– Мало? Неправильно?
– Когда мы работали для воров, достойный ар, я был ещё молод, – усмехнулся нищий, смахивая монеты в ладонь, – они давали наводчику два медных полуарха. На гнилую похлебку. Потом Скрип поприжал их, цена стала хорошая, пять архов, не менее. И только по предварительному договору со старостой. Потому что злость неудачного дела воры порой вымещали на нас. Могли и зарезать… мы для них не люди. Он отучил. Ты дал много, мне совсем не следовало брать, это наш должок Скрипу. Но золото само к рукам липнет, тем более честное…
Нищий шевельнул пальцами, в которых колдовским образом растворились монеты. Усмехнулся, надвинул шляпу ниже на глаза и зашагал прочь.
– Ловкач! – Похвалил Юта, словно смотрел балаганное представление. – Покажи монетку!
Нищий рассмеялся. Обернулся, протянул обе ладони вперед. Пустые. Шевельнул ими – наполнились монетками, разными. Ссыпал из правой руки в левую, встряхнул кисти – пусто. Выудил из-за пояса золотой, подбросил и чуть поклонился. Мужчину позабавила радость князя ар-Рафта, топочущего и булькающего, искренне восхищающегося, как малое дитя.
– А ещё поглядеть? – попросил Юта. – Я завтра иду в трактир, кушать магру. Приходи… просто посидим. Это знаешь, где? Возле…
– Знаю, – отозвался нищий. – Как-никак, я помощник новому старосте, не последний человек в слободе. Чудной ты князь. Куха посадил под замок за сущую безделицу. Меня за стол тащишь и вовсе без повода. Интересно с тобой. Приду. За всю жизнь никто в трактир просто так не звал… – Нищий глянул на дверь запертого дома. – Этого выра не ждите. Не живет он здесь. Мы поспрашивали своих, уже месяц в доме пусто. Кажется, он тут и появлялся один раз, когда оплатил домик.
Нищий еще раз кивнул, тронул пальцами край шляпы и пошёл прочь. Не удержался, снова подкинул на ладони монетку, радуя Юту. Князь вздохнул, помахал рукой вслед новому знакомому. Обернулся всем телом к Михру. Забрал у него из рук Ютти, погладил, посадил на порог перед запертой дверью.
– Всё равно запах может быть. Вдруг приходил, а они не заметили.
Пёс покрутился, тщательно принюхиваясь. Глянул на хозяина, сел, почесал лапой за ухом. Ничего тут нет, – говорил он всем своим видом. Юта не оспорил, забрал собаку на руки и пошёл к причалу.
– Ар-клари, почему у тебя дознание поставлено хуже, чем у нищих? – княжески обиженным тоном спросил он. – Мы бегаем, как… как собаки! Ловкач сидит сиднем и всё знает.
– Ловкач работает на меня, осведомители всегда помогают охране. А мы бегаем, потому что убит выр, – грустно отозвался Михр. – Мы не можем озвучить ни единого подозрения. Мы часто не в силах привлечь людей, не объясняя им ничего. И вдобавок подставляя под удар. Помнишь, как слуги ар-Багга чуть не смяли оцепление возле трупа? Нас прикрывает сам Шрон. Прочих он не прикроет. Нам, кстати, надо спешить. До бухты Счастливой Монеты на лодке…
– Лодка пойдет следом, в отдалении. Она повезет Ютти. Ты нырнёшь. Ты уже пробовал? Иначе нам не подобраться незаметно.
– По воде – к выру?
– Давай думать. Там будут дети. Так? – Уточнил Юта. – Много тропок в бухту? Я сразу подумал про одну. Это было бы удобно для плохого дела. Занять тропку. Люди от боевого выра не уплывут, не спасутся. Эгра от детей не уплывет, не сможет бросить их. Правильно я думаю?
– Как прирожденный злодей, – усмехнулся Михр. – Сейчас увидим ближний дозор. Я передам указание, чтобы мои люди оцепили бухту. Быстро не успеют. Но хоть так… Страховка нам.
– Все равно без пользы, пустое дело, – отозвался Юта, ныряя в воду и выплескиваясь из неё. – Не могу представить, что выр поднимет клешню на Эгру. Он наследник рода ар-Сарна. Он недоросший, что тоже существенно. Убить такого – дважды позор. Несмываемый. Род забудет имя ничтожества, чтобы самих не перестали величать арами. Глубинная честь…
– Юта, ты действительно полагаешь, она правит помыслами выров? Всех? Лучше верь в чудо явления монеты в руках нищего. Как князь ты просто обязан признать несовершенство мира, увы…
Юта промолчал. Само собой, он понимал, признавал и даже принимал. Но поверить отказывался. Додуматься запланировать убийство маленького Эгры, причиняющее боль всем – и вырам, и людям? Эгры, у которого нет врагов. Простодушного малыша, не понимающего даже, что в мире есть зло, ведь сам он добр, и дети, которым он отдает всё свое свободное время – тоже добры, и слобода его обожает, и весь город… Разве можно отнять у Усени её любимца? Ведь сам убийца виноват лишь отчасти. Куда страшнее замысливший заговор…
– Он хуже жёлтой смерти, он уничтожает своей грязью выров, как вид. Он делает нас гнильцами, – буркнул Юта. – Найду – сомну. С треском сомну.
Схлопнул легкие и нырнул.
