Копи Хаджибейского лимана — страница 3 из 47

С самого дня своего основания курорт на Хаджибейском лимане стал модным местом и заслужил громкую славу в Одессе. Слава эта заключалась в том, что услуги и процедуры здесь были очень дорогими и доступными только для представителей аристократии и членов богатых купеческих семей, которые могли позволить себе платить звонкой монетой за приближение к знатной верхушке.

Позже, после установления советской власти и появления новой страны, курорт с грязями не исчез, как многие подобные заведения, процветавшие при царском режиме. Большевики по достоинству оценили красоту Хаджибейского парка, зданий лечебницы и гостиничных корпусов, а главное — целебность грязи лимана. Полезные свойства этой грязи были уникальны и отлично помогали лечить застарелые раны, полученные еще в гражданской войне.

А потому высокие чины большевиков потянулись в бывшую лечебницу на Хаджибейском лимане. Они жили в гостинице, гуляли в парке, кормили лебедей и развлекались с местными девушками. Специально на территории парка был построен ресторан с дорогим и изысканным интерьером, куда выписали одного из лучших поваров Одессы. А еще через время бывшую грязелечебницу поставили на баланс и открыли в ней уже упоминавшийся санаторий «Пролетарское здоровье». В нем основное внимание уделялось процедурам с лечебной грязью и физиотерапии.

Новый санаторий моментально стал элитным, почти закрытым местом, потому что путевки в него не продавали и не выдавали простому пролетариату. Их получали только представители партноменклатуры, советской элиты, либо разбогатевшие нэпманы покупали за большие деньги. Специально для тех, кто платил деньгами, к каменным жилым корпусам санатория достроили корпус с меблированными комнатами, который функционировал как гостиница. И санаторий заработал в полную силу. Отдыхать в нем считалось престижно в любое время года.

Итак, несмотря на март, все путевки были распроданы, и в санатории было очень много людей, тех, кто смог позаботиться о своем здоровье и на себе почувствовать целительные свойства грязи.

Наконец день начал клониться к вечеру. Ночные тени уже легли на землю, оставляя длинные сумеречные полосы на деревьях, аллеях парка, скамейках и беседках. Все было еще прозрачно, ведь на деревьях еще не было листьев. При этом весь персонал санатория не уставал убеждать гостей в том, что летом Хаджибейский парк становится особенно прекрасным, несравнимым ни с чем, и тот, кто постоял однажды в тени этих редких деревьев, стремится приехать сюда снова.

Постояльцы верили. Им и так было понятно, что парк очень красив.

По мере того, как день клонился к закату, посетители перемещались из парка в ресторан, который уже зажигал огни и манил ими гуляющих.

Ресторан находился рядом с парком. Из окон его отлично был виден пруд. А яркие электрические лампочки, собранные в сказочные гирлянды, отлично просматривались сразу со всех сторон.

В ресторане была отличная кухня, а по вечерам ежедневно играл дамский ансамбль. Они только входили в моду и не могли не привлекать внимания.

К восьми вечера зал ресторана заполнился под завязку. Все столики были заняты, оркестр громыхал модный жизнерадостный фокстрот, а в узких проходах сновали официанты, пыхтя под тяжелыми подносами, заставленными тарелками с едой и всевозможными бутылками. Дамы за столиками щеголяли драгоценностями и модными туалетами, многие мужчины были в военной форме.

При общем гаме и шуме, как всегда бывает в подобных местах, никто из посетителей почти не заметил громкого щелчка, с которым захлопнулась входная дверь. Кто мог подозревать, что металлический язычок замка в захлопнувшейся двери уже отрезал ресторан от всего остального мира...

Дальше все произошло быстро. Во всех проходах из общего коридора, ведущего на веранду, огибавшую ресторан, появились мужчины в черных кожаных тужурках. Лица их были закрыты разноцветными платками, а на брови надвинуты фуражки. В руках у них было оружие.

Оказавшись в самой середине зала, один из них вдруг пальнул в хрустальную люстру из нагана. Она лопнула, осыпав всех, кто сидел под ней, дождем из острых хрустальных осколков. Женщины страшно завизжали. А стрелявший зычно крикнул в сторону дамского оркестра:

— Бабы, тихо! Кончай музыку!

Перепуганные музыкантши моментально сбились в кучу, прекратив играть.

— Ограбление! Бумажники на стол! Кто вякнет — пасть прострелю! Никто за здеся с вами шушли-мушли разводить не будет! Дослухали до меня, гниды?

Несколько бандитов пошли по рядам, собирая бумажники, выложенные на стол, и срывая с дам драгоценности. Поразительно, но никто из мужчин, большинство из которых были военными, пришедшими с фронтов гражданской войны, даже не попытался сопротивляться бандитам! Жирная жизнь в рядах партийной номенклатуры вытряхнула из них остатки мужества. И, перестав быть солдатами, поднявшись по карьерной лестнице, они превратились в труху, с которой бандиты могли делать все, что угодно.

Все прошло так тихо и быстро, практически без пыли и шума, что налетчикам больше не пришлось стрелять. Собрав богатейший урожай, набив драгоценностями и деньгами холщовые мешки, они исчезли так же быстро, как и появились.

