Вагузи с поклоном принял полный кувшин воды и выплеснул на голову. Довольно рассмеялся, натянул просторную одежду прямо на мокрое тело. Ларна проделал то же самое и уселся на спину указанного ему ящера, чувствуя себя отдохнувшим удачно, полно.
– Да поможет нам Вузи, если он хоть изредка слушает и слышит меня, – напутствовал всех Вагузи, взбираясь на своего ящера.
Маленький караван тронулся в путь.
Ночь медленно студила пески, и под утро дышать сделалось легко. Захотелось даже укутаться в покрывало или большой платок: холодно! Вагузи улыбнулся, посоветовал радоваться столь приятному и, увы – недолгому, отдыху от жары. Потому что впереди день. Здесь, в песках, достаточно далеко от берега, он ужасен. На рассвете проводник объявил привал. Быстро возвёл пологи, благодаря за помощь и охотно принимая её. Устроил первым на отдых Хола, промыв его панцирь водой и пропитав маслом. Предложил всем наслаждаться тенью и ушёл задавать корм и воду животным. Проверил спины трех вьючных вузиби, осмотрел лапы вороных страфов, опасаясь коварства мелкого песка, способного забиться под когти и вызвать хромоту. И наконец Вагузи закончил дела, позволил себе лечь и задремать, отдыхая.
Второй ночной переход дался довольно легко, хотя пески даже после заката остывали медленно. Люди начали привыкать к движению ящеров и нашли его удобным, неутомительным. Вот только куда шёл караван, понимал лишь его проводник: все холмы казались одинаковыми, их схожесть пугала и путала. Пепельные в свете слабой старой луны, песчаные горы то явятся седым пологим горбом, то сгинут… Словно и нет ничего настоящего вокруг, словно вся серость ночи – затянувшийся кошмар, смесь недавней духоты и пронзительного предрассветного озноба.
Вагузи подал знак к остановке, едва край неба на востоке показал первые признаки осветления. Спрыгнул со спины вузиби и подошел к Киму.
– Мне совсем не нравится здесь, – тихо сообщил он. – Стоит признаться… я проводник и вёл вас, вопрос – куда вёл. Не было возможности выбрать дорогу, старый выродёр не указал верного пути. Нет такого совсем, я знал всегда. Я решил по своему разумению: повёл вас так, как для себя выбрал бы. Здесь мой последний путь в пустыню, куда уходим однажды все мы – Вагузи, когда иссякает наше время у берега. Мы пытаемся пройти к великому Вузи… и оказать ему помощь.
– Я догадался, – так же тихо отозвался Ким.
– Но впереди нет более дороги, – почти испуганно выдохнул проводник. – Я вижу! Её словно обрубили. Там, за холмом. Один подъём, один спуск… и всё. Не надо вам всем идти дальше. Веришь?
– Верю. Но подъём мы должны одолеть. И взглянуть на то, что обрывает дорогу.
– Все, кто взглянул, не вернулись, – твердо заверил Вагузи. – Я думаю, старый выродёр имел чутьё и ушёл назад как раз так, в одном подъёме от конца пути. Он понял страх и не стал ему противиться. Оставайтесь тут. Я один пойду дальше. Расскажу с вершины холма, что увижу. Назад вас выведут память и опыт Ларны. И мой вузиби, он умеет возвращаться по своему следу.
Ким задумался, подозвал Тингали, за руки потянул её и проводника ближе к Холу, лежащему на спине ящера вяло, бессильно.
– За вами слово, вышивальщики. Что с канвой впереди?
– Там непонятно, Кимочка, – усомнилась Тингали. – Нитки спутаны. Не шитья нити, а самой канвы. Словно их, мира основу, безжалостно драли. Волокна распушились. Не вижу сквозь это. Не ощущаю надёжно, поближе глянуть бы. Оно древнее и тёмное, словно бочаг в болоте Сомры. Недавно я его вовсе не ощущала, как мы сюда подошли и остановились, оно вроде бы подтянулось и стало проявляться.
