Додумать мысль не удалось.
Ларна склонился над выром, позвал Ронгу, велел ему быть наготове и Мальку – держать нитки и иглу. Хол сам подвинулся ближе, вполз на панцирь больного со стороны головогруди, чтобы и порошки сыпать удобно, и Ларне под руку не попадать. Нож уже снова подточили и отмыли, передали в протянутую руку выродёра. Он одним движением рассёк стенку полости, буро-зелёная кровь, мелко пенясь, выперла из раны, Ларна качнулся вперёд, лег на край панциря и буквально нырнул в рану – до плеча запустил руку. Да с ножом! Ронга всеми шестью своими руками зажимал разрез, булькая носом от усердия и помогая себе усами. Хол сыпал тонкой струйкой тёмный порошок, останавливающий кровотечение из открытых ран. Ларна выругался, извернулся, пролез ещё дальше, аж плечо в разрезе скрылось, лёг щекой на голую вырью спину. Хищно усмехнулся, по спине снова загуляли волны – рука что-то нащупала и теперь ловила.
– Готово, сейчас зашьём рану, – заверил выродёр, не двигаясь. – Чего смотрите? Тяните меня, как рыбаки тянут улов… за вторую руку, ещё можно прихватить поперёк спины. Главное, дёргайте порезче.
Два стража выбрались из воды и немедленно исполнили указание. Выдернули Ларну в стоячее положение, помогли не оступиться.
– Держи, визжать будешь после, когда разрешу, – приказал Ларна и сунул мне в руки бесконечно мерзкое нечто – копию того, расплющенного о бревно.
– Ой-й, – начала я визжать досрочно, но устыдилась и смолкла.
Мерзость была на ощупь подобна вздутой гусенице-переростку, длинная, со множеством перетяжечек. Она шевелилась и норовила выскользнуть из руки. Но я держала, потому что я точно знаю: Ларна и правда может взглядом вырезать сердце трусу. И не взглядом – тоже… пусть эти, на берегу, визжат, и чем громче, тем меньше им достанется внимания и уважения со стороны выродёра. Мне-то, оказывается, его уважение очень даже требуется, раз я управляюсь с собой. Губу закусила – теперь ощущаю это, отпустило меня, прошёл первый страх, во рту солено сделалось. И губе больно… Зато я справилась. Больше на гадость и не гляжу, платок с плеч стащила и в него увязала, обеими ладонями держу. Через ткань не так противно. Могу осмотреться по сторонам. Ларна уже выудил нож из раны – за ремешок. Нагнулся мыть руки, выры ему полили – целиком облили, так точнее. Даже мне досталось, весь подол до пояса мокрый, ну и пусть.
Ронга по-прежнему зажимает всеми руками рану, из которой кровь сперва выплеснулась мутной густой волной, а потом стала сочиться слабее. Хол сердито булькнул, сам схватился за иглу. Но Ларна отобрал, снова осторожно, но быстро ввел ладонь в разрез и стал шить там, на ощупь. Теперь я уверена: никто не знает, что находится у выров под панцирем так точно, как он…
Сперва кровь уходила обильно, вдоль руки Ларны текла, это казалось страшно и безнадежно. Но постепенно потёки сделались слабее. Второй шов Ларна положил сверху, эту его работу могли видеть все. Закончив шить, выродёр подмигнул мне, и я разглядела, как изрядно он устал. Качнулся вперед, буквально упал в воду, нырнул, выплеснулся, встряхнулся – брызги с волос полетели во все стороны. Натянул длинное просторное одеяние, липнущее к мокрому телу.
– Тинка, я горжусь собой, – заявил он бодро. – Я тоже вышивальщик! Видела, как я его? Ниткой! Не зеленей, отдай бяку, и не плачь, она не обидит тебя.
– Я не маленькая!
