ся… Вот и следователь пришел на помощь…»
– Один дома? – отвлек от героических мыслей Гарика Морозов.
– Да… Родители в отпуске, на днях возвращаются.
– Тебе такой человек по фамилии Мазовецкий знаком?
– О да…
– Играл с ним?
– Пришлось однажды…
– Много проиграл?
– Много…
– И сколько?
– Четыре тысячи триста…
– Отдал?
– Откуда? Только сейчас договорился, в долг возьму тысячу…
– А остальное?
– Там видно будет. Лечить меня будете?
– Скорее наоборот. Мазовецкий выбивал долг?
– А как же!
– Бил?
– И не только. Сестру мою пятнадцатилетнюю на моих глазах изнасиловал…
– А ты что?
– Что я? Повеситься хотел, да люстра не выдержала.
– Что ж не повторил трюк?
– Издеваетесь? А что было делать? Этот ублюдок издевается надо мной как хочет!
– И ты решил отомстить и убить его?
– Вы что? – поперхнулся от неожиданного вопроса Василевич.
– Мазу убили?
– Да нет, он-то как раз жив, но погибла случайная девушка.
– Жаль, я бы хотел, чтобы он сдох. Но на такой поступок я не способен пока. Считай, две или три недели пил беспробудно, раскис, как баба… И вы знаете, как-то нелепо так проигрался, хитро он затянул меня в игру, одноклассничек, чтобы я еще когда-нибудь с кем-нибудь сел играть в карты!
– Я понял, на всякий случай не уезжай никуда из города. Будь здоров и не кашляй!
– И вам не хворать!
28
Тем временем неповоротливый Смирнов проявил небывалые чудеса рвения и выведал, что все гастролеры, фигурирующие в списке Мазовецкого, в течение всего апреля месяца прилетали в Минск самолетом или прибывали поездом и после проведенных в местном катране игр через пару дней благополучно отправлялись по своим делам дальше. Исключение составил лишь один – москвич Семен Скорповский, по кличке Скорпион, задержанный за фарцовку возле столичного ГУМа и по этой причине пребывающий в следственном изоляторе.
Таким образом, версия о причастности заезжих катал к покушению на убийство отпала, по крайней мере, отступила на дальний план, поскольку мала доля вероятности, что именитые каталы могли нанять кого-то для устранения малоизвестного белорусского конкурента. Возможность такая все же существовала, но при этом каким-то невероятно загадочным виделся возможный мотив.
Оперуполномоченный Латышев отправился по адресу к Федоровым, однако в квартире номер 26 никого не оказалось, и опытный старший лейтенант по обыкновению собрал первичную информацию о жильцах этой квартиры от соседей. И поскольку он не мог предположить, где искать бывшего одноклассника Мазовецкого, тунеядца Данилу, милиционер поспешил к продуктовому магазину, в котором работала сожительница Данилы Марина Петрикова.
Как только Латышев показал служебное удостоверение симпатичной длинноволосой блондинке в джинсах, торчащих из-под форменной одежды продавца, девушка побледнела и как подкошенная свалилась на стул.
– Я ждала вас, – еле слышно прошептала Марина, нервно царапая ногтями колено.
– Вас есть кому подменить? – пока еще не понимая сути признания, Латышев приготовился к серьезному разговору.
– Алевтина, – позвала Марина, не отрывая взгляда от милиционера, – подмени меня!
– Слушай, красавица, каждый должен нести свой портфель! – выглянула из подсобки бухгалтерша и осеклась, заметив незнакомца.
– Это за мной, из милиции, нам надо поговорить. – настаивала Марина.
– Да-да, говорите, идите в подсобку… – понимающе откликнулась Алевтина, и Латышеву показалось, что лишь ему одному неведомо, о чем будет предстоящая беседа.
– Вы курите?
– Да, немного… – Марина закурила «Орбиту», чтобы легче начать непростой разговор. Дрожащий голос ее вдруг охрип и от напряжения стал на несколько тонов ниже.
– …Они играли где-то на квартирах, и Данила крупно проигрался. Долг отдать не мог, а Мазовецкий угрожал… Угрожал пьяным голосом по телефону голову отрезать нам всем, несколько раз избил Данилу до полусмерти, а потом украл в детском садике мою трехлетнюю дочь. Ему какая-то девица помогла, переодевшись в похожую на мою одежду… Чудом моя девочка спаслась, благодаря сестре Василевича… Когда я услышала, что одна девушка убита, у меня жизнь наполовину кончилась. С этим страшно жить!
– Как вы узнали?
– Одна женщина в магазин прибежала, ей надо было добираться до работы через вокзал, где все это случилось, и все рассказала. Я уже поняла тогда, что это что-то наше. Она сказала, что погиб человек, двое пострадавших – мужчину взрывной волной со стула подняло и колени порезало стеклом, а женщина ослепла.
– Вы посылку отправляли на Минском почтамте?
– Да.
– Обратный адрес какой написали?
– Свердлова, 1.
– Почему указали этот адрес?
– Чтобы нас не нашли…
– Кто был вместе с вами? Свидетели утверждают, что вы не были в одиночестве.
– Данила Федоров, мой муж.
