Михр уже потянулся открыть дверь, но удержал руку: не до него пока что женщинам. Вон – вздыхают, того и гляди, плакать примутся. Пусть поговорят. Им обеим, если разобраться, уже давно некому излить душу. Жена Скрипа помолчала, судорожно вздыхая. Чуть успокоилась.
– Хозяин видел, что в «терем» я уже не годна, выросла. Для второго яруса фигурой не вышла, тоща. Для змеи тоже не особо хороша, я спину повредила. Вот и решил продать в столице сразу после осеннего торгового сезона, когда и зрителей много, и всем людишки для работы нужны. Хорошо помню тот год. Балаган стоял у самого порта, на берегу. Я уже знала, что торгуют меня, что буду у какого-нибудь шаарова прихвостня игрушкой в доме, развлечением к праздникам. Хозяин звал покупателей, сажал на лучшие места. Я совсем плохо работала, думала, так не купят, – женщина рассмеялась. – Ещё я очень боялась нищего. Он каждый день приходил и глядел. Сам кривенький, глаза тёмные, и что в них – не понять. Как примечала его, аж в перед взором всё меркло от страха… Я слышала, что нищие тоже покупают людей. Уродуют, чтобы подавали им больше, чтобы жалость к калекам полнее превращалась в денежки.
– Всегда говорила Михру: город – место бессовестное, гнилое, – строго сказала хозяйка дома. – Перестань плакать. Всё хорошо. Теперь рабов нет, тантовых кукол новых нет, ар Шрон закон утвердил. Опять же: мой муж ар-клари. Его все уважают, так что в городе скоро станет поменее гнили. Выпей вот сока, клюквенный, кисленький. Или пирожок скушай. Я-то страдала: что ж такая тощая, не кормили? Или больная вовсе… Оказывается, нет. Балаган тебя так высушил. Не пойду более представления глядеть, не любо мне, когда из-под палки улыбаются.
Гостья вздохнула, снова надолго замолчала. Звякнула донышком чашки, поблагодарила за сок. Кислый – у неё даже голос изменился. Не всякому этот вкус без привычки нравится. Не понимают, что головная боль от клюквенного сока проходит.
– И зачем он выкупил меня? – вздохнула гостья. – Женщина-змея с больной спиной… Неблагодарная к тому же. Вон – ларец оставила дома, забыла со страху. Стыдно. Он всегда берег меня, а я отпустила его одного в дорогу, да ещё с этим клубком в ладони, который то появляется, то пропадает. Изводит его, я вижу… Разве дело?
– Как муж сказал, так и правильно, – строго заверила хозяйка. – Я вот во дворце живу. И не жалуюсь, хотя сюда даже зелень с рынка доставляется, квёлая, с желтинкой. Но никак нельзя самой посадить да вырастить. Что поделаешь, город… лук за денежки покупаем, я едва осилила такое. Стыдно было, ну что я, безрукая, сама не выращу? Потом ещё того стыднее, никто слова не сказал, но я поняла, деревенщиной меня обозвали. Михру позор. Ох, тошно…
Михр усмехнулся и толкнул дверь. Женщины сидели прямо на ковре, разложив со всех сторон вещицы, прежде хранившиеся в ларце. На столе хозяина дома ждал готовый завтрак. В уголке у окна, на пушистом коврике, собранном из цветных кусочков меха, дремал Ютти. Оглянулся на звук, вскочил, убежал в следующую комнату, заскулил тихонько. В ответ дружно грохнули по полу все десять пар лап ара Юты. Вот уж чей звук движения ни с каким иным не перепутать… при его весе один подъём на лапы или соскок с лежанки уже событие самое меньшее – на два яруса! Князь явился с обычной своей поспешностью неутомимого молодого выра.
– Михр, ну ты и высушил меня вчера! – с порога начал он, отмахнулся от вскочившей навстречу и пытающейся угощать хозяйки дома, ловко обогнул гостью. Подлетел к столу и изогнулся, выше выдвигая головогрудь. – Как мы носились… У меня лапы гудят! Мне уже хочется опуститься до преступления. Похитить тебя со всей семьей у Шрона. Слушай, я ночью сообразил: если посадить тебя на хвост, ты станешь рэм-Рафт. И я нырну со спокойной душой, оставив на берегу достойного князя.
Михр поперхнулся соком, только что налитым из кувшина и неосторожно выпитым… Вот тебе и титул. Смехом попросил у Ларны – так получи. Кажется, даже всерьез предложено! Жена тоже поверила, побледнела, руки сложила на груди, в глазах отчаяние копится. Еще бы! Год назад жила просто и понятно. Муж – первый человек в деревне. Сама она хозяйка большому крепкому дому. В столицу уезжала гордая, светилась от счастья, на соседей и не глядела, как провожать вышли. Да и сам он не лучше, уже в дороге вёл счёт золоту в кошеле и просителям у порога своего нового дома.
Всё есть. И золото, и просители, и уважение столицы. И иное, вместе с ними приходящее неизбежно, непрошенным. Семья живёт взаперти, хуже татей ночных – под замок упрятана. Он бывает дома редко и скоро разучится детей узнавать, так и вырастут без отцовского пригляда… Дело новое вроде нравится, если душой не кривить. Попонятнее оно стало за минувшее время. Сам он пообвык, появилась уверенность. Опять же: обзавелся связями, город хоть самую малость изучил, людей его и привычки. И что, опять уезжать? А как же зелёный город, где немало дел начато с одобрения ар-клари, и ещё больше обещаний роздано впрок? Как собственное слово, данное Шрону – порядок навести и крепко держать. Дознание это вырье… да не одно, мало ли в Усени бед и помимо гибели курьера! Тяжело, сложно, но интересно…
– Как же это – князем? – в голосе жены зазвучали слезы.
