Вдвоем они выбежали из киностудии и помчались по Французскому бульвару. Мальчишка бежал так, что у него пятки сверкали. Таня едва поспевала за ним.
— Остановись, дурень! Надо поговорить! — кричала она на ходу.
Наконец они забежали в какой-то тупик, заканчивавшийся глухой каменной стеной. Мальчишка начал отступать и прислонился к стене, с ненавистью глядя на Таню.
— Я тебе не враг... — она с трудом переводила дух, — подожди... я ищу...
Тут он грязно выругался и показал ей неприличный жест. В этот же самый момент со стен, со всех сторон, как горох, посыпались малолетние бандиты. Они спрыгивали вниз, вылезали из подвалов, возникали из ниоткуда... Это была ловушка.
Они сбили Таню с ног и повалили ее на землю. Падая, она до крови ободрала оба колена. И тут же почувствовала, как у нее вырывают сумку, сдирают с нее жакет, срывают с шеи серебряную цепочку... Улюлюкая, ватага унеслась прочь. Последним убегал мальчишка, за которым она гналась. На ходу он плюнул в ее сторону. В его глазах была животная ненависть и злость...
ГЛАВА 11 Беспризорники под котлами. Зверь. Разговор с Таргисовым
От котлов шел пар. Днем они нагревались на солнце, к вечеру их начинали подогревать на небольшом огне, и строительный раствор получался прочный. А на рассвете, когда сизая дымка, пришедшая с моря, покрывала дома, как вуаль, окутанные паром котлы становились похожими на невероятную бутафорскую декорацию из страшной сказки, конец которой никто не мог угадать.
Стройка шла повсюду, и не только в районе Привоза. Слишком много мест в городе были разрушены после страшных уличных боев. Их было не сосчитать — летели снаряды, взрывались бомбы, оставляя после себя кровь и выжженный пепел.
И некоторые дома стояли в руинах не один год, чернея выбитыми проемами окон, стекла в которых заменила паутина и обрывки старых, истонченных временем газет.
Правду сказать, некоторые дома пытались восстанавливать, чтобы расселить жителей из трущоб Молдаванки и Слободки — поскольку скученность населения в этих беднейших районах города давно превзошла всякий предел. А потому потихоньку Одесса начала строиться, восстанавливаться после руин. Тут и там появлялись многочисленные строительные артели, организованные в помощь государству частниками-нэпманами. Они брали заказы на строительные подряды у государства. И новая власть с удовольствием их нанимала, ведь при этом убивала двух зайцев: обеспечивала новые рабочие места, да и стройка двигалась быстрей.
Но больше всего строительство разрослось в районе Привоза. Рынок расширялся, возводились новые корпуса, строились торговые и строительные павильоны. Часть свалки за Привозом — одного из самых грязных мест в городе — расчистили и также отдали под строительство.
Стройка не прекращалась ни днем, ни ночью. Работали там в основном селяне из окрестных деревень — в поиске заработка и лучшей жизни они поднимались с насиженных мест, поскольку просто боялись умереть с голоду — без работы, без земли, в колхозах, еле-еле сводящих концы с концами...
В огромных котлах варился асфальт, рядом возились со строительным раствором. И еще с чем-то очень важным для строительства — Таня не разбиралась в таких тонкостях. Но твердо знала одно: именно там, в местах стройки за Привозом, собиралось огромное количество беспризорников. По ночам они прятались и грелись под огромными котлами, ведь апрельские ночи все еще были холодными. Рабочие их не гоняли, наоборот, подкармливали кто чем может, ведь и сами жили впроголодь, а беда — она такая: всегда приходит одна на всех.
Таня быстро шла мимо главного входа Привоза, закрытого в этот рассветный час. Еще было слишком рано, и она надеялась захватить кого-то врасплох. После неудачи в переулке возле кинофабрики Таня не сдалась, не опустила руки. Теперь ее решимость была еще сильнее, чем прежде. Во что бы то ни стало она хотела найти брата мальчика, которого толпа забила насмерть, вытащить его с улицы и спасти.
Она и сама не понимала, зачем ей это нужно. Если бы ее кто-то спросил — ни за что не смогла бы объяснить. Но Таня твердо знала одно: если этого не сделает, никогда не сможет спать спокойно. Может, хоть это как-то поможет искупить ее огромные грехи.
А между тем найти маленького беспризорника на улице и забрать его оттуда было почти непосильной задачей. В Одессе было слишком много заброшенных домов, щелей, катакомб, в которых прятались уличные дети, спасаясь от своей ужасной жизни, от злых, жестоких людей. По всему городу таких укромных мест было тысячи. Не меньше было и самих беспризорников. Их количество пополнялось с каждым днем со страшной скоростью, и никто не мог определить это точное число.
Забрать всех беспризорников с улицы тоже было непосильной задачей. Как только ребенок попадал в стаю таких же, характер его страшно менялся. Он становился злым, жестоким, отчаянным, дерзким, и никакие правила ему были не указ... А вместе с тем в нем появлялось подхалимство и притворство. Чтобы выжить, ребенок учился лживости — ему надо было избежать побоев и оскорблений тех, кто в стае всегда оказывался сильней.
