Под всеобщий гогот сидельцев Топор оживился:
– Кто-то у нас на…сал прямо на бороденку всемогущему жиду?
– А может он сам и обо…цался? – подпел «смотрящему» экономист и взяточник Шурик.
– Нет, Шуряк, жиды на такое не способны, они – само терпение, им бы только убирать за тем, кто на…сал! – Топор вплотную подошел к Марку Наумовичу, пытавшемуся отмыться после неудачного падения у умывальника, приставил нож к горлу со словами:
– Быстро убери тряпку, жидовская морда!
Бородин несколько секунд стоял молча, раздумывая, что делать, а потом молниеносно подсек наглого обидчика под колено, отбрасывая нож к двери, заломал руку за спину и положил на пол.
– Я таких, как ты, в сорок втором давил, как блох! Не успокоишься, я помогу успокоиться навеки! – Бородин давил на горло Топору до тех пор, пока тот не захрипел, но тут металлические двери загрохотали и послышался мерзкий голос вертухая:
– Бородин, на выход! Что тут у вас? Быстро убрать, пока в карцер не попали!
Топор отряхнулся и прошипел уходящему Бородину:
– Ты труп!
На свидании с личным адвокатом Марк Наумович ни словом не обмолвился о тех условиях, в которых он содержался последние несколько недель, – любая подобная запрещенная информация грозила тут же прекратить долгожданную встречу. Опытный юрист Родион Маркович Родкин был давним знакомым Бородина, но к услугам в качестве адвоката Бородин прибегал впервые, да и то не без помощи жены Сони.
Импортный серый твидовый костюм-тройка на фоне белого воротничка-стойки безупречной сорочки и импозантная внешность седого уверенного в себе человека казались в обшарпанном кабинете для допросов чем-то нелепым и космическим.
– Как моя семья, Родион Маркович?
– Все более-менее сносно, учитывая обстоятельства. Соню с работы, слава богу, не попросили, времена не те, дети здоровы… Вам приветы большие и надежды на лучшее. Следствие добивается от вас чистосердечного признания, выдачи денег, золота. От этого зависит ваша жизнь, увы…
– Я не могу отдать то, чего не брал. Многочисленные обыски и проверки ведь результатов не дали?
– Нет…
– Денег и богатства нет. Вам хорошо известно, что я с семьей жил на свою зарплату и зарплату жены, которая работала в библиотеке. Вся прибыль шла на расширение производства. Я виновен только в том, что работал в этой системе. А система не прощает тех, кто выше нее.
– И все же я советую вспомнить моменты, связанные с высокопоставленными людьми, подарки какие-то, быть может, взятки…
– Вы думаете, это поможет, коль велико желание меня утопить? И потом, когда пахнет жареным, «нужные» люди никогда не спешат на помощь, чтобы не утонуть самим, неужели это не ясно как божий день?
– А Косыгин? Вы ведь дружны были с ним?
– И здесь ключевое слово «были». Вы полагаете, с ним не был согласован мой арест?
– Ну надо же что-то делать, Марк Наумович!
– Думайте, Родион Маркович, вы – опытный адвокат! Теперь моя судьба в ваших руках. Мне здесь долго не протянуть.
В два часа ночи Марка вызвали на допрос. И в это время Бородин не спал, поскольку был готов бодрствовать из-за стычки с Топором, от него теперь можно было ожидать чего угодно. Кирутин встретил подследственного ласково, даже чаю предложил выпить… и поговорить по душам. Однако прозорливому подследственному показалось последним делом попадаться на крючок следователя из системы, и от эдакой гуманности напоказ Марк отказался.
– Курите? Угощайтесь!
– Спасибо, у меня свои есть.
– Так у вас «Прима» небось, неужто от сигареты с фильтром откажетесь?
– Я на фронте привык без фильтра.
– Ну, как знаете… Марк Наумович, а вам привет от вашего дядюшки – Троекурова Романа Аркадьевича.
– Интересно. Благодарствую. И там искали, но не нашли…
– Ну не совсем, просто спросили пока, но, если понадобится, отыщем и иголку в стогу сена.
– Трудно отыскать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.
– Вы шутите? Вашему самообладанию можно позавидовать! Так может, вы сами вспомните, где спрятали награбленные деньги?
– И рад бы вам помочь, да нечем. Не прятал я того, чего нет. Все вкладывал в производство и помогал нужным людям. Вы слышали поговорку: не подмажешь, не поедешь? Это как раз тот вариант.
– Это кто же, по-вашему, нужные люди?
– Должностные лица и представители власти. Мы собирали подарки – наборы из дефицитных продуктов, которые развозили по квартирам руководства области. К примеру, руководителю бюро товарных экспертиз Всесоюзной торговой палаты Пашкевичу, председателю Витебского облпотребсоюза Жаркову, потом в Минск Соколову, главе нашего ведомства, первому секретарю обкома партии, прокурору области Дунаенко и простым сотрудникам прокуратуры, работникам ОБХСС и ГАИ. Фамилии громкие, и вам они хорошо известны. От них зависело, насколько долго и успешно мы будем работать…
– Я понял, вы таким образом покупали результаты проверок…
– Называйте как хотите, но все эти люди давно привыкли к подношениям, полагая, что за просто так и прыщ не вскочит.
