Теперь его взгляд вновь остановился на ней.
— Как я могу поверить этому?
— Ведь я уже почти освободила тебя, разве это не так?
Он привалился спиной к стене, как будто произнесенная фраза отняла его последние силы, вытянув связанные ноги в ее сторону, так что теперь они были на уровне ее собственных ног, и, качнув автоматом в ее сторону, едва слышно пробормотал:
— Развяжи их.
Она вновь принялась за узлы, используя руки и нож.
— А почему журналист ходит по дому с таким автоматом? — спросил он, стараясь показать, что несмотря на свое состояние у него еще сохранились остатки живого ума.
Холли, махнув рукой на все предостороженности, решила довериться ему и рассказала о сложившейся ситуации, учитывая, что она должна спешить. При этом она даже заметила его едва уловимую реакцию при упоминании имени Гарри Стедмена как еще одного пленника этого дома. Но он немедленно попытался подняться, когда она упомянула о планах относительно самолета, на котором должен находиться госсекретарь Соединенных Штатов.
— Где находится эта ракетная установка? — спросил он, еще раз пытаясь сесть около стены, когда почувствовал, что его ноги свободны.
— Она расположена сзади дома, в районе скал. — Холли приблизилась к нему, чтобы помочь встать, но он остановил ее, качнув стволом автомата.
— Но ты должен верить мне, — едва не закончила она в отчаянии. — Ведь сюда в любой момент может кто-то войти.
Тогда он в изнеможении провел правой рукой по своему лицу, морщась от боли, когда задевал ссадины.
— Я… не уверен… Они так долго занимались мной, что скорее всего пока не придут.
— Сколько времени ты уже здесь?
— Много… много лет… Нет, этого не может быть… Не знаю…
— Позволь, я помогу тебе, — осторожно сказала она.
— Они использовали меня, чтобы выкачивать мою силу! — Человек в отчаянии затряс головой. — Они оставили меня в этой комнате, чтобы он мог использовать мои силы!
— Кто? — нетерпеливо спросила Холли, словно подгоняя его.
— Гим… Гим… — Ствол автомата указывал на портрет, висящий на стене сзади них. Она увидела, что его палец уже был готов опуститься на спусковой крючок, и ей показалось, что он хочет превратить портрет в пыль.
— Нет, нет. Не делай этого, — быстро сказала она, — через минуту здесь будет весь дом.
Рука, сжимавшая автомат, безвольно опустилась, а девушка с облегчением вздохнула.
— И как они это делали? Как они отбирали твои силы? — спросила она.
— Они… избивали… меня. Они держали меня связанным… здесь. Вот за счет этого… он мог жить. Он высасывает силу… из других.
Холли покачала головой в знак того, что ей непонятны его сбивчивые объяснения, и взглянула на свои часы. Они показывали 12:35. — Послушай, нам нужно идти, и ты должен поверить мне.
Он кивнул, осознавая, что выбора нет. Какой-то запас сил у него еще сохранился, но он не знал, насколько их хватит. Они почти не кормили его, а давали ровно столько, чтобы поддерживать в нем жизнь. Сколько времени прошло? Годы? А может быть, всего лишь неделя? Теперь время для него стало весьма призрачной категорией. Тем не менее, некоторое время он все еще был способен сопротивляться побоям и пыткам. И тогда они довели его до скотского состояния с помощью других средств. И главным среди них было унижение. Его тело было осквернено, а мужское достоинство растоптано этим двуполым существом, так его унизившим… Слезы застилали его глаза, и он смахнул их рукой.
Он рассказал им все, что они хотели знать, когда в конце концов им удалось сломать его волю, особенно после «свиданий» с Кюнером, который был законченным садистом, специализирующимся на анатомии человеческого тела. Но еще более ужасными были ночи, проведенные в этой комнате, где его посещал он, чья гипертрофированная ненависть к евреям была всем известна еще при жизни, а теперь, и после смерти, он продолжал издеваться над ним, паразитически эксплуатируя его волю и дух для продления собственного существования. Но может быть это была лишь игра его больного воображения? Иногда казалось, что предел мучений уже наступил, но он ошибался. Кошмар, от которого стыла кровь, еще ожидал его. Это бывало тогда, когда они водили его в помещение, расположенное под главным зданием, которое они называли склепом.
Именно там все, перенесенное им, уже казалось просто пустой забавой.
Неожиданно он почувствовал, что девушка трясет его за плечо. Он открыл глаза, взглянул на ее сосредоточенное лицо и понял, что он должен верить ей, поскольку ничего другого ему просто не оставалось.
— Ты будешь мне помогать? — спрашивала она, не переставая трясти его за плечо. Он кивнул, и она осторожно взяла автомат из его ослабевших рук.
— Тогда скажи мне, — продолжала она. — Кто ты? Скажи мне твое имя?
— Барух Канаан, — ответил он. — Меня зовут Барух Канаан.
Комиссар молча вглядывался в окружавшие его напряженные лица. Он знал, что его люди всегда были нетерпеливы, когда дело касалось активных действий, а задержки, подобные этой, всегда казались им потерей времени, и разделял их чувства. Но годы научили его быть терпеливым.
