– Все ценят ваше уважение к закону, – быстро отозвался гость. – Наши деньги… они целы? Люди не спят… Что будет завтра, я даже думать не хочу. Поверить не в силах, что недотепа и бабник мог украсть что-то значимое. Но сундук видели в его доме!
Юта сердито булькнул и стал протискиваться в коридор, изгибаясь и вдвигая панцирь под углом, так, что правые лапы опирались на стену. Наступила тишина, в которой плачь женщины сделался отчетливее, как и шум с руганью внизу, во дворе. Выр исчез из комнаты, топот его лап сместился по дому сперва вниз, где сразу смолкли голоса. Чуть погодя лапы снова затопотали вверх по лестнице. Ютти заскулил, ловко дернул зубами петлю ремня, привязанного к ножке стола, и убежал следом за хозяином. Потом донесся голос Юты, выр рассказывал размеренно и спокойно о соснах над морем и виде со скал на родную бухту, самую красивую в мире. Что-то застучало, упало, сдвинулось, как будто в комнате торопливо, не думая о порядке, перебирали вещи. По коридору прошелестели легкие шаги.
Жена Скрипа появилась в дверях. Михр удивленно потер лоб. Милая домашняя женщина, пожалуй даже красивая, только худенькая, словно кормили её плохо… Глаза красные – плакала. На руке свежая ссадина: не иначе, в подвал толкнули грубо. Да и синяки от пальцев остались, уже видны. Тёмные глаза глянули на мужа с какой-то отчаянной надеждой.
– Ты правда согласился? Уезжаем?
Бывший староста слободы вздохнул, оглядел добротные стены, усмехнулся, от чего лицо исказилось болезненно некрасиво. Столько сил вложено в постройку, как добывались деньги и какой ценой оплачивалось это место с красивым видом и приличными соседями… Не сбылись ожидания, нет покоя и здесь.
– Правда, – вслух подтвердил Скрип.
– И можно прямо теперь?
– Ты ведь рыбку солила, цветы сажала, – вздохнул Скрип.
– Вот пусть гости рыбкой хоть подавятся, – глаза женщины снова наполнились слезами. – Один бочонок сразу забрали, не побрезговали. И на цветах потоптались. Да лучше у выров жить, они больше люди, чем эти.
Она прислонилась к стене и заплакала. Гость вздохнул, пожал плечами, сознавая неудачу своего подхода к посредничеству. Юта тяжело протиснулся, постепенно вывалился из коридора. Положил на пол мешок с вещами, наспех собранными хозяйкой.
– Если не возражаете, я через окно выйду, – осторожно уточнил он. – Стены я царапаю, и пол. Тесновато. Ваша жена так испугана, хочет уехать немедленно. Вы не сердитесь, с вырами подобное иногда случается: мы неосторожно лезем в чужой дом и разрушаем его… Пожалуй, я заберу мешок и провожу брэми с сыном до самого порта. На галере есть каюта, просторная. Поживут там. Михр, прости, но без меня, – Юта виновато глянул на ар-клари, – вы скорее договоритесь. Останусь – точно сомну хоть кого.
– Погодите, а сейчас-то где мои люди? – нахмурился гость, опасливо вслушиваясь в тишину ночи.
– Полагаю, – тихо и серьезно сообщил выр, – бегут в сторону городских ворот… я их по мере сил воспитал. Но удалялись они быстро, так что мне почти сразу надоело преследовать, я вернулся. Мне кажется, они сюда не явятся ещё долго. Михр, я скажу охранникам на воротах, что ты здесь и что надо прислать пару-тройку верховых и запасного страфа под седлом.
Юта подхватил мешок и нырнул в темноту за окном, как в воду – отвесно. Женщина качнулась от стены и подошла к мужу, упала на колени, заглянула в лицо.
– Не ценю я твоих забот. Прости. Такой дом у нас славный… а я вот собралась и ничего мне тут не надобно. Сердишься?
– Принимаю, как ещё одну странность клубка вышивальщицы, прилипшего к руке, – усмехнулся Скрип. – Иди с выром, с ним точно уж – спокойно… Я уеду до рассвета. В одном князь Юта прав, разгромил он наш дом. Такие были толстые и прочные бревна, я и не замечал, сколь шатко всё прочее. Надеюсь, в новом доме будет иначе.
– Мы станем ждать тебя.
Женщина встала и пошла из комнаты, более не оглядываясь. Михр сердито глянул на гостя, внёсшего в разрушение дома Скрипа куда более весомый вклад, чем Юта с его вырьей непосредственностью. Вор презрительно усмехнулся. Он-то полагал, что слабым в городе не место. Если бывший староста нищих утратил хватку, сдал – пусть убирается. До чего дошёл: жена ему указывает, как жить.
– Михр, я оставлю тросн для брэми Тингали, – Скрип задумчиво потёр затылок. – Хочу её попросить сделать хоть одну вышивку ворам. Интересно, чем они заплатят? Я лишился всего и постепенно сознаю, что вполне нелепо и окончательно глупо – доволен… Не так я жил. И не того опасался. Ещё немного – и я потерял бы свою семью. Пусть она вышьет им хоть один платок, или пояс, что ли. Теперь я осознал, что она называла новым законом шитья. Платят все, вот так. Пусть не боится шить. Даже от шапки-невидимки не будет вреда… равно как и пользы, каких ждут.
– Пока что нас интересует золото, – вернулся к теме встречи вор. – Наше золото.
– Кух был у вас на содержании, когда распоряжался в городе? – уточнил Михр.
– Сложный вопрос. Отдавали ему долю, он улаживал дела с шаарами, в судах посредничал, ещё много разного, порт был весь под ним, – оживился вор, нащупав понятную тему разговора. – Несколько раз он заказывал крупные кражи и сам наводил на нужных людей.
