Сергей положил трубку.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказал Дуло.
– Можно? – Это снова была Курочка.
– Говори, но предупреждаю: мое терпение на исходе.
Девушка мягко проскользнула в полуоткрытую дверь.
– Полковник Яковлев просил сообщить ему, когда вы придете.
Сергей внимательно посмотрел ей в глаза:
– И что ты?
– Сказала, что вы еще не пришли.
– Вот это ты молодец!
– Я нашла эсэмэску.
– Показывай, – приказал Дуло. – Или нет. Сперва прочитай.
Она прочитала:
– «Жду послезавтра, в два часа дня».
– Дай сюда! – Сергей вскочил с кресла и выхватил у нее телефон. Увидев на экране номер, сказал: – Михайлов писал Гадкеру… – Пройдясь по кабинету туда-сюда, Сергей снова посмотрел на дисплей. – Но Гадкер не получил его эсэмэску.
Проникнувшись значимостью момента, Нина спросила:
– Почему?
– Потому что к тому времени Артемий Гадкер был уже мертв и его телефон в хлам раскатали по мостовой. А это значит… – Сергей вдруг замолчал.
– Что? – не стерпела Курочка.
– Что к Михайловым пришли незванчиком, без приглашения. Существует еще одна противодействующая сила, и этот конфликт многослойный. – Сергей посмотрел на помощницу. – Здесь нам еще копать и копать… – Он взял со стола свою рабочую папку и, направляясь к двери, бросил: – Если спросят – я в «Риксе».
В отель Дуло приехал, когда ресторан еще был открыт. Проходя мимо столов с «шведским завтраком», вспомнил, что не поел. Под ложечкой засосало, и Сергей подумал: хорошо бы выпить чашечку кофе. Он подошел к бару.
– Позовите Ягупова… И дайте мне кофе.
Бармен взял чашку и налил в нее кофе из большого стеклянного кофейника.
– У нас только американо.
– Пойдет. – Сергей разорвал пакетик и высыпал в чашку сахар. – Ягупова позовите. Я звонил, мне сказали, он на работе.
Бармен вышел в зал и направился к выходу. Через минуту вернулся с Ягуповым.
– Звали? – недружелюбно спросил тот.
– Звал. – Сергей взял свою чашку и огляделся. – Нужно куда-то сесть…
– Идемте, – Ягупов прошел к столу, на котором стояла табличка, и первым уселся на стул. – Чего вам еще?
– Откуда такая враждебность? – спросил Дуло. Поставив чашку, он достал из-под мышки свою папку и сел рядом с ним. – Что-то случилось?
– Ничего, кроме того, что меня оштрафовали.
– За что?
– За то, что номера перепутал, отнес шампанское в триста пятый. Вы рассказали?
– Стучать не обучен, – сказал Сергей. – Ищите доброжелателя в родном коллективе.
– Ну-ну… – Ягупов сидел, практически отвернувшись, и только краем глаза контролировал.
– У меня один вопрос. Расскажите еще раз, как принесли шампанское Мишелю Пиньере.
– В триста пятый? Я уже тысячу раз говорил.
– Расскажите в тысяча первый.
– Я не Шахерезада…
– Короче, – тон, которым продолжил следователь, не предвещал ничего хорошего. – Шахерезада Ивановна, или ты все расскажешь мне здесь, или поговорим в другом месте.
Эти слова мигом привели Ягупова в чувство, он повернулся и торопливо заговорил:
– Я вышел из лифта. Подошел к двери. Постучал. Очень хотел спать. Не открыли. Ну, думаю, постучу еще раз, и если не откроют, уйду. Там в соседнем, триста седьмом, сильно шумели. Решил послушать, есть ли кто в триста пятом. Приложил ухо к двери…
– Услышал что-нибудь? – спросил Дуло.
– Что услышишь, если в триста седьмом дым коромыслом… Хотя сначала мне показалось, что там была женщина.
– В триста седьмом?
– В триста пятом. Послышался женский голос.
– Что было дальше?
– Собрался уйти. А тут вышел этот Пиньера.
– Подробно мне его опиши.
– В бордовом халате, в брюках, в туфлях с дырочками… Я же все подробно вам описал.
– Ты его сразу узнал?
– В каком смысле?
– Ты сразу узнал Пиньеру?
Олег Ягупов молча смотрел на следователя, будто не понимая, о чем идет речь.
– Я непонятно спросил? – Дуло начал сердиться.
– Как я мог узнать его, если до тех пор ни разу не видел?
Сергей непроизвольно дернул рукой, задел чашку и опрокинул ее. По скатерти расплылось коричневое пятно.
– То есть как?
На этот раз обозлился Ягупов.
– Я не видел его раньше. К нам не поступали заказы из триста пятого. Я не ходил туда! Как еще могу объяснить?
– Понял. – Сергей задумался. – Хорошо… Как выглядел Пиньера, когда вышел из номера?
– Худой старик, выше среднего. Словом, высокий.
– Высокий или выше среднего?
В глазах Ягупова появилось отчаяние.
– Я не знаю, как объяснить. Он был выше меня.
– Ясно. – Сергей достал из папки фото Пиньеры. – Это он?
Ягупов взял в руки снимок. Рассматривая, отдалил, потом приблизил, потом опять отдалил. После чего положил на стол.
– Нет.
– Что?
– Это не он.
Сергей резко откинулся. Ощутив спинку стула, снова подался вперед.
– Смотри внимательно.
– Я сказал, этот старик не Пиньера.