– Тогда держи сама, тащи на берег, – согласился злодей, немедленно обратив против меня мои же слова. – Ронга, я думаю так: это паразит. Шрон говорил о таких, давно. Я запомнил: в желтой мути живут и норовят забраться вам под панцирь.
Ларна бесцеремонно влез на спину выра, зевнул и указал рукой в сторону берега.
– Вези меня туда, к заказчику. Тинка, тебя доставят стражи. Держи бяку над водой.
– Паразит!
– Кто? – сразу догадался Ларна. – Я? Ох, Тинка, всё-то ты путаешь! Я – выродёр. Это другой род занятий. Паразиты сами лезут под панцирь, чтобы жрать. Я выдираю их оттуда при большом скоплении зрителей и делаюсь голодным… К тому же я лежу на панцире, сверху. Видишь, сколько отличий?
Он веселился – я-то вижу – из последних сил. Оглянулся на меня, понял, что обмануть не получилось, устало ссутулился. До берега нас дотащили одновременно. Я сунула паразита в тряпке под локоть, не так он и страшен. Поймала за ухо первого попавшегося смуглого пацана, вложила ему в руку золотой и указала на трактир. Ближний, дорогой, у самой набережной, мне Ронга про него говорил ещё на галере, когда мы плыли с севера и не знали, что это такое – пустыня. Пацан широко раскрыл глаза и забормотал невнятное, на местном наречии. Показала жестами: пить, есть. Ткнула пальцем в Ларну. Заулыбался, бегом припустился, гордый собою. Только пятки замелькали.
– Брат будет жить? – осторожно спросил старый выр, не смевший вмешаться и даже не пустивший родню вблизи глянуть, как Ларна режет, чтобы не полезли с советами и расспросами…
– Самая большая угроза для него теперь, – усмехнулся Ларна, даже не пытаясь слезть со спины Ронги, – это пристрастие к тагге с лотосом. Как давно даете это средство? Насколько часто?
– Неделю, – быстро отозвался старый. – Через день и только на время сна, я знаю, чаще никак нельзя. Сегодня вот выделили поболее.
– Тогда обойдётся, – зевнул Ларна. – Завтра он должен прийти в сознание. До рассвета ещё, пожалуй. Сразу дайте знать мне… Ничего себе! Тинка, твоя работа? Надо же, без палки всех наладила к пользе.
Ларна теперь во все глаза глядел на трех рослых темнокожих женщин с заполненными съестным плоскими подносами на головах. Как они несли и не роняли? Я поёжилась: того и гляди, меня заставят повторить с целью «убивания тьмы» и воспитания полезных навыков боя…
Отправленный мною за припасами пацаненок вышагивал впереди женщин и звонко кричал нечто, переходя от усердия в высокий противный писк. Я разобрала только слово «нхати» – явно ко мне относящееся. В руке мальчик держал золотой кархон и размахивал им, показывая всем. Ронга шевельнул усами.
– Трактирщик не желает принимать деньги, – сообщил выр. – Он намерен сегодня кормить всех на набережной за свой счёт. Потому что ты – нхати, чужая здесь, гостья. Ты не имеешь права быть щедрее хозяев. Мы, люди и выры земли Арагжа, оказали помощь соседям, их брат выжил. Значит, это наш праздник. Так он кричит. В честь ар-Зарра праздник, и в честь вас, людей севера, которые помогли несравненному Вузи выиграть бой.
– Быстро у вас распространяются слухи, – не удивился Ларна.
– Как и везде… Погоди, я тоже должен покричать, мне хранитель клешнями указание дал.
Ронга привстал повыше на лапах и загудел, зашипел, забулькал на искаженном вырьим произношением местном наречии. Его поняли без ошибки, ответили хором выкриков, сливающихся в общий праздничный шум. Кто-то уже катил по улице к набережной барабаны – пять штук, один другого крупнее. Самый большой, поставленный на бок, в этом положении имел две сажени в высоту! Он солидно гудел и рокотал на неровностях. Ронга осел и отдышался.
