У ворот нас встретил выр-страж. Моряки раскланялись с ним и торопливо удалились, рассчитывая на обратном пути хоть одним глазком взглянуть на праздник. Мы с Клыком миновали ворота. И замерли. Несколько ярких масляных ламп освещали двор. На камнях сидела Тнари, улыбалась и перебирала цветы. Негромко, сосредоточенно, бормотала себе под нос. Вслушивалась в сказанное, вздыхала и начинала говорить снова…
– Доброй ночи, – поздоровалась я, спрыгивая со спины Клыка.
– Дождливой, – восторженно улыбнулась она. – Мне сказал брат Ронга: он полагает, на юге выры и люди так хорошо понимают друг друга, потому что для нас вода – высшая ценность, общая. Я теперь очень богатая, нхати. У меня пять братьев и ещё старый в семье! – женщина гордо показала мне руку с растопыренными пальцами, засмеялась, тряхнула ворохом свободно рассыпанных по спине косичек. – Пять сильных братьев! Все считают меня роднёй, и все мне рады. Отсюда меня не прогонят, как из племени, я поняла точно. Сразу!
Она погладила лепестки огромных, незнакомых мне и удивительных цветков. Выбрала ярко-алый, сунула стебелек за ухо. Покрутила в пальцах белый с золотом, пристроила его стебель под браслет на предплечье.
– Барабанщице, вызвавшей дождь, приносят в дар цветы этого дождя, – совершенно счастливым голосом выдохнула женщина. – У нас быстро распускаются цветы, если есть вода. Вузи благоволит мне. Смотри, сколько подарков у Тнари! Утром придет Барта… – тут голос сошёл до едва слышного шепота. – И я… я скажу! Прямо сразу скажу, я решила. Скажу: ты лучше всех, но больше я не стану позволять тебе смеяться надо мной! Я не буду давать тебе мгару. Ни единой чашки, даже самой маленькой! И танцевать ты не запретишь мне. Так скажу. Обязательно. Я обещала Ронге, что скажу. Значит, скажу… – Она тяжело вздохнула и добыла из волос цветок. Протянула мне, повела рукой в сложном жесте. – Положи в тарелку с водой, нхати. Это первый в твоей жизни цветок утма. Если повезёт, он подарит тебе сон о важном.
– Спасибо.
– Идём, Ронга велел приготовить гостям комнаты. Я сама выбрала для тебя большую, с видом на море. Все вы, северные люди, тянетесь душой к тому берегу, холодному. Мой Барта долго тянулся к нему. Потом забыл прошлое… оказывается, не совсем, – расстроилась Тнари. – Хотя я колдовала. Зашивала в швы его рубашек корни травы, чтобы привязать к нашей жизни. Дочери дала имя, какое он выбрал, северное. Но сама научила её разговору с барабаном, чтобы её душа не тянулась к холоду. Я хитрая. Отдыхай. Завтра вы все будете говорить с братьями, долго, важно… Потом уплывёте. Но Барту не возьмете с собой, я знаю! Ведь так?
– Точно.
Она кивнула и ушла – ступала беззвучно, с прямой спиной. Руки то взлетали, вспоминая безумие танца и радуясь дождю, то опадали, словно устыдившись разговорчивости новеньких, подаренных вырами, золотых браслетов… Цветок я послушно уложила в воду и рухнула на кровать, не рассмотрев комнаты и даже не проверив, что за вид открывается на море.
Сон, подаренный алым цветком, оказался тревожным. В чем его смысл, я не знаю.
Выр, двигаясь болезненно раскачивающейся поступью, с низко опущенными в боевое положение клешнями, догнал второго выра. Ночь мешала рассмотреть подробно внешность обоих. Но бежавший первым не спасался и не оборонялся, его совершенно не обеспокоил звук дробного топота лап. Догнавший же резко впечатал клешню в панцирь сородича. Раздался хруст, горло умирающего выра булькнуло, но второй удар, тычком в бок, порвал его легкое.
В тишине, ужасной и вязкой, тело стало оседать на камни… нет: на обожжённые ровные кирпичи, я такие видела в Усени. Буро-зелёная кровь вспенилась, потекла на мостовую. Выр заскреб лапами… Убийца деловито срезал с его головогруди сумку. Зло заскрипел клешнями – и в два рыка удалил убитому усы. Затем развернулся, стремительно умчался в темноту, высоко, на собственный спинной панцирь, закидывая замаранную в крови клешню. Стало тихо.
Я ощущала, как люди затаились за прикрытыми ставнями. Они слышали шум, но не пожелали открыть окон. Так спокойнее. Кто меньше видит, тот крепче спит. Не понимаю этой присказки! Выр ещё жил, его ещё можно было попытаться спасти… Но люди за закрытыми ставнями все, дружно, предпочли не вмешаться, тем становясь немножко, самую малость – убийцами.
Вдали застучали по мостовой лапы стража, обходящего дозором город. Он ничего не знал и не мог заметить. Его никто не позвал. Умирающий из последних сил дёрнулся… И я закричала, пытаясь хотя бы вызвать помощь! Ночь была душной, чернота забивала рот, как вонючая тряпка. Я давилась, я захлебывалась и умирала…
– Тинка! Тинка, очнись! Все хорошо, все живы, давно уже день… Тихо, успокойся, я здесь.
– Ларна, – вздохнула я, окончательно просыпаясь и обнимая его крепкую руку. – Ларна, как страшно! Там выр убил выра. И никто не помог, не выглянул даже…
– Где убил?
– В Усени.
– Когда?
– Не знаю. Ночью.