– Он знал, у кого хранится золото?
– Кух? – поразился вор. Помолчал, с запинкой сомнения ответил: – Н-нет, невозможно! У Красавчика нашли, а хранил… не важно, он из города сгинул ещё днем, пока мы не знали ничего и не успели ничего.
– Красавчику золото подбросили. Кто – не знаю, но Кух ему предлагал сделку и вымогал услугу, пугал вашим гневом и вашей же местью. Сейчас в сундуке двадцать тысяч с небольшим. Кто-то разделил деньги и забрал часть себе. Сразу, ещё до начала всех бед, – нахмурился Михр. – Бери тросн и пиши. Золото из дома Красавчика получите при исполнении всех условий, какие перечислю. Пока оно будет храниться в казне дворца, я сам опечатаю сургучом сундук. Законно получите, как награду за сведения. Не дергайся, иных сделок не будет, тросн подпишу у ара Шрона. Если старый выр будет через год в силе, деньги вам вернут без звука. Если нет… тогда вы сами виноваты. Первое условие. Вы, воры, не имеете с вырами никаких дел. Скажем, в течение года. Не берёте заказов на выров, не воруете для них и по их наводке, не лезете в дела дворца ни прямо, ни косвенно.
– Очень нам надо туда лезть, – поморщился вор, вписывая требуемое в тросн.
– Второе. Вы своими способами выясняете всё, что известно о пути и гибели выра-курьера. Кто его встречал у слияния каналов, кто заказывал чёрную таггу, когда. Кто видел курьера, от самой Ценнхи и до места гибели. Были ли настоящие свидетели. Ночью у вас немало глаз и ушей в городе. Расстарайтесь.
– Сделать можно, – согласился вор.
– Третье. Вы сообщаете мне обо всех ночных передвижениях выров и их людей в городе, тайных и странных. Допустим, раз в три дня передаете тросн с записями. Нет новостей – так раз в неделю. Если к вам обратятся выры или их посредники за любой помощью и с любым заказом, я буду поставлен в известность об этом незамедлительно.
– Они не нашего круга, их заложить – даже занятно. Допустимое условие. Но если мы чего-то не заметим… случайно, не обессудьте. Мы ведь не только вырами заняты.
– Понимаю. Последнее, четвёртое. Пожалуй, как уточнение первого: ваши не воруют у выров и не пытаются их убить любыми способами. Месть, золото или что-то ещё, не важно. Просто выры для вас не существуют. Никакие.
– Вовек бы их не видеть, – искренне отозвался вор, припомнив появление Юты в комнате. – Это все?
– Полностью. Вы днём решите между собой, допустимы ли условия. Я днём то же самое оговорю с аром Шроном. Впереди очень сложный год. Хотелось бы получить тишину и покой хотя бы с вашей стороны. Со своей могу сказать: среди выров есть всего несколько, всерьёз расценивающих людей, как равных. Вы можете получить очень заманчивое предложение от гнилых аров. Но вы должны понимать, они не намереваются исполнять обещаний. Вас используют и выбросят в грязь. И самое последнее. Если вы не исполните условий, ваше золото будет истрачено до последнего полуарха на то, чтобы привести в порядок гостевую слободу.
– Как это прикажете понимать?
– Да как пожелаете, так и понимайте, – безмятежно улыбнулся Михр. Обернулся к хозяину дома. – Пожалуй, мои дела здесь завершены. Вы приготовили письмо для Тингали?
– Два письма, – кивнул Скрип. – Это для вышивальщицы. А это я вас попрошу передать указанному вот здесь человеку. Дом дарю ему. Может, сложится у него жизнь получше моей на этом месте. Страфов я заседлаю быстро. Подождите, провожу вас до ворот, всё не пешком…
Вор закончил писать второй тросн, точно повторяющий текст первого. Снял с пальца перстень, повозил в мастике и отпечатал след на обоих троснах. Поставил рядом невнятную закорючку. Потребовал, чтобы Михр тоже расписался. Кивнул, свернул свой тросн в трубку и удалился, не прощаясь. Ар-клари тяжело вздохнул и уронил голову на руки. Хотелось спать. Усталость навалилась вдруг, сразу. С ней пришло безразличие ко всему. Скрип ушёл. Заседлал страфов, вернулся. Суетливо собрал покушать, прохромал до погреба и снова вверх по лестнице – нацедил холодного пива. Выложил на блюдо разделанную солёную рыбку, нарезав тонкими красивыми ломтями. Как малого ребенка, накормил ар-клари, чуть не с ложечки.
– Спасибо, – улыбнулся Михр, чувствуя себя несколько лучше. – Так накатило… Хоть ложись на полу и спи, никто не добудится.
– Во дворец вам надо ехать, передышку себе дать, – укорил Скрип. – Отоспаться и снова за дело приниматься, на свежую голову. Вы уж знайте, нелады мои с ворами – они понятные, я ведь народец-то свой надвое поделил. Те, кто по закону жить не пожелал, осели в гостевой слободе. Мои «слепые» всегда были лучшими наводчиками… Только их не спрашивали, того ли им надобно. Теперь вот я дал выбрать. Разве такое воры легко простят? Невзлюбили они меня. Зато староста у нищих отныне настоящий, уважаемый и законный. Близ рыбачьей слободы он своих разместил. Я вчера днём поговорил с ним. Если наши что заметили, сообщат. Работают они и в белом городе, и в красном, и в порту, и под самыми стенами дворца. Кто носит тросны, тех уж всяко отследят. Юте ар-Рафту ещё раз передайте от меня благодарность. Вот уж кем не думал и не мечтал стать, так княжьим советником…