– Мы внесём свою лепту в праздник, оплатим напитки и наловим вдоволь рыбы, – пояснил выр свои слова на местном наречии.
Женщины скользящей походкой миновали коридор, выделенный для них толпой. Сняли с голов подносы и красивыми одинаковыми движениями установили их перед Ларной, поклонились, заулыбались, звеня браслетами и поправляя бусы на груди, затем исполнили обеими руками единый сложный быстрый жест. Мальчишка торжественно всунул мне в ладонь монету и удалился. Я на него и не глядела. Я злилась! Во-первых, ещё с десяток местных красавиц повторили тот же жест, вроде бы скромно приопустив ресницы, но в то же время искоса поглядывая на Ларну самым наглым образом. Ох, чую: его уже произвели в князья и сейчас сообщали о своем полнейшем расположении… Во-вторых, я по-прежнему держала «бяку» в своем платке, он стал похож на вонючую скользкую тряпку и наверняка безнадежно испорчен. Но это никого не беспокоит.
Ларна быстро и без церемоний сожрал рыбину, запечённую в глине, – я это блюдо знаю, очень вкусное, особенно с южными приправами. Народ взирал и умилялся тому, как выродёр чавкает, торопится и облизывает пальцы… Как жадно запивает местным красноватым мутным пивом, по усам течет, на землю капает, но так, вроде, и надо.
– Вкусно! – с набитым ртом сообщил Ларна. – Спасибо. Будем гулять, покуда не упадем. Ронга, так и передай. Но сперва мне и вырам надо посовещаться уединенно, у края пристани. Тинка, пошли. Ронга, ты готов рискнуть панцирем ради проверки моих соображений?
– Охотно, – отозвался выр и уже на бегу торопливо изложил на местном наречии ответ Ларны.
На краю пристани Ларна соскользнул со спины выра, уселся, наконец-то отобрал у меня сверток с паразитом. Развязал, показал всем вырам содержимое, на вид – нечто вроде гусеницы, правильно я догадалась. Только пошире и покороче.
– На воздухе долго не протянет, солнечного света боится, как и говорил Шрон: глядите, он уже подыхает. Надо уложить в соль и доставить Шрону. Пока что проверим, что за штуковина… Зубов нет, – отметил Ларна, изучая вяло шевелящуюся гадость. – Рот небольшой, глядите сами. Мягкотелая, без панциря и костей. Лап нет. Плавники едва обозначены. Ни скорости, ни маневра, ни возможности жить в глубинах, как я полагаю. Однако же эта штука умудряется портить вам панцирь. Как? Сейчас я отпущу её на клешню Ронги. Не на спину: в самом крайнем случае потерять клешню не так страшно, как претерпеть снятие пластины панциря. Я не знаю, как быстро паразит прогрызает вашу броню и чем орудует. Но извлечь его я уже смог однажды… даже дважды.
– Обнадёжил, – усмехнулся Ронга, но клешню подставил сразу и без сомнений. – Сажай.
Ларна прополоскал паразита в миске с морской водой, поданной вырами по его просьбе. И уложил эту гадость на клешню. Теперь сделалось можно рассмотреть в подробностях: буро-желтое тело, норовящее распластаться на панцире, льнущее к нему. Присосалось своим беззубым ртом, но, по всему понятно, не способно прогрызть броню. Мы ждали долго, молча. Паразит ничуть не углубился в панцирь. Дважды он переползал, выбирая местечко поудобнее, смещаясь к стыку клешни с основанием. За собой оставлял светлые круги «укусов». После третьей попытки окончательно ослабел, свернулся, как личинка жука, и затих… Трудно было поверить, что недавно он и ещё один такой же едва не убили крупного, почти с Ронгу размером, выра. Ларна уложил паразита в соль, закрыл ёмкость. Склонился над клешней Ронги, кончиком ножа ковырнул белесый след укуса.