Михр нехотя кивнул. Он понимал гнев друга. Люди проще отталкивают от себя дурное, присущее их природе. «Это не моя вина» – хороший довод. Особенно когда в одной Усени людей – десятки тысяч. С приезжими, выселками, ближними деревнями и пригородами. Выров неизмеримо меньше. Дело любого – тут Юта прав – бросает тень на всех. Значит, и на златоусого Шрона. Того, кого пока что уважают безусловно. Признают его мудрость и бескорыстие, ценят готовность выслушивать и находить решения. Даже смерть выра приняли достаточно спокойно: златоусый разберётся и накажет именно виновного, не списывая на случайных, удачно подвернувшихся под руку, людей.
Но если умрёт Эгра… Михр точно знал, какой будет пущенная врагами Шрона сплетня. Глядите, – станут шептать они, – выры гнильцы. Они правили нами столько веков, что приучили к мысли, что так и должно быть. Что они умнее нас и лучше. Что они держат закон и обладают мудростью. Но всей их хваленой мудрости не хватило для того, чтобы прийти к миру внутри своего народа. Так зачем нам правитель – выр?
Михр потёр затылок. Всегда одно и то же. Затевают интригу против врага, и сами оказываются уничтожены её последствиями… Не одному Шрону станет худо, не ограничится всё сменой златоусого и пересмотром состава совета старых. Какое там! Встанут все против всех, и выиграют самые жадные и клыкастые, никак не умные и бескорыстные. Время шааров покажется добрым воспоминанием. Люди отвернутся от выров, начнётся большое немирье, долгое и трудное, никому оно не принесёт пользы. Разве что – ворам и иным ночным людишкам. Которые тоже пожелают стать князьями. Раз выродёрам можно, почему нельзя им… Закон пока слишком слаб. Он только росток. Сомни – и наступит беззаконие. Каждый станет устанавливать свой порядок на огороженном, захваченном силой клочке суши.
Ар-клари отбросил грустные размышления: впереди обозначилась цепь, перегораживающая канал. Вынырнул дозорный выр порта, поздоровался движением усов. К воде по ступенькам сбежал с набережной охранник. Михр усмехнулся. С чего вдруг он так мрачно увидел грядущее? Он – ар-клари этого города. От него зависит, осмелятся ли хищники выйти из леса и рвать мирных биглей из тучного столичного стада. Он главный сторож тому стаду и основа его покоя…
– Ар, прошу вас доставить этот тросн стражам дворца, немедленно, – распорядился Михр, быстрым почерком заполняя лист. – Не стану скрывать, есть угроза второго нападения на выра. Нам следует поспешить. Позовите напарника. Надо усилить дозоры. Дайте знать на галеры, мы не хотим осложнений и просим всех быть внимательными. Никаких гулянок, никакого шума. После заката улицы должны быть пусты.
Выр опустил свернутый тросн в трубку, запечатал плотной пробкой. С самым решительным видом клацнул клешнями, выводя их из мирного положения в боевое.
– В порту будет спокойно, мы попросим лоцманов приглядеть за дном. Берег уж сами обойдем, – сказал выр, – я передал ваши слова водным голосом, вырам. До дворца недалеко, плаваю я не хуже курьера. Доставлю тросн быстро.
Он нырнул, усом удерживая трубку над водой, не желая рисковать и проверять надежность пробки и стойкость чернил к воде. Михр проследил, как удаляются трубка и ус, отмеченный небольшим белым следом пены. Страж, похоже, действительно плавал не хуже курьера… Ар-клари обернулся к охраннику, уже опустившему цепь. Тот успел позвать ещё двоих. С игломётами, при полном вооружении. Одного Михр пригласил в лодку, попросил присматривать за собакой. Сам неторопливо разделся, вызывая некоторое оживление на набережной. Хмуро осмотрел саблю. Морская вода не пойдет на пользу ни стали, ни ножнам… Только игломёт и не жаль.
– Есть пара тяжелых ножей и кистень, всё в сале, замотаны тряпицами, – сообщил догадливый охранник. – С ними сподручнее плыть.
– Интересный набор… – усмехнулся Михр.
– Распоряжение прежнего ар-клари, Ларны. Только он без огласки пояснил нам о кистене-то, простым советом, – уточнил охранник, кивком предлагая младшему нести оружие. – Мол, следует держать в промасленном виде на всех дозорных постах близ порта. На случай, если выры перепьют тагги и примутся буянить. Тогда их по спинному панцирю, прямо возле головогруди, кистенем с маху гвоздить. Делать это без зазрения совести, покуда не утихнут: помереть не помрут, но и очухаются нескоро. Ещё велел самым наглым, вторично попавшимся на пьянке, резать глаза на стеблях, потому как они заново отрастут. Вреда большого нет, но есть воспитание.
– Многих уже воспитали? – оживился Михр, наматывая кистень на пояс и прилаживая ножны так, как удобно пловцу.
– Сам Ларна одного и воспитал, мы глядели, очень было поучительно, – охотно поделился охранник. – Более заезжие выры в порту не напивались до непотребства. Стражи у нас строгие, блюдут порядок. Но кистень мы всё же держим наготове.
Юта шумно вынырнул, выволок на набережную крупную рыбину – ту самую счастливую монету, необходимую для приготовления магры. Выбрал среди скопившихся у воды людей рослого грузчика. Подозвал, указал название трактира и его расположение. Попросил доставить и передать хозяину рыбу, а заодно сообщить на словах, что завтра он, Юта, придёт не один, с друзьями. Пусть приготовят зал и накроют стол для выров и людей. Сговорился о цене доставки, отсчитал серебро. Обернулся к Михру.