Дети немедленно покинули спину Эгры, не споря: пусть отдыхает. Двое бегом бросились к воде, наполнили кожаные сумки и вернулись, облили выра. Ещё раз сбегали и снова облили. Воды в сумках было мало, зато усердия у поливальщиков хватало, и оно, кажется, лучше воды восстанавливало силы выра. Он привстал на лапах, огляделся.
– Тебе лучше? Тогда расскажи сказку! Пожалуйста, – вежливо попросила девочка лет шести в застиранном сером платьишке, неновом, но опрятном – обычном для детей зелёного города.
– Какую? – не оспорил просьбу выр. – Я уже почти все сказки Кима хорошо выговариваю, вот так! Про север, про большую волну, про…
– Новую! – та же девочка погладила ус выра и села на песок. – Свою.
– Опять новую? – насторожился Эгра. – Разве мы вчера закончили историю старой лодки и рыбака? Не могу быстро придумывать новые. Трудно. Вот так трудно, – выр повалился на бок и замер неподвижно, расслабленно.
– Но мы же все станем помогать тебе, – пообещал мальчик и сел рядом с девочкой, положив у самого уса выра кусок древесины.
– Все, обязательно, – зашумели дети, рассаживаясь.
Начали выкладывать полукругом у головогруди выра извлекаемые из сумок хитрые инструменты для кропотливой тонкой работы по дереву. Старшие принесли большие сумки и добавили пару топориков, ножи, нечто вроде шила. Ещё кто-то погладил ус, пообещал вылечить больного Эгру, утомленного придумыванием новых сказок. Выр выпустил на полную длину один глазной стебель, огляделся.
– Вот так сильно – не устали слушать? – уточнил он.
– Нет! Как можно… мы и купаться не пойдём, совсем даже, если без сказки. Мы тебя часто-часто поливать станем. Чтобы мысли размокли и ожили, – наперебой загомонили слушатели.
Эгра сдался, снова лег удобно, на брюхо, подтянул лапами обрезок древесины. Задумчиво его рассмотрел, покрутил, ощупал, удалил остатки коры.
– Жил-был рыбак, и лодка у него была старая, рассохшаяся. И жил он совсем один, бедняжка, – напомнил тонкий голосок. – Ты вчера начал историю. Потом рыбак захотел поймать необычную рыбину, говорящую, и загадать ей желание. Но случился шторм, а он был далеко от берега, и если бы не загонщик-выр, утонула бы старая лодка.
– Только про выра ты не успел рассказать, и вырезать его фигурку не успел, – добавил второй голос. – У него тоже было заветное желание. Это мы все помним. Только вот какое оно, ты не сказал.
Эгра провёл рукой над разложенными инструментами, выбрал годный нож и взялся за обработку дерева, иногда шёпотом повторяя любимую присказку: «Вот так я могу, вот так». Из крупного сучка постепенно проявлялся всё точнее и заметнее выр… Словно прятался там, сидел в засаде, прикрывшись ворохом стружки. Эгра теперь ловко и быстро эту стружку счищал…
Михр поймал себя на том, что тоже смотрит и ему – взрослому – интересно, хоть и нелепо в таком признаться. Что в движениях пальцев Эгры чудится неведомое колдовство. Только что лежал на песке обрубок толстого сука, бесполезная вещь. Разве для растопки годна такая, не более. Но, оказывается, внутри жил и ждал своего времени выр, чтобы явиться и помочь продолжить сказку… От мысли, что кто-то намерен испарить её окончательно и страшно, ар-клари скрутила холодная злость.
Эгра и его поделка, смысл сказки и возгласы детей более не занимали и малой доли внимания, все слова проходили мимо сознания. Михр следил за человеком в засаде. Тот как раз шевельнулся, сжимая в руке нечто маленькое и плоское. По скале вдали побежал яркий блик солнечного мышонка. Помнится, – невесть с чего скользнула по краю сознания мысль, – Ким называл блики «зайчиками». Что за зверь? Вернётся Ким, надо уточнить… Тогда уж наверняка будет время. Много времени…
В скалах зашуршало эхо движения. Близ заводи никто не удивился и не насторожился. Старшие иногда приходили, чтобы тоже послушать сказки. Правда, рановато – они обычно работают до самого заката, дел в слободе много, сплошная стройка… Эгра первым опознал в шуме поступь выра, но снова не удивился. Стражи тоже любили сказки.
– Вот и выр спешит, настоящий, – заверил он. – У него спросим о заветном желании.
Дети обрадовались, зашумели. Эгра, не прекращая работу, развернул один глаз к тропке, ожидая гостя. И тихо, испуганно булькнул, рассмотрев бегущего вниз по склону выра. Темно-бурого, с низко опущенными, расправленными в боевое положение клешнями.
Природное оружие выра было усилено сталью сабельных клинков, закреплённых на внешней боковой поверхности клешней. Михр покосился на скалу, проследил метнувшуюся от неё к берегу едва различимую тень. Прицелился, ещё раз проверил краску на иглах – белые, усыпляющие – и спустил оба крюка, всаживая заряд в основание шеи засадника. Тот коротко дернулся, проскреб пальцами камни, пытаясь то ли отползти, то ли дать знак выру – и замер. Точное попадание обездвиживает надежно. Правда, точку надо знать и целиться очень тщательно. На сей раз Михр остался доволен собой. Начал спускаться вниз, к месту засады, не отводя взгляда от несущегося по тропке бурого выра. Из игломета бить – далековато, – огорченно решил ар-клари. Боевого выра можно лишь раззадорить стрелкой, живучесть он растратит медленно, уснёт от отравы и то позже…
Эгра, вопреки всем ожиданиям, не сделал ни единой глупости, свойственной лишенным полноценного ума. Не испугался, не попытался убежать и не закричал. Даже не стал тратить время, разворачиваясь. Нашарил всеми руками заготовленный заранее для работы с деревом инструмент – два ножа, шило, топорик, шлифок, просто удачно легший в пальцы камень… И достаточно ловко бросил сразу все предметы в вооруженного выра. Повредить не надеялся. Но задержать рассчитывал.