– Мёртвое место, – тихо выдохнул Хол. – Все в нём сохнет и гибнет. Страшно. Я не трус, но тут мне страшно. Я не ощущаю более, где в точности беда. Вы все говорите: за тем холмом. Но я отвернулся, я гляжу на море у вас за спинами. И я вижу там точно такую же беду. Куда идешь, там она и проявляется. Так я ощущаю.
Вагузи беспокойно поправил свои браслеты, проследил пальцем узор ящера на правом и напел тягуче-длинное слово незнакомого наречия. Эхо отказалось подхватить его, звук угас сразу, словно прибитый к песку. Тишина показалась излишней и ненастоящей. Горизонт на востоке грелся мутным светом, словно там вспухал большой ожог.
– Никто никуда не пойдёт один, – решительно сказал Ким. Глянул на Вагузи. – Ты выбрал тот самый путь, который привел нас к «странному». Ты очень толковый проводник. Остаётся рассмотреть беду. Понять её – и найти выход… Ларна, приглядывай за Тингали. Я буду беречь Малька. Марница – Хола. Вагузи отвечает за вьючных ящеров. Где платок с вышивкой юга?
– Тут, Кимочка, – сразу отозвалась Тингали, с надеждой глядя на брата.
– Пусть остается пока что у тебя, если не попросят его. Есть вышивки леса? Ты, вроде, их делала на галере. И Хол пробовал. Отдайте мне.
Вышивальщики дружно перебрали тощие мешки с личными вещами и протянули требуемое. Два малых платка, пробные узоры на лоскутах, один недоделанный поясок. Ким нахмурился, достал свой пояс с зайцами и марником, плотно завязал поверх одежды. Снова неодобрительно глянул на лихорадочный румянец, охватывающий горизонт. Вздохнул.
– Если бы тут имелся хоть малый лесок…
Он оборвал себя на полуслове, упрямо тряхнул головой. Зачем жаловаться? Марница подошла, поймала руку в свои ладони и погладила, пробуя хоть так утешить.
– За Холом следи, он слаб и высох, не должен даже двигаться, ты так думаешь. И я тоже. Но всё же следи, здесь действительно странное место, – почти сердито велел Ким. – Вагузи, мы идём вперёд. Какой нам требуется холм?
– Хол прав, сейчас уже годен любой, – опасливо удивился проводник. – Везде дорога вверх, вниз – и обрыв её… Но исходно мы шли туда. Я бы предпочёл не менять направления.
Он прихватил своего ящера за отстающую кожу шеи и зашагал вперёд. Двигались точно по линии между днём и ночью. С одной стороны на склоне – серый ночной песок, с другой – багрово-рыжий утренний. Каждое движение приближало плавный перегиб горба холма. И взгляды приковывала его верхушка. Так полно и так надежно, что повернуть голову уже казалось невозможно. Да и остановиться – тоже… Зачем? Движение ровное, жары нет. Вузиби идут охотно, на их спинах удобно сидеть, и шагать рядом тоже хорошо, держась за кожу в мелком узоре прохладной чешуи.
– Достаточно, – резко приказал Ким. – Стойте!
Вагузи первым очнулся и торопливо дернул складку своего ящера, легко погладил по голове соседнего, сказал несколько певучих слов. Ким оглянулся, с трудом преодолевая себя и отворачиваясь от пустой тёмной долины впереди, в которой нечто шевелилось, невнятное и требующее изучения. Поймал за плечи Малька, восторженно взирающего в недра этого «нечто» и улыбающегося всё шире, безумнее. Влепил мальчишке короткую пощёчину и столкнул со спины ящера в песок. Ларна вполголоса выругался, привычно ухвати за косу Тингали, когда та бросилась к страфу. Рывок стащил девушку в песок, неудачно и болезненно. Она охнула, смолкла. Марница испуганно оглянулась на Кима: как он? Вспомнила про Хола. Торопливо шагнула к его ящеру… Вскрикнула и щелкнула языком, подзывая Клыка: выр уже покинул спину вузиби и во все лапы мчался по склону вниз!
