– Мой дядька любил повторять: ни одно благодеяние не остается безнаказанным. Я к тому, что ты, быть может, уже забыла о своем трагикомическом спасении…
– Разве такое забывается? – Жанна закрыла густо накрашенные глаза, чувствуя, как хмель пробирается в голову.
Пару лет назад, как только она оказалась в столице и не поступила в институт, решила, что возвращаться в маленький провинциальный белорусский городок нет смысла, потому как кроме глубоко пьющих родителей больше там ее никто не ждал. И однажды, выйдя на Парковую магистраль из университетского общежития, куда ее поселили на время вступительных экзаменов, абитуриентка-неудачница столкнулась с ухоженной шикарной красавицей на шпильках, с ног до головы разодетой в импортные дорогие шмотки.
Знакомые девчонки из общежития, видя, каким восхищенным взглядом красавицу провожают проходящие мимо мужчины, поведали Жанне, что девица-красавица работает неподалеку валютной проституткой в гостинице «Юбилейная». Недолго думая, Жанна решила в корне поменять провинциальную жизнь на яркую, пахнущую дорогим парфюмом, загадочную жизнь валютчицы, пусть даже для этого придется торговать своим телом. «Неважно, чем торговать! Всё лучше, чем продавать немытую картошку на борисовском рынке», – подумалось Жанне, и она двинулась на поиски той самой красавицы в гостиницу «Юбилейная».
Прождав до душного безветренного глубокого вечера, Жанна наконец приметила выходящей из гостиницы ту самую валютную красавицу и засеменила навстречу.
Девушка легкого поведения по имени Катя оказалась на редкость отзывчивой и пригласила к себе в гости на съемную квартиру. Быстро усвоив несколько уроков макияжа и новомодного стиля одежды, Жанна получила безоговорочное согласие на работу у Ирины, которую все звали «мамочкой».
И вскоре вчерашняя абитуриентка вступила в профессиональный союз валютных проституток и отдала долг отзывчивой Катерине за купленные импортные вещи.
С этого времени и Жанна начала постоянно ловить на себе восхищенные взгляды прохожих, в ее кошельке завелись неплохие деньги, так что она смогла позволить себе носить незаштопанные колготки под джинсами и ездить в такси.
Через несколько месяцев успешной работы на валютном поприще «мамочка» отправила Жанну в гостиницу к очередному богатому клиенту из Болгарии. А тот взял да и умер в постели прямо под Жанной. В ужасе, прикрывшись простыней, она растерянно постучалась в соседний номер и стала умолять о помощи холеного молодого парня в белой шелковой рубашке. Так она познакомилась с Никитой, который не только успокоил девушку, но и угостил шампанским, а после отправил домой и вызвал милицию, рассказав человеку в погонах, что его старый знакомый из Болгарии страдал стенокардией и выпил лишнего, ненадолго оторвавшись от постоянного присмотра ревнивой жены. Вот почему неожиданно ему стало плохо, Никита стал звонить в скорую, но было поздно: иностранный гость умер.
На следующее утро после трагического инцидента Жанна вернулась в гостиницу с благодарностью к Никите, спасшему ее от ненужных милицейских протоколов и возможного срока наказания за валютную проституцию и, не дай бог, за непредумышленное убийство.
С тех пор каждый свой приезд Никита вызывал Жанну провести с ним очередной незабываемый вечер, плавно переходящий в ночь.
Отвлекшись от нахлынувших воспоминаний, Жанна дотронулась до плеча своего спасителя:
– Что ты хотел?
– Хочу попросить тебя ребенка из садика забрать…
– Только и всего? Я не знала, что у тебя есть ребенок.
– У меня – нет. Это моего брата дочка.
– Ну хорошо, а когда?
– Сегодня, часиков в пять, когда добрые воспитательницы детишек выводят погулять. Только ты оденешься не так, как всегда, чтобы не привлекать внимание бдительной общественности. Я приготовил тебе одежду, в коридоре, в шкафу…
– Сейчас посмотрю! – Жанна выпорхнула из простыни и на цыпочках прокралась к шкафу. – Боже мой, что это за уродство? Как это можно носить?
– Милая, так одеваются все среднестатистические продавщицы нашего родного городка.
– Жуть, я такая нелепая в этом одеянии… – Жанна надела мешковатые джинсы, сильно зауженные книзу, поверх черную майку, серый плащ с большими накладными карманами и стоптанные кроссовки. – Может, еще платочек на голову, чтобы вообще никто не признал красавицу Жанну?
– Ты права, надо что-то на голову надеть. Давай беретик возьмем.
– Настоящее пугало, честное слово, но что ни сделаешь ради мужчины, который когда-то спас меня от тюрьмы!
– Вот именно. Губы не крась, и вообще макияжа поменьше.
Посмотри на фотографию девочки. Ее зовут Оксанка, ей три года. И эти сосульки с собой возьмешь, девочка их очень любит!
– Как скажешь!
16
В начале шестого переодетая в привычный для провинциального города скромный среднестатистический серый плащ, джинсы и вязаный берет с кроссовками Жанна подошла к игровой площадке у здания детского сада, быстро глазами отыскала девочку:
– Оксанка, иди ко мне!
Девочка удивленно посмотрела на незнакомую тетю:
– А вы кто?
– Я – твоя тетя, не помнишь меня?
– Нет… Счас моя мама плидет… – девочка присела в песочнице доделывать куличик.