– Фото из его паспорта. Старший администратор подтвердил. Кстати, Мишель Пиньера был очень высокого роста. – Сделав акцент на слове «очень», Сергей продолжил: – Не заметить этого ты не мог.
Ягупов снова взял фотографию и вгляделся в лицо Пиньеры.
– Я не знаю этого человека. Дверь открыл не он. Тот был немного моложе, но тоже седой. И, конечно, не такой высокий, как вы говорите.
– Узнаешь его, если увидишь? – спросил Сергей.
Ягупов пожал плечами.
– Наверное…
Дуло забрал фотографию и засунул ее в свою папку.
– Здесь нужно убрать, – кивнул на скатерть и, выйдя из ресторана, отправился на ресепшен.
– Здравствуйте, Сергей Васильевич! Жду вас. – Кирбик склонился в любезном поклоне.
– Есть новости? – спросил у него Дуло.
– Новостей никаких, если я правильно вас понял и речь идет о том, что случилось в номере триста пять. Могу сообщить: из дневника перевел, сколько успел. Вот, – он протянул конверт.
– Спасибо, – сказал Дуло. – Вероятно, дальнейшие переводы излишни.
– Почему? – живо поинтересовался Кирбик.
– Думаю, к убийству Пиньеры это никак не относится.
– Позвольте с вами не согласиться, – решительно возразил портье.
Дуло удивленно поднял глаза.
– Вот как? С чего вы так решили?
– Интуиция… – сказал Эдуард Васильевич. – Я изучил людей. Работа, знаете ли, обязывает. Столько народу проходит через ресепшен, чего только не увидишь. Я хорошо знаю таких, как Пиньера… Если старик взял этот дневник с собой, значит, он напрямую связан с его поездкой. Пиньера – хорошо организованный человек, я бы сказал – педант.
– Именно так охарактеризовала его ваша горничная.
– Вот видите, – улыбнулся Кирбик. – Уверен, что нужно перевести все. Это может прояснить ситуацию.
– Как-то неудобно вас утруждать…
– Бросьте, Сергей Васильевич! Если честно, мне и самому интересно.
– Ну, если так… – отступился Сергей.
– Завтра или послезавтра заберете следующий перевод, – пообещал Эдуард Васильевич.
– Спасибо. – Дуло оглядел вестибюль, отыскивая свободное кресло. – Я где-нибудь здесь почитаю.
Заметив свободный диван, Сергей на ходу достал телефон.
– Как себя чувствуешь? – спросил, позвонив жене.
– Хорошо, – ответила Полина. – Очень хорошо, и рада, что сижу дома.
– Сообщила на работу?
– Да, сказала, что на больничном. По-моему, мне не поверили.
– Тебя это не должно волновать.
– Забрал перевод? – с нетерпением спросила Полина.
– Забрал. Сейчас буду читать.
– Скорей приезжай, я тоже хочу.
– В пару мест заскочу и приеду… – Сергей замолчал, прикидывая, удобно ли задать следующий вопрос.
– Насчет Кириченко… – Полина сама затронула эту тему. – Мы с ним встречаемся вечером в семь часов.
– Где? – Голос Сергея прозвучал напряженно.
– Сергея Макеева, два… – Она сделала паузу и со значением произнесла главное: – Квартира семьдесят пять.
– Так ведь это… – У него пересохло в горле. – В этой квартире живет… жил Гадкер.
Теперь замолчала Полина.
– Мне идти? – наконец спросила она.
– И не просто идти… – сказал Сергей и вдруг прокричал: – Бежать!
Глава 25Берлинские подвалы
Воскресенье, 8 апреля 1945 года
Берлин
Трудно описать, да и не стоит описывать чувства, которые я испытал, встретив Анну в берлинском бомбоубежище. Живую, невредимую Анну Хиппиус.
Я прижал ее к груди так сильно, что она вскрикнула от испуга, не сразу сообразив, что я – это я. Шляпка с красной вуалью скатилась вниз по ступенькам и осталась лежать внизу. Мы про нее забыли.
Когда прозвучал отбой, все, кроме нас, покинули бомбоубежище. Мы сидели на лестнице, ощупывая и целуя друг друга, чтобы убедиться: мы оба живы. Миг нашей встречи настал, и мне больше нечего было желать.
Дежурный с извинениями попросил нас покинуть бомбоубежище и выключил свет, а мы все никак не могли оторваться друг от друга. Потолок, обработанный флюоресцентным покрытием, зарницей мерцал в темноте. Казалось, мы сидим не в душном подвале, еще недавно казавшемся адом, а в волшебной пещере.
Когда вышли на улицу, увидели, что мой автомобиль завалило обломками здания. Старик-парикмахер стоял посреди мостовой, забросанной щебнем и стеклами, нервно сцепив руки, то ли сожалея о разрушенной парикмахерской, то ли сочувствуя мне из-за утраты машины.
Ничуть не расстроившись, мы с Анной пошли пешком. Шли и говорили, говорили… Я рассказал, как оплакивал ее на развалинах дома, полагая, что она погибла во время ночной бомбежки. Она – про ту ночь, когда после концерта осталась ночевать в гримуборной, и это спасло ей жизнь. Деньги и одежда остались под руинами дома в Шпандау. Анну выручали сценические костюмы из костюмерной, где она теперь и жила. Зеленый капот и шляпка с красной вуалью получили свое логичное объяснение.
Мы утратили ощущение времени и, казалось, могли идти сколько угодно. Весна дарила нам иллюзию, будто впереди долгая жизнь. Во всяком случае мы с Анной в этом не сомневались, шагали по нагретому солнцем тротуару, и не было в мире людей счастливей, чем мы.