Страф догнал Хола в три прыжка. Сзади что-то крикнул Ким, Вагузи гортанно и длинно выдохнул незнакомое слово, Ларна смачно выругался. Марница не отвлекалась на их крики. Пока не важно. Страф держал лапой упрямо ползущего вперед Хола и сам съезжал всё ниже вместе с ним.
Пришлось прыгать из седла и силой разворачивать вырьи глаза на стеблях назад, запрещая им всматриваться в то, что так притягивало взор.
– Там глубины, – упрямо заверил выр. – Я нырну и помогу Шрому! Я вижу его, уже почти вижу. Ему нужна помощь!
– Дрянь малолетняя, выродок ошпаренный, – сквозь зубы обозлилась Марница. – Назад!
Она запоздало припомнила: у выров есть на «лице» еще два глаза, способные видеть то, что творится или чудится внизу, в долине. Безжалостно сыпанула пригоршню песка. Хол заверещал и остановился, забился, пробуя руками тереть глаза. Притих. Марница торопливо уложила Клыка на песок и пинками загнала выра в седло. Песок казался живым. Он был текучим, почти жидким. Страф испуганно клокотал и рвался. Вскочил, ловко припадая на лапы и опираясь всей их поверхностью. Марница рассмотрела даже тонкую плёнку меж пальцев, прежде никогда не казавшуюся важной для движения, хранимую в складке лапы.
– Назад, туда! – приказала она страфу.
Клык нехотя подчинился хозяйке, почти ползком, с выпушенными когтями, двинулся вверх по склону. Песок потёк быстрее, и страф рванулся, сердито зашипел, упал на грудь, расправляя перья крыльев и взбивая пыль лапами. Такого способа передвижения Марница никогда прежде не наблюдала. В голову само вплыло: зато слышала о нем. По болоту страфы порой ползают, когда внизу – трясина и нет дна… Точно, как теперь: собственные ноги не ощущают опоры, их тянет вниз, песок течёт и жадно шелестит.
– Лови!
Марница вскинула голову, запретив себе бояться. Увидела, как Клыка придерживает за повод Ларна, как сбивает с седла Хола. Как по песку скользит к самой руке длинная лёгкая палка, любимая игрушка проводника. Пальцы обхватили древесину. Вторая палка скользнула и тоже была удачно поймана.
– Вот так их положи и не двигайся, – велел Вагузи, руками указав, как следует разместить палки. – Просто держись. Пока – просто держись. Говорил же, синеглазая, сиди в порту…
Одна из палок была посередине обвязана тонким ремнём, и другой конец ремня держал всё тот же проводник, а Малёк уже вязал конец к упряжи ящера. Ким глядел на происходящее молча и торопливо перебирал в руках клоки с вышивками. От его отстраненного спокойного взгляда Марнице сделалось неуютно. Словно всё уже решено, и так оно сложилось нехорошо, так нездорово…
– Не пробуйте тянуть, не отдаст оно, – уверенно велел Ким. Оглянулся на пожар восхода. – Нашли мы «странное», как же… Оно само нашло нас. Ловушка тут древня, и изготовлена она для шьющих… А ещё тут могила вырыта для сказок. Самое обидное: не выры нагадили, Ларна. Тут и гулял твой колдун, тут он и чудил. Третья сила, как же… Всё та же, неизменная – злоба людская. К разуму она глуха, о будущем не задумывается. Как сказал Вагузи? Пусть никому не достанется эта земля? Именно, в точности. Канва разорвана. Изрядный клок выдран, безжалостно. Неявленное из него так прёт, что и глянуть боязно. Всем приказываю настрого: из круга ни ногой, если хотите вернуться назад. Пользы от вас никакой, оно вмиг сожрёт вас и даже не заметит. Маря, лежи тихо. Я вытащу тебя. А вот дальше – это уже зависит не от меня. Помнишь, что сказал? Ты стоишь между мною и лесом. Узнаешь зайца – твой… если он уцелеет.