– Небо видела? Звезды, месяц? – спросил серьезно, я улыбнулась, не открывая глаз. Он всегда верит мне, понимает, когда я всерьез кричу, а не прячусь от детских ночных страхов…
– Месяц совсем молодой.
– Или оно только что произошло, или того хуже, ещё не случилось, но скоро произойдёт, – грустно отметил Ларна. – Так или иначе, нам никак не отправить весть Шрону. Ладно же… Зато я знаю, что именно в столицу мы и пойдём полным ходом.
Я кивнула и открыла глаза. Ой… Закрыла и снова открыла. Лучше не стало. Собственно, Ларне бы надо лежать, и скорее всего – без сознания. При смерти даже. Левый глаз заплыл и не открывается. На скуле свежий шов, готовый стать новой особой приметой – шрамом. На шее порез. Дальше синяк, и не один… И рука плотно перетянута тканью. Мне сделалось дурно, я резко села в кровати, удерживая руку Ларны – не перевязанную, почти здоровую…
– Ты… да как же это? Кто-то на нас…
– Тинка, не причитай, – весело оскалился капитан, зашипел, облизнул разбитую губу. – Обещал же: будем гулять, пока не упадём…
– Ты…
– Точно, это я, – заверил Ларна. Распахнул дверь и вышел на широкую крытую галерею. —Тебе приготовили всё, что следует. Мойся, переодевайся. Я пока что на море погляжу и что след, порасскажу. Слышь, как я складно начал? У Кима учусь!
– Чего тут складного, на тебе живого места нет! – я вскочила, огляделась, юркнула в бочку с водой, ополоснулась и торопливо натянула длинную рубаху.
– Ты не видела, каков уполз колдун! – гордо сообщил Ларна. – Можно сказать, я оторвал хвост этому хитрому ящеру.
– Зачем? – Я намочила большое полотенце, слега отжала и потащила его, тяжёлое и холодное, Ларне. – Приложи… хоть куда.
Он расхохотался такому широкому определению больных мест. И набросил полотенце на спину. Зевнул. Оглядел мой жалкий сочувствующий вид. Широко распахнул глаза, подражая привычке Вагузи.
– Сразу опознал его, со спины, издали. Гляжу – танцует. И не один, сама понимаешь… Ничего такого безобразного, танцует вежливо. Даже руки не тянет, куда не надо. Только девочке-то ещё до твоего возраста расти и расти. Я решил пояснить ему свою позицию по поводу отношений в целом и гулянок с малолетками в частности. Собственно, обосновывал до утра… Сошлись на том, что он будет отращивать хвост три года.
– Ой… так он же колдун и вообще не вполне человек с недавних пор. Как ты мог его…
– С трудом, – признал Ларна, ощупывая свежий шов на скуле. – Тинка, я вполне даже разобрался в канве и её выкрутасах. Если я прав по самому главному счету, то он победить не может. Теперь это доказано на делом. Ещё намочи полотенце, мне понравилось, не жарко. – Он бросил мне полотенце и потянулся, повел плечами. – Ты проспала полдня. Ты упустила примирение Барты с женой, все сопли и всхлипы. Одно радует: пьяницу обещал вылечить сам старший Вагузи. Толковый мужик, меня он уже подлатал. Даже уплывать жаль, я начинаю понимать прелесть юга.
– Как уплывать? А неделя отдыха и всё такое…
– В Усени умер или вот-вот умрёт выр, – радость в голосе Ларны высохла, как вода вчерашнего дождя. – Я не знаю, что это значит и так ли я понял твой сон. Но уверен: Шрону может понадобиться помощь. Идём.
Во дворе нас ждали обитатели замка. Вчерашний пьяница нежно гладил плечо жены, заодно одергивал пониже рукав её рубахи. Тнари гордо поправляла новенький браслет, обозначающий её вполне законное замужество. Ронга отдыхал, пил таггу. Его старший брат что-то важное обсуждал с рослым мужчиной, черным, как головешка… Сообщение Ларны все выслушали молча. Тнари виновато вздохнула.
– Я надеялась, цветок пошлёт другой сон. Странно, обычно он дает то, что важно для девушки, но этот выр не родной… не брат. Не жених. И даже не враг, так зачем он снился?
– Тем более надо выяснить, – задумался хранитель замка. – Стражи окажут помощь, будут тянуть галеру сегодня и завтра. Брэми Тингали, брэми Ларна… отпускаю вас неохотно и надеюсь, ненадолго. Вы просто обязаны навестить нас снова. Обещаете? Мы будем ждать вас в гости. Надолго, а не на пару дней и один дождь.
– Обязательно вернёмся, но едва ли скоро, – вздохнул Ларна, растирая шишку на затылке. Поклонился рослому мужчине. – Вагузи, ты обещал приглядеть за ними. За обоими! Не давай им спуску.
– Постараюсь. На правах старшего, – отозвался тот, в ком я запоздало опознала второго местного колдуна, оставшегося вполне даже человеком… наверное.
Ларна кивнул. Сгрёб меня в охапку и посадил боком на спину Клыка – тот тоже ждал во дворе. Сам капитан побежал рядом с вороным. Вслед нам кричали, напутствовали и советовали, но мы уже видели море. Впервые я поняла, почему говорят – оно зовет и манит. Так и было! Мы ещё спускались к причалам, но в душе уже отплыли и приняли то, что нам пора на север… что этот берег остаётся позади. Вот и набережная, и сходни галеры.
Когда мы вышли в море и даже самая высокая башня замка исчезла из вида, я вспомнила важное и подсела к Ларне, упрямо гребущему наравне с остальными. Он так часто делает. Особенно желая избежать разговоров.