Постепенно такие дети превращались в злобных и опасных зверьков. Воруя, чтобы выжить, они делали ложь основной чертой своего характера, огораживаясь как броней от любых проявлений человеческого сострадания и доброты. Жизнь учила их никому не верить. Их действительность проходила под лозунгом «враги повсюду», и везде, при любых обстоятельствах, они воспринимали взрослых как врагов.
Они не шли на контакт, не поддавались на уговоры. Если и вступали в беседу со взрослыми, то всегда преследовали свою собственную цель. И слова, которые они произносили в процессе этого разговора, всегда были ложью. Они лгали всегда и во всем, были готовы на любую подлость, потому что сформированный улицей характер только так мог выжить в условиях более жестоких, чем смерть.
Несмотря на свою богатую криминальную биографию, Таня никогда не сталкивалась с уличными бандами беспризорников. Они находились в другой иерархии криминального мира. Но после встречи в переулке за кинофабрикой она стала понимать, что это невероятно опасная среда, о которую можно запросто расшибить себе лоб как о каменную стену.
Зачем же она шла туда? Она сама себе не могла этого объяснить. И ни за что на свете не сформулировала бы четко свои мысли. Просто ноги сами несли ее к стройке за Привозом, где, как она знала, находилось большое количество беспризорников. Она их там видела не раз.
Было очень холодно. Зябко кутаясь в потертую меховую горжетку, Таня упрямо шла туда, где виднелись котлы.
В этот час работы на стройке не велись. Утомленные за день, работающие до поздней ночи строители отдыхали перед ранним подъемом, и вокруг стояла непривычная тишина.
Обогнув несколько подвод, груженных тесаным камнем — распряженные лошади были привязаны в сторонке, — Таня обошла какую-то рытвину, огражденную строительными балками, и подошла к ближайшему котлу. Она хотела подойти с внутренней стороны, потому как увидела, что там спят несколько детей. Надеялась, что, если она их разбудит и захватит врасплох, спросонок они заговорят более открыто.
Но едва она зашла на территорию, раздался резкий, пронзительный свист. В воздухе мелькнули грязные босые ноги, а прямо в плечо Тани угодил камень, ударив ее с такой мощностью, что она поморщилась от боли.
— Стоять, чмара! — Хриплый голос, стараясь по-взрослому растягивать слова, зазвучал откуда-то сбоку, и Таня сразу остановилась.
Беспризорники прятались так хитро, что она пока только догадывалась, что они там есть, а на самом деле не видела ничего, кроме каких-то смутных очертаний за котлом и камнями, сваленными поблизости в кучу. Было по всему похоже, что там еще теплилась еле заметная жизнь.
— Докуда шкандыбаешь? — Голос изо всех сил старался быть серьезным, но срывался, а сбоку начиналась какая-то возня — суета, писк. Таня отчетливо это уловила.
— Поговорить надо, — спокойно ответила она, не двигаясь с места. — Кто у вас главный?
— Сумку положь, вот и поговорим! — хмыкнул голос.
В тот же самый момент прямо в поясницу Тани уткнулось что-то твердое. Похолодев, она вдруг сообразила, что это дуло самого настоящего нагана. В голове забилась отчаянная мысль, что в этот раз она зашла слишком далеко.
Таня захотела обернуться и посмотреть, кто ей угрожает, но едва она сделала движение, как наган еще сильнее уперся в спину, а голос прохрипел:
— Не рыпайся! Бо глазелки в хребте понаделаем... Косточки не соберешь! И больно будет. Это тебе не морду нэпманскую краской шмалить, чмара!
— Я не нэпманша, — почему-то оправдываясь, сказала Таня, — я из банды Кагула.
— А нам до форточки, кто такой твой Кагул! — вдруг вклинился звонкий девичий голос, и в этот раз раздался откровенный смех.
— Сумку положь... — В первом голосе появились угрожающие ноты.
— Ладно, — Таня бросила сумку на землю. Туда она предусмотрительно положила немного денег, сообразив, что ей же будет хуже, если ничего не найдут — она разбиралась в повадках этого страшного мира. — Я человека одного ищу. Из ваших он, — произнесла мирно.
— Мы своих не сдаем. Вали-ка отсюда, подобру-поздорову! — ответили ей.
— А если по-хорошему поговорить? — Таня упорно стояла на своем. — Привыкли собачиться, а какой от меня вред? — Она пыталась говорить мягко, тихо.
— Вот что, чмара, по-хорошему не получится, — усмехнулся первый голос.
— А по-плохому как будет? — взвизгнул нервным смехом девичий голос. — Зверя на нас призовешь? Такой шухер?
— Зверя? — Таня нахмурилась. — Что за зверь? Это кто?
— Ну вот... — разочарованно протянула невидимая девчонка. — Не знаешь ни хрена, а до туда — до поговорить...
— Завалим ее, ребяты? — В разговор вклинился новый голос.
— А пусть до катится отовсюду, как... — первый грязно выругался. — Слышь, ты, чмара! Ноги в руки — да вали!
— И Кагалу своему привет! — засмеялась девчонка. — Кагалом каким-то она нас пугает! Во фифа скочевряженная...