– Мама попросила меня сегодня тебя забрать из садика, смотри, какую большую сосульку она тебе передала!
Оксанка взяла огромную полосатую сосульку, развернула немного прилипшую целлофановую обертку и попробовала на вкус.
– Пойдем домой?
– Пойдем… – малышка дала руку «доброй и заботливой» тете, и они вместе направились по направлению к дому.
Через полчаса возле детского сада появилась Марина и, не найдя свою дочь на улице, подошла к воспитательнице в дутой спортивной куртке.
– Здравствуйте, а где Оксана?
– Вы же ее забрали!
– Как это?
– Я видела, как вы подошли к песочнице, в которой играл ваш ребенок, и ушли с ней домой.
– Вы в своем уме? Я только сейчас с работы иду! Кто забрал моего ребенка?
– Не делайте из меня дуру: вы же ее и забрали, уже даже переодеться успела…
– Подождите, вспомните, во что была одета женщина, которая забрала моего ребенка!
– В серый плащ, на голове берет такой вязаный, голубые джинсы, кажется… Всё, как у тебя, милочка!
– Я вызываю милицию, вы что, не понимаете: у меня украли ребенка!
– Что ты такое говоришь: кому понадобилась твоя дочь? Может быть, твои родственники забрали, кто-то на тебя похожий…
Перепуганная Марина кинулась вовнутрь здания детского сада, чтобы позвонить Даниле, но вспомнила, что сама намедни вырвала шнур и разбила телефонный аппарат. Она рванула домой, все еще надеясь, что это какая-то ошибка: может быть, Данила забрал Оксанку, может быть, Вера Иосифовна, а может, это бывший муж решил таким образом поиграть на ее нервах? Не помня себя, она добежала до дома, через ступеньки допрыгала до третьего этажа и у двери сделала два коротких и три длинных звонка.
– Оксанка дома?
Дверь открыл еле стоящий на ногах Федор Васильевич в белой майке-алкоголичке и длинных семейных трусах.
– Чё? – не понял вопроса хозяин.
– Оксанка дома? – закричала в истерике Марина.
– Пиво принесла? Чё орешь?
– Какое пиво, Федор Васильевич, у меня дочь пропала!
– Мы все пропали… Мне нужно пивка выпить! – еле слышно пробормотал плохо соображающий отец Данилы и нетвердой походкой вернулся в свою комнату.
Марина метнулась в квартиру, но там никого не было. Холодея от ужаса, женщина выбежала на улицу, обыскалась в соседних дворах, но тщетно: загадочной тетки, так похожей на нее, и родной дочурки с белокурыми кудряшками нигде не было.
Марина вернулась к подъезду, заметив Веру Иосифовну и Данилу с сумками.
– У меня ребенка украли… – еле слышным грудным голосом прошептала потухшая Марина. – Я чувствую, это его рук дело! Ты слышишь, он украл моего ребенка! – в истерике закричала она, схватив за ворот куртки Данилу. – Как ты мог это допустить? Что мне теперь делать? А если с Оксанкой что-то случится? Ты не помнишь, он грозился голову нам всем отрезать!
Марина опустилась на скамейку и беззвучно зарыдала, сотрясая плечи.
– Пошли к нему, Марина, он у меня ответит! – решительно схватил Марину за руку Данила.
В два счета они оказались у квартиры Мазовецкого.
– Послушай, мразь, отдай ребенка, зачем ты вмешиваешь ее во взрослые дела? – накинулась обезумевшая Марина на открывшего дверь Мазу. – Где она?
– Спокойно, гражданочка, спокойно, без шума и истерик.
Вашего спиногрыза у меня нет. Это было бы слишком просто, я же предупреждал, что ничем хорошим это не закончится!
– Отдай девочку, Никита! Со мной можешь делать все, что захочешь, а девочку зачем мучить?
– Ее вы получите, как только вернете долг. И не вздумайте обращаться в милицию, тогда уж точно девчонку потеряете навсегда! Ей бы жить да жить… – усмехнулся Маза и захлопнул дверь перед обессилевшими от горя Мариной и Данилой.
17
Еще в подъезде Люба, пятнадцатилетняя сестра Гарика Василевича, услышала отчаянный плач ребенка, явно доносящийся из их квартиры.
– Гарик, о-о-о-откуда у-у-унас ребенок? Чья э-э-э-эта девочка?
– сильно заикаясь, с порога накинулась с расспросами сестра, морально и психологически до конца не успевшая справиться с совершенным над ней надругательством.
– Маза велел подержать у себя. У меня уже от этого крика голова разболелась. Успокой ее!
– Ка-а-а-ак Маза? Ты с ним о-о-о-опять? После всего, что-о-о-о-о-о-о-он с-с-с-сделал? – Люба подошла к белокурой зареванной девчушке, подтянула спустившиеся до колен колготки, погладила по головке и прижала к себе, но малышка заплакала сильнее. – Ка-а-ак те-е-ебя зовут?
– Я к маме хочу! – громко запищала Оксанка, и соленые слезы градом полились по пухлым раскрасневшимся щекам. – К маме! К маме! Ма-ме…
– Ти-и-ише, не плачь, д-д-д-девочка, если т-т-ты помнишь, г-г-г-где живешь, я т-т-т-тебя отведу… Т-т-т-ты не плачь, а то придет злой Маза и у-у-у-у меня ничего н-н-н-не п-п-п-получится.