– Твою мать, – с чувством выругался лейтенант. – Обидно будет вот так помирать… Он нас станет делать, как захочет, а мы в ответ его и не поцарапаем даже. Может, хоть из «Гренделя» в него пальнуть?
В коридоре кто-то вдруг выдает длинную и сумбурную, но явно восхищенную и насквозь нецензурную тираду, а уже через секунду можем наблюдать ее причину в многочисленные проломы в стенах и потолке. Такой «Робинсон» на весь Булыжник – ровно один. И за штурвалом его – единственная и неповторимая Исабель Мартинез. Я и раньше знал, что она пилот, что называется, от бога, но то, что вижу сейчас в небе… Мне кажется, не каждый армейский пилот сможет такое вытворять на атмосферном истребителе, что уж говорить про полицейский коптер. Выглядевший только что таким суровым и грозным корвет, внезапно превратился в неповоротливую «галошу», нещадно избиваемую едва ли не со всех сторон разом. Бель была одновременно везде и нигде, ее ракеты и трассеры крупнокалиберной пулеметной «спарки» нещадно разили противника, а вот ответные очереди зенитной артиллерии корвета лишь впустую кромсали небо.
Думаю, в эти мгновения все копы, наблюдавшие на эту схватку «Давида и Голиафа» с земли, успели поверить в то, что у Исабель может получиться. Но чудеса на войне случаются редко и сейчас – не тот случай. Сразу две очереди трассеров почти одновременно хлестнули по корпусу коптера, брызнули в стороны какие-то мелкие обломки и осколки. Только что порхавшая злой пчелой винтокрылая машина резко потеряла скорость, хаотично зарыскала, а потом, густо задымив, свалилась с сильным креном влево.
– Тяни!!! Уходи!!! – на разные голоса взвыли развалины «управы».
Но Исабель вдруг выровняла коптер, ускорилась и, в совершенно немыслимом, нарушающем, наверное, добрую половину законов аэродинамики, пируэте и вышла корвету точно на незащищенные сопла двигателей… Никто и никогда наверняка не скажет, знала ли она в тот момент, что ракет в подвесных блоках уже нет. Лично я думаю – отлично знала, она была слишком хорошим пилотом, чтобы упустить это из виду. Но если нет ракет с взрывчаткой в боеголовках – есть сам коптер с его топливными баками…
Корвет, полыхая и чадя черным жирным дымом, еще несколько секунд висел в небе, а потом сорвался в пике и с диким грохотом и скрежетом, подняв целое облако обломков, рухнул где-то в центре городского парка. Взрывы оттуда потом доносились еще несколько минут, но ни малейших эмоций не вызывали. В отличие от гибели Бель, которая если и не спасла всем в здании Управления жизни, то уж как минимум на какое-то время отложила наши смерти.
Вижу мокрые дорожки на щеках Рудицки. Да и не только у него. У меня же глаза сухие до рези. А в груди вздувается что-то черное, недоброе… На свою беду снова полезли в атаку янки, явно ошалевшие от потери боевого космического корабля в атмосферном бою. За что и поплатились. Мартинез в «управе» любили, и десантники, на которых мы и выместили свою ненависть и боль, снова умылись собственной кровью.
Планетоид LV-918 Булыжник, час «Ч» плюс семь часов
– Это еще кто такой резкий?
Протерев тыльной стороной ладони воспаленные от пыли, дыма и гари глаза, пытаюсь проследить направление указательного пальца лейтенанта. Сначала просто вижу какой-то крупный корабль, и правда, уж очень резво вошедший в атмосферу и идущий на снижение. Потом узнаю очертания.
– Мать твою! Русские!!!
– Кто?! – Рудицки смотрит на меня, словно на буйного сумасшедшего.
Но я эти обводы ни с чем не спутаю. Это – «Бесстрашный», вернее – какой-нибудь из его «систершипов»[110].
– Русские, сэр. Это корвет русского Спецназа.
А русские, меж тем, зависли на высоте в пару миль над базой Сил планетарной обороны, вернее, над тем, что от этой базой осталось и… Полный бортовой залп космического корвета в атмосфере – зрелище, конечно, незабываемое: красивое и жуткое. Зато сейчас можно своими глазами понаблюдать реальное воплощение фразы «смели, будто крошки со стола». Одним залпом русские практически полностью расчистили небо над Старым городом. Все, что только что летало и стреляло по нам: ганшипы, истребители, штурмовики, все это объятым пламенем металлоломом осыпалось вниз.
– Красиво зашли, – цыкнул зубом лейтенант. – Можно сказать, с козырей. И что, садятся?
– Да, сэр, похоже, садятся.
– Знаешь, Райан, нужно попытаться прорваться туда и попросить помощи. Сами мы тут уже ничего не навоюем…
Лейтенант прав. И боеспособных у нас все меньше, и боеприпасы на исходе, и само здание Управления, изначально не рассчитанное на ведение в нем полноценных боевых действий, вот-вот рассыплется, словно карточный домик.
– Не факт, что выйдет, сэр, но мысль стоящая.
– Тогда собирайся. На «патрульке» сейчас в городе делать нечего, возьмешь «Химеру», на ней шансы есть.
«Химера» – это, конечно, круто. Это даже не автомобиль – четырехколесное бронированное транспортное средство повышенной проходимости. Этакая «младшая сестренка» «Ти-Рекса», только без десантного отсека, всего на четыре посадочных места. На такой машине шансы прорваться к базе Сил планетарной обороны здорово повышаются.