Подействовало: нападающий затормозил всеми лапами, вскинул клешни, отбивая удары. Топорик скрипнул по камню, шлифок с шорохом ушёл в песок… Шило выр не отбил, оно пронзило глазной стебель, причиняя острую, мучительную боль. Выр окончательно обезумел, захрипел, яростно свистнул вытянутыми в боевые копья усами, укладывая их на спину, для удара.
Эгра использовал передышку с толком, распихивал детей в стороны и сам начал двигаться к скале. Он без устали подбирал и бросал все новые и новые камни. Заодно деловито подталкивая вверх, на уступ, самых маленьких и легких детишек, надеясь спасти их: по скалам не все выры взбираются быстро и сноровисто. К тому же каменное крошево способно проникнуть в стыки пластин панциря…
– Дети пусть идут, вот так, – громко твердил Эгра. – Мы выры, они ещё мальки. Они пусть идут! Домой! Слышишь, Канга?
– Я тебе больше не слуга, гнилое отродье, – задыхаясь от злобы, булькнул выр, выдрал шило, отбросил, мелкими шажками пошёл к Эгре. – Ты мягкотелый уродец. Они тоже. Всех порежу, сперва их, потом и тебя. Но сперва их. Так я хочу.
Он смотрел на Эгру всеми уцелевшими глазами, он двигался ближе, оставляя берег сбоку, вне поля зрения спинного глаза. Он задушено булькал и фыркал, отбивая слабые, но частые и меткие, удары камней.
Свистнули панцирные усы, нанося удар. Эгра успел отбить правый, подставив кожаную сумку. Левый принял на свою маленькую клешню, разрубленную мощным усом надвое… Убийца шумно перебрал лапами, снова заложил усы на спину. Он так явно предвкушал скорую расправу над Эгрой, что не глядел по сторонам. Выр умудрился не заметить Юту, огромного!
А Юта уже вырвался из воды, одолел полосу влажного песка и громко загудел, отвлекая бешеного выра на себя, и подобрал хвост для пружинного движения. Прежде подобный рывок мог осилить лишь могучий Шром, но князь полагал, что и ему подобное по силам: упереться в подходящий камень и одним движением, мгновенно, одолеть семь саженей, отделяющие от врага… Ведь нет времени, дети под ударом, от стальных сабель до их беспанцирных тел – менее сажени!
Бурый был боевым выром. В последний момент он смог оценить новую угрозу, попытался блокировать удар. Бесполезно хлестнул усом, ломая его о княжеский панцирь.
Бурый резко и ловко выпрямил левую клешню, вывернул её боком, сместился, пытаясь использовать преимущество стального клинка. Второй клинок начал атакующее движение, выр попытался рывком развернуться к берегу… Но там врага не было, Юта рушился на спину врага сверху, сминая его и не жалея собственного панциря. Обеими клешнями и руками князь Рафт блокировал клинки, рвал усы и выворачивал конечности врага. Он помнил, что детей надо сберегать в первую очередь. А бурый находился к ним слишком близко и любым движением мог покалечить, а то и убить, беззащитных беспанцирных…
– Живым его… – охнул Михр и зашипел от огорчения.
Вес Юты буквально вмял врага в скалы! Бурый панцирь звонко лопнул, тёмная кровь даже не брызнула, выплеснулась волной. Значит, – отрешенно подумал Михр, снимая с засадника пояс и скручивая ему же локти, – жить выру осталось считанные мгновения, разорвана главная брюшная полость, возле жабр.
Эгра, кажется, и это понял в единый миг. Пересилил страх, перемог боль в разорванной клешне. Качнулся вперед, к самым глазам умирающего.
– Кто приказал? – быстро спросил он. – Ты умрёшь, Канга, он будет радоваться, вот так. Неузнанный. Обманул тебя, вот так, совсем.
Что шепнул в ответ бурый, Михр не мог разобрать. Зато сам ар-клари добавил несколько слов, не в силах сдержаться. Юта всё сделал правильно, нельзя было рисковать детьми… Но почему за эту правильность приходится расплачиваться так дорого? Нельзя теперь получить самый главный ответ!
Ар-клари испытывал мрачную уверенность: выр не успел сообщить полного имени, просто не выговорил…
– Я слишком тяжёл, – сокрушенно признал Юта, высоко поднимаясь на лапах и осматривая, ощупывая усами свое брюхо. – Думал, под ним песок. Панцирь зароется, спружинит, но выдержит… А тут камни. Что за беда… Панцирь оказался слабоват у него. Тоже мне, боевой выр, одного моего удара не выдержал. Его, готов поклясться глубинами, и булавой вполсилы испытывали. Эгра, мы сильно перепугали вас всех? Мальки… То есть дети, я прошу прощения. Эгра…
– Эгра бы и сам прибил злодея, – почти без дрожи в голосе сообщила девочка, та самая, что выпрашивала сказку прежде прочих. – Мы знаем историю о капитане Эгре и гнилом мёртвом выре, в которого вселился дух спрута. Тот был страшный и сильный. Но капитан одолел его.