– Но он вам не муж… Впрочем, это неважно… Уже по тому осколку, который лишил жизни молодую женщину, было ясно, что это самодельное взрывное устройство. С учетом того, что оно должно было сработать при открытии, человек, который его изготовил, должен был обладать определенными навыками. Кто делал взрывное устройство?
– Я…
– Откуда вы узнали, как его можно изготовить? У вас есть подобные кустарные навыки?
– Литературу читала, изучала… Литературы много, район у нас криминальный…
– Вы понимали, что посылка могла взорваться где угодно, в любой момент, как любое самодельное взрывное устройство?
– Нет, я думала, она взорвется, когда Мазовецкий посылку откроет… Выбор был такой: либо я, либо смерть. Сроки подгоняли, это тоже вселяло какую-то панику. Был такой мандраж, но в душе я думала: а какая разница, сейчас она взорвется или нас потом убьют. Выбора не было, либо так, либо так.
– У вас же ребенок есть, о нем вы не подумали?
– Глядя на то, как этот картежник издевается над Данилой, над всеми нами, я о ребенке не думала. Я спасала себя и свою семью. Дома посылку обшивала, но неправильно что-то сделала, и у меня ее не приняли. И такая вдруг появилась внутренняя радость, не приняли, значит, не получится, я поеду домой, этого ничего не будет. Уже была готова признать, что ничего не получается, и надо ехать домой, но тут приемщица на месте предложила: «А давайте мы ее обошьем сами!» И на почтамте сразу обшили посылку другой тканью поверх моей.
– Я вызываю наряд, потому что обязан вас арестовать.
– Понимаю… но надо сообщить моим родителям, чтобы они Оксанку из садика забрали…
– Я сообщу, не волнуйтесь, напишите номер телефона.
Вскоре прибывший наряд милиции увез задержанную Петрикову в изолятор временного содержания, а Латышев отправился за Данилой, пока молодой человек не сбежал в неизвестном направлении.
– Мне нужен Данила Федоров! – произнес Латышев открывшей дверь женщине в кухонном переднике поверх домашнего халата в разноцветный цветочек.
– А вы кто?
– Из милиции. Старший лейтенант Латышев.
– Ох… Я как-то и не сомневалась, что этим все и закончится… Проходите, сейчас он выйдет из ванной. – Вера Иосифовна не сопротивлялась уготованному сыну невеселому будущему.
– Мам, есть, что поесть? Здрасьте… – мокрый Данила вышел с полотенцем в руках и осекся, заметив нежданного гостя.
– Собирайся, Федоров, я за тобой!
– Понял, гражданин начальник, пожрать успею? Там ведь не накормят?
– Валяй! И мне чайку налей в таком случае!
На маленькой кухне, пока Данила уплетал мамину котлету с макаронами, Латышев, попивая крепкий чаёк с шоколадкой, поинтересовался, где тот работал в последнее время.
– На спичечной фабрике…
– Почему ушел?
– Платили мало, вот и ушел…
– Много проиграл Мазовецкому?
– Много… Да и не проиграл, а играл с ним в одни руки, а он, гад, все равно на меня долг повесил.
– Так ты еще и мошенник?
– Это почему еще? Я помог Мазе, только и всего.
– А кто взрывное устройство делал?
– Маринка.
– Откуда она могла знать, как его делать?
– Не знаю, начиталась книжек, должно быть.
– Чья идея была?
– Это она все придумала, чтобы меня спасти…
– И не жалко тебе ее? У нее же маленький ребенок!
– Она же не хотела, чтобы так случилось. Надо было как-то Мазу остановить…
– Но ты же мужик, что ж ты за бабью юбку прячешься?
– Я не прячусь… С чего Вы взяли? Ладно, пойду вещички соберу…
Заплаканная Вера Иосифовна еще долго провожала сына, наблюдая в распахнутом окне за тем, как великовозрастную ее кровиночку в наручниках опять, как много лет назад, провожали до милицейского УАЗика и увозили в сторону ИВС.
– Мать, дай пива! – потребовал вышедший из своей изолированной конуры временно протрезвевший Федор Васильевич. И Вера Иосифовна зарыдала пуще прежнего, понимая, что отныне она обречена на несчастную одинокую жизнь с пивным деградирующим алкоголиком, жизнь, в которой больше не будет слышен детский смех кудрявой Оксанки.
29
Горячая кружка с крепким чаем остывала на казенном столе.
Марина сидела, неподвижно уставившись на неизвестно каким образом оказавшуюся вмятину на алюминиевой посудине. Ей, безусловно, было жаль свою малолетнюю дочь, которую отныне будут воспитывать бабушка с дедушкой, но еще больше ей было жаль Данилу… Сердце разрывалось только от одной мысли, что теперь ее любимого, ранее судимого, после гибели почтальонши ждет настоящая смертная казнь… Разве она может допустить это? Как же ей жить после этого? И Марине тогда жить незачем… А Оксанку воспитают родители, они еще не старые… Как-нибудь справятся…
– Петрикова, на выход! – скомандовал чей-то голос за массивной железной дверью с глазком.
– Руки за спину! Вперед! – обладатель все того же голоса подталкивал Марину в спину, ведя на допрос к следователю через длинные коридоры и множество металлических мрачных решетчатых дверей.
– Садись, Петрикова, – указал на прибитый к полу деревянный табурет в центре кабинета руководитель оперативно-следственной группы Морозов. – Курить будешь?