому человеку нетрудно было догадаться, чьих рук эта мелкая пакость: вот уже несколько недель к нему цеплялся так называемый «смотрящий» в хате – непонятно каким ветром оказавшийся в камере КГБ чистый уголовник по кличке Топор. Погоняло свое он получил давно за характерную отметину на щеке, полученную ударом топора за неудачное ограбление на рынке. Сам-то Топор, разумеется, в подобной мелкой пакости пачкаться не стал бы, а вот подослать очередную шестерку, чтобы лишний раз показать, кто в доме хозяин, было в его стиле.