– Почему я, лейтенант?
– Нэйтан, как человека прошу, не трахай мне мою и без того больную голову! У нас так много копов, не просто знающих русский, но еще и вместе с русскими воевавших? Кому с ними проще будет общий язык найти?
М-да, самые дикие в моей жизни приключения начинаются с похожей фразы. Помнится, на Серый Фьорд меня капитан Мердок агитировал лететь, потому что я – с шахтерского планетоида и мне проще будет договариваться с рудокопами…
– Я готов, сэр.
– Раз готов, почему я все еще на тебя смотрю?
Такой наглости янки точно не ждали. Сами они, наученные горьким опытом, в атаку больше не лезли, только густо постреливали, не давая нам головы поднять. Мы вяло огрызались, экономя боеприпасы, но давая понять, что еще живы. Такой вот сложился кратковременный «статус кво». Как военные говорят – «позиционный тупик».
И вдруг прямо сквозь остатки декоративной живой изгороди из внутреннего двора, свистя и завывая форсированной турбиной, на полной скорости вылетает прямо на середину проезжей части, с визгом и черными следами на дорожном покрытий дрифтует и скрывается в ближайшем переулке НЕЧТО. По мне и стрелять-то начали, думаю, от великого изумления и уже тогда, когда я почти что вышел из зоны поражения. Не больше дюжины шальных пуль по броне звякнули, и все.
Уже через минуту я убедился, что «Химера» оказалась не просто удачным, а единственно возможным вариантом. На простом патрульном автомобиле я бы намертво застрял практически сразу. Еще, конечно, здорово помогало знание местности. Когда нельзя было проехать по улице – объезжал, почти не снижая скорости, через дворы и промзоны. Но и обходные пути периодически оказывались заваленными. Тогда приходилось «переползать». И вот тут как раз спасали высокий клиренс и здоровенные колеса с глубоким рифленым протектором. А еще, в отличие от «патрульки», «Химера» весит почти десять тысяч фунтов[111]…
Откуда вообще выскочил этот янки в тяжелой броне – я так и не понял. Не исключаю даже, что с крыши спрыгнул. Я едва успел выкрутить руль влево, чтобы объехать внезапно возникшее «препятствие». И тут же вывернул красивый, словно на тренировке по экстремальному вождению, «полицейский разворот». Потому что оставлять такого противника за спиной – нельзя. Будет преследовать и стрелять в спину. Да, у «Химеры» неплохое бронирование, а у него стрелковый калибр точно скромнее, чем у русского АК-600, но то, что не сделает первая очередь – сделает пятая. Да и аналог «Гренделя» или даже «Ромашки» у него наверняка имеется. А на «Химере» вооружения нет. Остается одно…
Такого развития событий янки точно не ожидал. Наверное, думал, я попытаюсь оторваться и удрать. А он будет догонять и безнаказанно расстреливать. Da hren-to tam! Таран!!!
Удар был страшным. В первые мгновения после столкновения я начисто потерял ориентацию в пространстве. Верх, низ, лево и право… Все смешалось в голове, которую встряхнули, словно бутылку содовой. И теперь в мозгах только шипение и пузыри. Пытаюсь собрать глаза в кучу и сфокусировать зрение на… да хотя бы на лежащих на руле ладонях. Получается не очень. Левый глаз залит кровью так, что ресницы склеились, а бровь над ним, судя по ощущениям, сейчас больше похожа на хорошо отбитый кусок сырого мяса.
Стоп! А что там с «тяжелым»?! Отстегнув ремни безопасности, подхватываю с пола «Иерихон» и вываливаюсь на улицу. «Химере» досталось: передние фары разбиты, таранный бампер вмят внутрь, крышка капота встала «домиком»… Но зато десантнику-янки сейчас куда хуже. Что не удивительно. Какой вес у бойца в тяжелой боевой броне? Около четырех с половиной тысяч фунтов? А в «Химере» – десять, да на скорости… Сколько я там успел набрать? Думаю, не меньше семидесяти[112]. Стоит ли удивляться, что «Химера» пусть и помята, но даже не заглохла, а вот десантник лежит и не шевелится. Впрочем, на всякий случай…
До него всего пять-шесть ярдов, граната из подствольного гранатомета на боевой взвод встает через тридцать ярдов полета. Ну, ничего. У меня сейчас весь магазин – бронебойно-зажигательно-трассирующие. Грудную пластину, может, и не пробьет, а вот забралу шлема – вполне хватит. Короткая очередь, из пробоин в растрескавшемся поликарбонате плещет темно-бордовым. Теперь – точно все. Прости, парень, но я тебя сюда не звал.
Есть такое выражение – «лунный пейзаж». Это вроде как сплошные кратеры и ни малейших признаков жизни. Вот территория вокруг базы Сил планетарной обороны – тот самый лунный пейзаж и есть. Воронки, воронки, воронки. Местами земля спеклась в какое-то хрупкое и грязное подобие стекла. Но кто-то тут до последнего отстреливался, да и русские не просто так рядом приземлились… Последнюю милю ехал очень медленно и врубив чудом уцелевшую проблесковую «люстру» на крыше и сирену. Сам к себе привлекал внимание и давал понять, что намерения у меня самые что ни на есть мирные. Рисковал, конечно. Могли и чем-то крупнокалиберным приложить и янки, возможно, засевшие неподалеку, да и свои или русские, так, чисто в профилактических целях. Но – повезло.