В ночь я выспалась уже по-настоящему и проснулась перед полуднем, отдохнувшей и вполне спокойной. Ни озноба, ни глупых мыслей. Мы снова поговорили со Шроном, уже о важном: ведь впереди поход на север. Что за искажение канвы мы встретим там, в краю Серых туманов – никто не знает.
Только к обеду я догадалась обратить внимание на отсутствие Ларны. И немедленно удивилась – ведь и ара Жафа нигде не видно! Решила начать поиски… Но явился Малёк, гордый и важный. Голосом непререкаемого помощника капитана заявил, что отплытие намечено на ранний вечер, до того я обязана выгулять Клыка… Так что Ларну я смогла увидеть только в открытом море. Уже простившись с загрустившим и снова одиноким Шроном и проводив взглядом удаляющийся берег…
– Малёк, где капитан? – уточнила я, осмотрев палубу.
– Спит без задних лап, – фыркнул помощник, наглеющий на глазах. – Будить не советую. Прибьёт, потом рассмотрит, что смял тебя. Расстроится и меня тоже сплющит, за то, что не предупредил.
Совет звучал насмешкой, я усомнилась и двинулась к люку трюма… Но Ларна уже сам явился оттуда. Заспанный, с тёмными кругами под глазами, весёлый и голодный. При том внешне вполне и даже очень – счастливый и собою довольный.
– Ты опять резал магру? – заподозрила я.
– Резал? – зевнул он. – И резал тоже… но не магру. У семейки ар-Нашра вылупился ущербный малёк. Ему неполных шесть лет. Жаф вывез его в столицу, мне показать. Я же выродёр. Бывший. Оторвал две лапки, – он подхватил целую копченую рыбину из рук повара, уже рассмотревшего голодный блеск глаз капитана и притащившего ужин. Ларна принюхался к добыче, вырвал кусок из рыбьего бока, скалясь и изображая злодея-выродера. – Клешню выломал, снял две пластины и порезал ему, бедняге, всю спинку… Велел кормить вырьим грибом и протирать раны мхом. Два листка исписал указаниями. Одно другого ужаснее.
– Выродёр!
– И я о том же. Если я всё сделал правильно, малёк окрепнет и подрастёт. Если нет… Жаф больше не пустит меня в особняк.
Ларна ещё раз зевнул, звучно щёлкнул зубами, прищурился, осматривая горизонт. Похвалил Малька за верный выбор курса. Посоветовал грести туда же и стараться так же рьяно, напомнил, что утром надо бросить якорь в указанном заранее месте близ берега. И снова заснул, прямо на палубе, глядя в небо и улыбаясь. Я даже чуть-чуть рассердилась на него. Вот здоровущий! Меня то озноб треплет, то слабость и дрожь рук и ног донимают после уроков с палкой Вузи. Его же, кажется, ничем не пронять. С другой стороны: если Ларна заболеет, кто будет нас всех ругать, оберегать и воодушевлять? Простые мысли, и тоже сонные. Обдумывая их, ворочая в голове так и эдак, я быстро задремала.
Проснулась поздним утром от звука частого звонкого звяканья. Поправила платье, переплела косу, лениво прикидывая, насколько я сейчас похожа на достойную брэми в своем измятом наряде. И не попробовать ли – вот уж нелепая мысль забрела в голову – прикупить штаны, как у Марницы. Самое то для жизни на галере. Да и для севера. Говорят, там холодно, сыро, комаров больше, чем водяной взвеси в тумане… С намерением выспросить у Ларны все про штаны и приличия, я выбралась на палубу и охнула.
Капитан сидел на расстеленной дерюге, в одних штанах, весь мокрый. С волос ещё капала вода. Рядом лежал столь же мокрый Хол, Малёк ломающимся голосом недоросля отдавал команды и ругался. Гребцы вроде и слушали, но кое-как, весла двигались неуверенно. Еще бы! Ларна перебирал золото. Целый мешок монет. Ещё когда мне сказали в столице, что погибший курьер вез семьсот кархонов и это немного, я задумалась над весом кошеля. Выры велики и сильны, но всё же тот кошель был именно мешком… Примерно таким, какой лежал на нашей палубе, у ног капитана.
Хол направил на меня оба стебля с глазами. Дёрнул правым, подмигивая. При этом он не переставал выкладывать всеми руками ровные стопки по десять монет. Удобно иметь две пары глаз на лице… да ещё и спинной. Которым меня и заметил этот выр.
– Мы нашли клад!
– Я утопил его тут лет пять назад, – бодро сообщил Ларна. – То ли до лучших времен, то ли на чёрный день, уже и не припомню. Скорее всего, просто хотел избавиться от тяжести. Тысяча кархонов. Тинка, хоть глянь, сколько ты вчера не взяла за свое шитьё.
– Тьфу на тебя. У гнильцов нельзя брать деньги.
Я присела и потрогала стопку монет. Холодные, мокрые, довольно мелкие, что понятно: золото ценится высоко… Все кархоны имеют один вес, хоть и чеканят их помимо столицы Усени ещё три замка. Ар-Рафты – это понятно, рудник на их землях. Ар-Бахта, что тоже объяснимо, через наш край течёт в столицу северное золото. И ар-Лимы, у них золота нет, но есть желание иметь монетный двор. Здесь, в стопках, были монеты всех четырёх видов. Самые смешные столичные, с портретом кланда. Хотел возродить традицию людей, некогда помещавших на монеты лица своих князей. Кланда я не видела, но выр на монете и на выра-то был мало похож. Усы по кромочке в три оборота навиты, глаза торчат во все стороны, а ещё клешня видна. Всё нелепое, неправильное, всё чересчур.
– Он был таким уродом? – посочувствовала я. – Клешни больше тела? И усы толстенные.