– Давайте попробуем подсчитать – мне же надо отразить это в протоколе.
– За все годы это примерно 25 тысяч рублей, не больше. Да еще 1820 на покупку мотоцикла, холодильника, магнитофона для подкупа чиновников…
– Из похищенных 750 тысяч рублей всего 25? Не смешите меня, Марк Наумович!
– И все же… Мне добавить нечего.
– Посмотрим. Нам некуда спешить. Увести! – раздраженно скомандовал Кирутин конвоиру.
Беспалов сменил Кирутина в три часа ночи и сразу же вызвал на очередной допрос Бородина. Надо полагать, отныне тактика следствия была такой – не давать спать бесконечными беседами, суть которых сводилась к одному вопросу: где деньги? Вопросы тысячу раз повторялись в расчете на усталость, озлобленность подследственного и случайную оговорку на подсознательном уровне. Сколько продолжалась беседа нервного следователя, Марк не мог сообразить: уставшие глаза слипались, страшно хотелось спать, и все же изнурительное времяпрепровождение в кабинете для допросов в какой-то мере избавляло от назойливых притязаний «смотрящего» Топора. А следователь по особо важным делам Беспалов раздражался все больше и больше: мол, самый главный идеолог и спекулянт слишком много себе позволяет.
– Сколько ты будешь притворяться, Бородин? Неужели ты до сих пор не понял, сука, ты не жилец на этом свете! Вышка тебе светит! – Беспалов в отчаянии схватил жертву за кудрявые пряди волос.
– Поживем – увидим, – прошептал Марк, проглотив накатившую слюну.
Последовал удар под дых, еще один, и еще… Упав со стула, Марк закрыл голову руками и прижал ноги к животу, пока сапоги капитана безжалостно вбивались в тело.
Очнулся Марк Наумович от воды, которую кто-то плеснул на его окровавленное лицо. Облизав засохшие губы, он пытался понять, сколько пролежал без сознания. В окне за решеткой ярко светила яйцеобразная луна, в коридоре едва слышны были знакомые шаги конвоира.
– Очнулся? Вспомнил, где деньги?
– У меня их нет…
– Ничего, скоро и не такие секреты раскроешь! Конвой! В карцер!
Под утро, чтобы выбить признание, Беспалов решил использовать еще один надежный метод: посадить Бородина в карцер с большими крысами. В весьма ограниченном пространстве на холодном цементном полу невозможно было спать лежа, разве что только присесть на корточки, но в этом случае бороться с огромными серыми крысами приходилось стоя. В кромешной тьме трудно было понять, в какой именно момент нападет на арестанта та или иная голодная бестия. Так что Марк дожидался, пока какая-нибудь крыса не вопьется в ногу, хватал ее за хвост и, насколько позволял размах руки, вбивал в стену. В это время на него нападали другие не менее голодные особи. Марк Наумович, потеряв счет времени, не мог понять, сколько продолжалась борьба. От нахлынувшего чувства самосохранения Бородин даже испытал некоторый прилив адреналина, а потом, обессиленный, присел на корточки, прислушиваясь к ноющим искусанным ногам и пытаясь понять, всех ли гадов он изничтожил, но как только сонные глаза сомкнулись, послышалась сирена и включился мигающий ослепляющий свет. Через какое-то время Марку послышалась музыка в ушах, и он понял, почему в народе карцер назвали музыкальной шкатулкой. Казалось, вот-вот он не выдержит пыток и тронется умом… Но силы Марка не были изведаны до конца…
39
Наконец железная дверь карцера открылась, и Бородина вновь повели на допрос к Кирутину. «Добрый» следователь в который раз попытался расколоть Марка Наумовича на деньги, скромно извиняясь, что порой следственной группе приходится прибегать к не самым красивым методам, но для достижения результата, как известно, все средства хороши.
– Сколько бы меня ни пытали, ничего нового я не скажу. Денег у меня нет.
– А куда ж они делись? К вам же стекались все финансовые ручейки!
– Не понимаю, о чем вы, – спокойно, глядя в глаза, упорствовал Марк Наумович. Его глаза ввалились, нос с легкой горбинкой заострился, избитое лицо светилось ссадинами и синяками, но дух не был сломлен. – Я говорил уже, что виноват лишь тем, что с малолетства вкалывал, был хозяином своего дела и делал людям добро.
– Спекулянт, ты наживался на людях! Добро он делал! – малая часть наигранной доброты кончилась, и Кирутин набросился на Бородина со словами:
– Опять в карцер хочешь? Смотрите, какова миссия, праведника из себя изображает! Конвой!
Путь до следующего карцера оказался длиннее, поскольку на этот раз на Марка надели смирительную рубашку, подобную той, какую обычно используют для душевнобольных в психиатрической лечебнице. Для чего был нужен такой белый наряд с длинными рукавами, завязанными на спине, Марк Наумович понял лишь тогда, когда в очередном карцере его облили ледяной водой: так достигался эффект, будто грудная клетка зажата между буферами вагонов. Зубы стучали, голова разламывалась. Из-за нескольких суток без сна земля уходила из-под ног. Бородин закрыл ввалившиеся большие глаза и как будто наяву увидел картину из своего военного прошлого.