Среди присутствующих он узнал человека по имени Блейк, отставного полицейского, который работал в детективном агентстве Стедмена. Тот с беспокойством смотрел на комиссара, как бы раздумывая, подойти к нему или нет. Шеф полиции кивнул, и Блейк рванулся вперед, как щенок, увидевший хозяина.
— Мы готовы приступить к операции в любой момент, мистер Блейк, так что, пожалуйста, не вмешивайтесь.
— Извините, сэр. Я не думаю, что похож на сварливую старуху, сэр. Но мистер Стедмен находится там уже достаточно долго, чтобы не начать опасаться за его жизнь.
Комиссар понимающе кивнул ему.
— Я знаю об этом, но если мы двинемся туда прямо сейчас, то можем испортить кое-какие тщательно разработанные планы.
— Я не вполне понимаю вас, сэр, — ответил в замешательстве Секстон.
— Мы ждем, пока не появится еще один, очень важный гость. Все остальные, которых мы уже знаем, были прослежены заранее. За их передвижениями наблюдали уже в течение нескольких недель, и теперь мы уверены, что они все находятся здесь, вместе с Эдвардом Гантом. Они составляют опасную группу, достаточно хорошо прикрытую, и потому мы не можем просто так войти и произвести аресты. Их нужно арестовывать отдельно друг от друга. Большую часть сегодняшнего дня я провел с нашими американскими коллегами из ЦРУ, которые убедили нашего премьер-министра, что мы должны действовать именно так.
Секстон чуть не задохнулся. Это было что-то необычное.
— Мы уже получили несколько «горячих» фактов по этой группе, но большая часть из них носит случайный характер, — продолжал комиссар. — А нам нужно поймать их прямо за руку, а затем, как я уже сказал, изолировать всех друг от друга, чтобы получить от каждого его собственную версию происходящего. И благодаря именно вашему мистеру Стедмену наша задача значительно упрощается. Кажется, что он поджег фитиль у главного заряда.
— Так значит, вы все время знали, что Гарри, я хочу сказать мистер Стедмен, был вовлечен в это дело? И, следовательно, вы знаете и о человеке по имени Поуп?
Комиссар поднял руку, чтобы остановить поток вопросов, которые был готов задать Секстон.
— Мы уже относительно давно знаем о делах, к которым причастен Найгель Поуп. Но при этом надо учитывать, что он сам являет собой доказательство преступной деятельности Ганта, и мы не могли до сих пор арестовать его, не уничтожив все результаты большой скрытно проделанной работы. Всему должно быть, как я уже говорил, свое время. Гарри Стедмен в данный момент является тем самым инструментом, с помощью которого мы пытаемся откачать яд из змеи.
— Но вы хотя бы предупредили его…
— Нет, мистер Блейк. На самом деле мы не знаем его истинной роли во всем этом деле. А все, что нам известно, говорит о том, что и сам он — один из них.
— Но вы забываете о миссис Уэт?..
Комиссар сделал вид, что внимательно рассматривает свои ботинки.
— Боюсь, что мы сейчас просто не в состоянии иметь полное представление о всех трудностях, с которым столкнулось ваше агентство. Это была большая трагедия. — Он вновь поднял глаза на отставного полицейского и пристально посмотрел ему в глаза. — Единственно, когда мы были уверены в его добрых намерениях, это когда он передал через вас свое предупреждение.
Секстон покачал головой, явно не согласный с такими выводами.
— Я не претендую на полное понимание всего происходящего, но одно мне ясно с полной очевидностью: судьба Гарри никого не интересует. Более того, как я теперь вижу, он подвергается ударам со всех сторон.
— Не совсем, мистер Блейк, — заметил американец, который только что вернулся из дома викария, где разговаривал по телефону. — Мы просто некоторое время разрешили ему погулять на свободе, пока у нас не появилась уверенность в нем.
— И даже в том случае, если ваши представления о нем были бы полностью положительными, он все равно должен был бы служить в качестве приманки, чтобы спровоцировать их. Я правильно понимаю ситуацию?
Американец улыбнулся, но несмотря на дружеское выражение лица его взгляд оставался холодным и жестким.
— Но вы уже только что сами ответили на этот вопрос. Позвольте мне лишь добавить, что наши люди следили за ним некоторое время. — Не делая никаких дополнительных комментариев к сказанному, он с некоторой бесцеремонностью неожиданно повернулся к комиссару. — Мы только что получили сообщение по телефону от вашего человека, комиссар. Я говорю об этом, чтобы вы были в курсе происходящего. Только что приземлился последний вертолет. Наконец-то генерал прибыл.
— Хорошо. Тогда я отдаю приказ, чтобы наши люди немедленно начинали.
— К тому же, вдоль всей границы поместья наблюдается определенная активность. Как я понимаю, армия Ганта двинулась на свои позиции. — Американец нахмурился и взглянул на часы. — Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы я определенно знал, что их сегодняшняя ночная активность связана именно с прибытием госсекретаря Соединенных Штатов.