– Он мечтал о больших клешнях и длинных усах, – булькнул Хол. – Ещё бы вес монеты увеличил, чтобы казаться покрупнее.
Я положила кругляш в стопку и взяла другой, чеканки ар-Рафтов. С молотом и наковальней – они гордились своими оружейниками и своей сталью, о чём и напоминали каждой монетой. Мол, не только золотом богаты… На монете ар-Бахта изображался танцующий страф. Ар-Лимы отчеканили выра в позе угрозы. На него я глядела долго, и мне очень не нравился этот выр. Верно сказал Шрон: никакой глубинной чести, сплошная жажда власти. И готовность за власть драться клешнями и усами…. Я поёжилась, припоминая: в Горниве нет своих выров. Если что, как обороняться от врага? Попрут полнопанцирные, наворотят дел – попробуй разгреби после. Ларна покосился на меня, отобрал монету и уложил на место.
– Тингали, не поджимай хвост! Ар-Лимы не тебе враги. И в Горниву они не сунутся.
– Почему?
– Потому что они трусы и слабаки, – презрительно прищурился всезнайка-выродёр. – Иначе сидели бы на помосте кланда уже лет десять назад. Убийцу нанять могут, деньгами попробуют поссорить Чашну с соседями, постараются запугать и своих соседей ар-Шархов. Но боя, открытого и честного, от них не следует ждать. У них в семье пять братьев среднего возраста и двое старых. Стражей три десятка, ещё с десяток новых сторонников, из безродных. Прочие не в счёт… Дома Лимов сильно не любят. Оголи замок – шаары закопошатся, возмечтают стать князьями. Убери стражей из портов – купцы обозлятся и окончательно заберут товар со складов, они и так всё чаще ставят галеры в порт ар-Зарра. Нет, Лимы обречены злиться попусту и гадить тайком, мелко. Я успокоил тебя?
Как обычно, он умеет мои страхи и рассмотреть, и высмеять, и погасить. Даже немного обидно. Прекрати я вовсе разговаривать, он, пожалуй, и не заметит. Потому что сам уже не раз намекал: все мои мысли у меня в глазах запросто читаются…
– Зачем ты достал это золото?
– Во-первых, надо выдать команде премию за наш скоростной поход с юга, – довольно громко сказал Ларна, и народ на веслах сразу приободрился. Ларна отделил столбики монет и кивнул Мальку, разрешая раздавать деньги. – Пять золотых на человека, так я решил. Во-вторых, Тингали, я хочу устроить небольшой заговор.
Он обернулся, весело щурясь и наблюдая, как я охаю и хлопаю ресницами. Такая я есть, что поделать… Не умею прятать удивление, а ему и это в радость. Ещё ему нравится, что я не обижаюсь на подначки. Зачем? Он ведь не со зла, ничуть…
– Тинка, вот скажи честно: ты умеешь резать магру?
– Нет.
– Именно. Тогда ещё вопрос: разве честно и правильно то, что лучший повар выров готов осесть в Синге, в этом гнилом городе продажного рода ар-Капра?
– Позор всем рэм-Бахта, – неожиданно для меня откликнулся с кормы Малёк.
– Растёшь, помощник, – расхохотался Ларна. – Уже понял, что заговор неизбежен! Гим ар-Рошр получит это золото при условии, что он переберется в Тагрим и там откроет первый вырий трактир. Не один переберётся, с братьями, хотя бы с двумя… В Тагриме стражей мало, так что я рассчитываю вторую половину золота вытрясти с тамошних купцов. Им что, не требуется охрана складов? Требуется! Теперь хлопай глазами и хвали меня. Я мудр?
– Как златоусый, – восхитилась я. – Ты ведь и бои на отмелях хотел бы перенести в Тагрим.
– Такое дело одним заговором не подвинуть, – вздохнул Ларна с сожалением. – Традиции выров сильны, у Синги история боев и слава пяти веков за плечами… Но попытаться выстроить новую традицию можно и даже нужно. Не главные платные бои, нет. Но учебные, летние, мы при должном усердии оттянем в Тагрим лет за десять. Надо поговорить с братом Соргом. Он лучше нашего всё устроит.
Глава десятая.Ким. Новый дом
В седьмой день месяца преля, как и в предшествующие ему дни весны, птицы Горнивы занимались плетением своих семейных уз, создаваемых из пения, свиста, парадного показа оперения перед невестами и разбойных налетов на биглей и даже кошек с целью пополнения запасов строительного материала. Ведь сплести приязнь можно из невесомого чириканья, но долго ли такой узор продержится, если нет более весомых доводов в виде готового гнезда? Бигли пуховых пород и тем более их хозяева знали птичью практичность и старались ей не потворствовать, плотно закрывая ворота сараев и не начиная вольного выпаса до третьей недели преля. Кошки днём бегали на полусогнутых лапах, опасливо вздрагивая и часто поглядывая вверх, в хрустально-синее небо весны, нарядной и очень опасной. Обычно пугливая птичья мелюзга атаковала организованно и стремительно, возникала из ниоткуда, миг спустя с победным свистом и хлопаньем крыльев уносилась всей стайкой, набив клювы ценным пухом.
Если трехцветная кошка Марницы хранила в своей кошачьей памяти всех обитателей дома, в такие дни она, надо думать, особенно остро сожалела об отсутствии Клыка на подворье. Вороной не допускал мародёрства на своей земле. И всегда, все пять лет жизни, пушистая трехцветная кошка встречала весну спокойно, пересиживая прель у самых лап Клыка. Даже позорно общипанных соседских котов, орущих и предлагающих прогуляться по крышам, она выслушивала из безопасного укрытия. Гулянки можно и отложить на пару недель, хвост целее будет…