Определённо: хозяйкой княжьего терема она себя никак не смогла представить. Михр тряхнул головой. Глупости! Нет в сказанном правды. Он пока что принадлежит столице, а сам Юта пусть над людьми и князем числится, но против Шрона или родных братьев не пойдет. Ему же, Михру, чтобы стать князем, мало рекомендации Ларны или даже расположения Юты. Такое решение зреет долго, и пока что оно лишь семечко, случайно брошенное и не проросшее. Но лет через десять – кто знает. Жена привыкнет к городу, подрастут дети. И сам он, ар-клари Михр, научится многому важному и полезному, его имя приобретёт собственное звучание, отзывающееся эхом сделанного.
– Он пошутил, – откашлявшись, заверил Михр. – Такая милая домашняя шутка. Мы о ней никому не скажем, даже Шрону. И тем более хранителю замка ар-Рафт.
Юта поник усами, один глаз невольно обратил к двери в коридор, словно грозный старший брат мог услышать сказанное и явиться немедленно. Пока что не сделал этого, и на том спасибо. Выр успокоился, поближе подвинул особый, ему поданный, кувшин с тресковым маслом.
– Ты славный дознаватель! Спишь, а дело движется. Недавно от наших ночных знакомцев принесли три послания. Воры согласны на твои условия, со Шроном я тоже успел поговорить. Он не в восторге, но и не возражает. Ещё те же воры прислали запись всего, что видели и слышали знакомые им люди. В указанном нами трактире в ту ночь пили таггу два выра. Их описания неполны, опознать по таким соплеменников я не смогу. Люди плохо различают нас, не привыкли ещё. Одно сказали внятно: второй выр не был из числа местных стражей красного города, их уже более-менее узнают. Третий тросн от старосты нищих, его Скрип попросил о помощи… – выр виновато развел руками. – Я не уточнил настоящее имя своего нового советника. И его жены – тоже. Плохой я пока что князь.
– Скрипом его прозвали воры, – тихо отозвалась жена бывшего старосты городских нищих. – Кто-то сказал, мол, пока его на этом месте не было, все дела двигались быстро и без скрипа. А как появился, начал свой порядок наводить. Словно у него есть право говорить и даже возражать… Ещё сказали, что если подмазать где следует и убрать Скрипа, то тишина станет дельная, ночная. – Женщина поникла. – Я как узнала, испугалась, плакала, просила уехать и всё бросить… Он сказал: пусть огрызаются. Он не так глуп, чтобы его обошли. Потом сам стал представляться Скрипом, и все привыкли. Уважать начали даже больше прежнего. Но и врагов у него прибавилось.
Михр доел завтрак, допил вторую чашку сока. Юта заметил, дробно перебрал лапами по полу. Поймал на руки подбежавшего на привычный звук Ютти.
– Вперёд! По дороге расскажу, что прочёл в записях, держи тросны. Чуть не забыл! Дроф тут, поселили его на нашем ярусе. Тоже написал длиннющий тросн с отчётом. Усердный попался человек, с понятием.
Михр виновато, наспех, кивнул жене и покинул комнату следом за выром, молча обозначив парой невысказанных слов его излишнюю поспешность. В коридоре всё же не удержался, окликнул Юту, попросил немного подождать. Бегом добрался до комнаты Дрофа. Тот скучал, лежал и глядел в потолок, поедая сладкие орешки. Вскочил, и было видно, он рад появлению ар-клари и вероятному завершению безделья.
– Доставь письмо, кому указано вот здесь, – ар-клари передал оставленную Скрипом дарственную на дом. – Потом вот этот знак покажи вырам-стражам. Без приказа, вежливо, лично от меня попроси выделить сопровождающего для людей, чтобы охранять их в городе. И сам проводи, будь добр. Жена моя ни разу не видела Усень, во дворце заперта, небезопасно ей одной на улицах… Опять же, не городская она, толпы отродясь не видывала.
– Город я знаю весь, до последнего камешка, – солидно кивнул Дроф. – Порасскажу, не сложное дело. На рынок не поведу, раз толпы не видела. Но по лавкам дам время походить, без того женщинам никак нельзя. Моя жена, например…
– Вижу, справишься, – укоротил разговор Михр.
– В зелёный город поведу в лавки, – сразу предупредил Дроф. – У нас люди без гнили.
– Веди, но только с выром сопровождения. И сам прихвати игломёт. Гостья у неё, спроси, может, тоже прогуляется с вами.
Дроф ещё раз солидно кивнул. Совсем собрался затеять новый подробный разговор, но ар-клари уже прикрыл дверь. Резко выдохнул. Буркнул под нос: «такому в трактире все выболтают, обстоятельный человек, даже чересчур». Догоняя Юту, Михр добыл из кармана вчерашнюю находку, крепление. Ещё раз осмотрел, пожал плечами. С разбега налетел на выра, мирно ожидающего напарника в зале близ главного входа во дворец.
– Ты всё время бегаешь так бешено? – уточнил Юта, бережно придерживая ар-клари за плечи.
– Только когда гоняюсь за тобой. Глянь, что за невидаль? Эту вещицу я подобрал возле выломанных досок пола в том доме, где воры прятали золото. Ума не приложу, что такое.