Рядом, отметил Ронга, люди князя уже вязали пятерых спешенных злодеев. Выр сбил наземь нелепо мечущегося испуганного страфа, не способного слушать команд. Метнулся по улице за угол, стараясь догнать трусов и хоть так выплеснуть нерастраченный азарт схватки.
Разве это – бой? Ничтожества сразу показали спины и даже оружие бросили! Хуже того: страфы у них оказались резвыми, выр в погоне успел сбить одного и достал веретеном второго, но ещё три злодея ушли, затерялись в тесноте и темноте окраинных улиц…
Ронга сделал два круга по предместьям, выбрался за город – пусто… Между тем, трудно сомневаться: ушли самые умные, из задних рядов. Наверняка они и были бы наиболее ценными пленниками.
– Где эти псари? – возмущенно булькнул Ронга, вымещая злость на кустарнике, ровно срезая его наусной кромкой на высоте двух локтей от земли. – Обещали подтянуться ещё вчера. Люди… От боя горазды бегать, а вот наоборот, в бой… Нет, наши, южане, покрепче норовом.
Сделав такие выводы, выр отвернулся от тёмной опушки, заспешил по дощатым улицам к княжескому подворью. И замер, разобрав тонкий свист, неслышный людям. Недоверчиво вслушался: а ведь это выр шумит! Окликает сородича, просит указаний к действию. О: ругается! Мол, я тут свищу с утра, высох и охрип, но никто не слышит… Злится: мне сказали, что в городе есть выр и что надо двигаться скрытно…
Ронга задумался. Взобрался на первую попавшуюся крышу невысокого дома, вызвав полуобморочное состояние его обитателей, проснувшихся от небывалого шума и грохота. Сверху выр басовито, в полный голос, загудел:
– Сюда! Уже не надо скрытно. Надо быстро!
Незнакомый выр показался на опушке леса, за ним ещё один. Ронга дождался обоих и побежал первым, направляя гостей к особняку князя. А заодно рассматривая их. Довольно крупные, чуть более полутора саженей. Светло-серые панцири, у передового – с характерным для семьи ар-Рафт узором, похожим на тёмное кружево. На спине у выра стоит здоровенный пёс, серый, мохнатый. Весом с человека, пожалуй. У второго выра спина тоже занята: на нём едет человек, а два крупных угрюмых пса бегут рядом.
– Псари? – спросил Ронга на бегу, используя человечье наречие.
– С личной псарни ара Гаты, – откликнулся человек. – Он сам вон – передовым бежит. Что за тайное дело для нас, ар?
– Враги разбежались, а лезли они на княжеское подворье, – пожаловался Ронга. – Пойди их найди в городе…
– Давно разбежались? – уточнил Гата, замедляя бег и касаясь усом панциря Ронги в вежливом приветствии.
– Я троих потерял недалече, только что, – пожаловался тот в ответ. – Одного, вроде, задел боевым наусным веретеном. Но вскользь.
– Где в точности потерял? Укажи место, мой пёс сразу возьмет свежий след, а если хоть капля крови – вцепится и доведет до врага, не сомневайся, даже одним верхним чутьем. Он обучен работать против воров, – гордо булькнул Гата. Нацелил глаз на спутника. – Вы оба – к подворью князя. Не забудьте сказать, что Вырда умеет искать людей на пожарах. А Раффи сразу на след, сразу!
Выр затормозил всеми лапами, пёс спрыгнул с его спины и замер, глядя на хозяина холодными жёлтыми глазами и ожидая приказа. Ронга осмотрелся, досадуя на то, что плохо знает город. Счел случай особым и попер напрямки, снося хлипкие заборы, круша сараи окраинных небогатых подворий.
– Тут я потерял их, – наконец, сообщил он, останавливаясь на углу у слияния двух малых улочек. – Верхами были, страфы пегие…
– Моему Гатти не требуется масть, иные приметы тоже, – важно сообщил выр. – Гатти, ищи! Оттуда бежал вор, ищи! – Выр мельком глянул на собеседника. – Ты ведь Ронга? Толковые клешни, как брат описывал… С Ютой был бой?
– Нас обоих выставили с мелководья, – сердито отмахнулся Ронга. – Сказали, мы дурнее мальков, позорили просто невыносимо, при всех! Старый Гим ар-Рошр огласил нам запрет длинною в год на все бои. Обоим.
– Досадно, брат бы тебя красиво смял, – заверил Гата. Булькнул смехом, наблюдая возмущение собеседника. – Или ты его, но тоже красиво… Гатти взял след, он не сомневается, с кровью след. Вперёд!
– Велено брать живыми, – уточнил Ронга, радуясь осмысленному и быстрому движению пса, прямо-таки рвущегося с короткого ремня.
– Все дельные собаки только угрожают вору или виснут на руке, – отозвался Гата. – Только у Юты дурной и мелкий пёс, если уж по правде говорить, так и прямо – ущербный. Его Ютти прыгуч не в меру и норовит загрызть врага, найденного по следу. Загрызть! Хоть сам до смешного мал ростом. Но переубедить Юту, уговорить хотя бы не называть пса сторожевым – невозможно. Он твердит, что его Ютти лучший: три года назад унюхал яд в тагге, когда брата хотели отравить выродёры. С тех пор ущербного любит весь город, его прямо носят на руках. Два заказа на поимку воров отдали этому недомерку только потому, что он спас Юту. Угождали брату… Хотя мой Гатти прошёл лучшее обучение и справился бы с делом много скорее.
Выр возмущенно булькнул и ускорил бег, помогая псу и показывая, как тот быстр в вынюхивании следа и погоне. Серый лохматый пес и правда двигался стремительно, низкими, стелющимися по самой мостовой, прыжками. Не рычал и не отвлекался, лишь скалил зубы и хрипло, со злым надрывом, дышал. Голос он обозначил лишь однажды: завидев впереди ворота, под которые нырнул след.
Выры, не сговариваясь, втянули глаза и закинули на спины усы, сложили руки, прижали клешни… И в два панциря вломились в створки! Ворота брызнули мелкой острой щепой. Пёс, знакомый с такой повадкой хозяина, успел отпрыгнуть и укрыться позади хвоста серого выра. Люди во дворе вскрикнули, пригнулись, заслоняя лица от роя мелких заноз и крупных обломков. Рослые мужчины, все в тёмной одежде и при оружии, – отметил с первого же взгляда Ронга и возликовал: те самые! Один только что вынес вещи и прилаживал вьюки за седлом страфа, второй сидел на скамье, пока третий перетягивал тканью его плечо, пробитое веретеном… Пёс прыгнул вперед, опуская морду к самой земле, зарычал, показывая зубы во всей их красоте.
– Сдаётесь? – уточнил Ронга без надежды на бой.
Раненый поморщился, то ли от боли, то ли от неизбежности пленения. Кивнул и ссутулился, не пытаясь встать. Широким движением, напоказ, достал здоровой рукой нож и бросил перед собой в траву. Ронга нащупал заранее запасённые тонкие кожаные ремни, пучком торчащие у нижней пары рук. И стал связывать врагов. Гата указал своему псу на вещи и птиц. Приказал снова искать след. Оттолкнул выбравшегося на порог – провожать гостей – трактирщика, метнулся в дом, обдирая стены и в спешке глухо стукаясь панцирем о косяки дверей. Завизжала тонко и жалобно женщина, закричал ребенок…
Гата выбрался из дома следом за собакой, рвущейся с поводка так же сосредоточенно и яростно, как и прежде, на улице. Через двор, до сарая и прямиком в рыхлое прошлогоднее сено. Там обнаружился туго набитый мешок, который Гата бросил в сторону и снова повторил «ищи». Пес сел, коротко рыкнул и замер.
– Всё, больше нет свежих следов, – отметил выр. – На княжий двор поведём?
– Туда, – не возразил Ронга.
Он уже не надеялся, что в городе остались хоть какие-то враги, способные дать самый малый бой. Потому спокойно принял указание Кима: занять место стража, перегородив усами лаз в погреб, куда заперли всех взятых живьём. Бестолковое занятие, мало чем отличается в лучшую сторону от обязанностей посла. Скучнейшее. Насторожи усы – и спи себе, потому что усы длинные, заплетают лаз сложным узором, преодолеть который, не тронув их, даже кошка не сможет. Ронга лег и заснул. Хоть выры и не нуждаются в полной ночи отдыха, но немного подремать и им важно. Тем более так, в наилучших условиях, когда специально приставленный слуга то и дело поливает и протирает панцирь. Не удивительно, что Ронга расслабился и отдохнул в полную силу – аж до полудня. И упустил все новости и сплетни города…
С рассветом поиски наемников завершились, псари помогли схватить ещё двух сбежавших. Город Нивль во все глаза рассмотрел собак и впал в задумчивость: нужны ли такие Горниве и отпустит ли князь этих, раз умудрился заполучить их спешно и тайно? Ведь у самих Рафтов выпросил, с которыми ещё год назад чуть не до войны дошло. Теперь, ясное дело, раздору конец, что хорошо и правильно.
Когда рассвело окончательно, к подворью потянулись, сминая шапки и суетливо поправляя рубахи, жители окраинных слобод. Все как один – с жалобами устными и невнятными, но слезными, настоятельными.
Все рассказы были утомительно однообразны. Неведомый тать зверской породы разворотил без счёта заборы и ограды! Не иначе, он и подпалил двор в купеческой слободке или был приведён разбойным людом, но сорвался с цепи, потому что пойди такого удержи! Сам огромный, но толком его никто не рассмотрел, потому что бегает быстро и столь ужасен, что и глянуть было боязно. Одно несомненно: шкура у него железная, потому что кое-где на бревнах следы есть, точно такие, как остаются от топора или от большого молотка… А ещё неведомый враг выкосил кусты на окраине, когда в лес убежал от подоспевших храбрых псарей. Да так ловко выкосил, что многим понравилось, как смотрится срезанная заборчиком зелень.
Ким, выслушивая сетования жителей и выдавая тросны на возмещение ущерба из княжеской казны, задумчиво усмехался. До чего доводит ночной страх! Плетут такое, что почище сказок получается – заслушаешься… Да друг перед другом всё новые подробности «вспоминают». Пасть-то у татя была клыкастая, лапы страфьи, а хвост с ядовитыми шипами.
Чуть попозже пришли погорельцы, тихо и без жалоб. Когда беда велика, не до вымыслов и сплетен. Хорошо уже то, что все живы. Чудом: двух детишек в погребах крайних изб, покинутых в спешке, но так и не сгоревших, смог найти только пёс. Оба уже отравились дымом и теперь едва дышат, но опоздай присланные с севера помощники, куда чернее вышел бы день.
Людей Ким отправил к городскому управителю, знающему Нивль до последней досточки и своей властью всех временно расселяющему по трактирам. Управитель уже вёл найм плотников и обсуждал с хозяевами, где им заново отстраивать дома.