Когда посетители поняли, что им больше ничего не угрожает, они разбежались с такой скоростью, что почти никто не расплатился по счету...

Когда позже начали разбираться, то выяснилось, что перед налетом бандиты сразу заперли весь обслуживающий персонал — работников кухни и официантов — в кухне и в одном из подсобных помещений.

Их сразу же выпустили. Но, несмотря на то что бандиты их не тронули, девчонки-официантки не могли успокоиться и громко плакали. А в санатории началась паника.

Никто не ожидал, что чекисты, работники уголовного розыска, приедут так быстро — буквально через час. А через два уже вся территория санатория заполнилась опытными сыскарями с собаками.

Весь и так не спавший персонал санатория подняли с постелей и собрали в огромном холле жилого корпуса. Допрашивать их собрался лично следователь уголовного розыска по особо важным делам — приехавший недавно из Киева знаменитый сыскарь Вадим Фингер, заслуживший известность тем, что накрыл торговцев фальшивыми драгоценностями с Петровки, обезвредил банду Мишки Волынского и поймал убийцу двух монахов из Киево-Печерской лавры — заезжего гастролера из Болгарии. В Одессу же Фингера направили, чтобы он помог справиться с разгулявшимся бандитизмом, которого город не помнил со времен Михаила Японца.

Начал он с того, что строго допросил всех сотрудников ресторана и установил, что вошли бандиты через служебный вход, запертый, как всегда, на ключ, — его закрывали сразу, как только ресторан начинал работать, чтобы персонал не отвлекался от работы в горячее время.

Однако служебный вход был открыт, не взломан, причем не отмычками, а подходящим ключом. Кто открыл?

Все сотрудники ресторана были на своих местах, никто не пропал, не отсутствовал...

Перешли в санаторий. Фингер выступил вперед:

— Внимание начальников всех отделов... Или главврачей, как там у вас говорят... Немедленно пересчитать всех своих людей и доложить, кого нет и кто отсутствует!

Тут же начался пересчет. Перепуганные до полусмерти, сотрудники стояли как мыши. И тут подал голос заведующий физиотерапевтическим отделением:

— Э-э, простите...

— Что у вас? — Казалось, тяжелым взглядом Фингер был готов вогнать его в землю.

— Простите... э-э... кхм... одна медсестра отсутствует. Должно быть семь медсестер... у меня. А их шесть. Одной не хватает...

— Кто такая, как зовут? Давно работает? — оживился Фингер.

— Так новенькая она... Работает два дня... Третий сегодня... Только поступила... Имя... Светлана, кажется. Фамилию не помню. В личном деле наверняка есть... — мялся заведующий.

— Жила при санатории? — Фингер знал, что большинство сотрудников живут на месте.

— Не-не, — замотал головой заведующий. — Она комнату в деревне по соседству снимала. Я точно запомнил, она говорила, что ей жить не надо в санатории. И вечером сегодня после работы в деревню ушла...

— Как выглядит? — Фингер терпеть не мог таких ничего не знающих свидетелей.

— Лет двадцать пять... Среднего роста... Темноволосая... Короткая стрижка... Глаза такие красивые... — Под насмешливым взглядом Фингера заведующий отделением совсем смешался.

— Улавливаешь? — Фингер повернулся к своему помощнику, молоденькому оперативнику, самому толковому из всех его одесских подчиненных.

— Похоже, секретарша Леночка с мыловаренного завода, что того марвихера развела, — бодро отрапортовал тот.

— Она самая, сучка... — не сдержался Финге-ров. — Ладно, идем личное дело смотреть.

Но в отделе кадров папка с личным делом пропавшей медсестры оказалась пустой.

— Как же так... — Начальница отдела кадров растерянно хлопала полными слез глазами.

— Сперла, — даже с каким-то удовлетворением отметил Фингер.

Прихватив своего помощника Дмитрия Лошака, он отправился в кабинет, предоставленный главным врачом санатория.

— Когда мы только сюда ехали, мне позвонил... — Фингер заговорщически понизил голос.

— Как? Тот самый? — всплеснул руками Лошак.

— Он. У начальства на этот санаторий и курорт очень большие планы. То ли гостей особых тут принимать будут, то ли что другое... Когда узнали, что тут произошло, они все так взбеленились, — с усмешкой рассказывал Фингер, — как у вас здесь говорят? Такой шухер поднялся, шо бери разгон! Велено бандюков изловить и в расход пустить, а с ними и эту девку.

— Она служебный вход открыла? — спросил Лошак.

— Она, — кивнул Фингеров. — Она тут разведала все и ключ сперла или сделала его слепок. Плевое дело. Сначала в отделе кадров стащила личное дело, а потом пошла в ресторан и отперла дверь.

— Куда ж она подевалась? — недоуменно развел руками Лошак.

— Думается мне, была она в вечернем платье... — многозначительно рассуждал вслух Фингер. — На посетительницу ресторана возле служебного входа никто из персонала внимания не обратил бы. Подумаешь, заблудилась, искала туалет, забрела не туда... Она открыла дверь, впустила бандюков. А пока те персонал запирали, пошла тихонько в ресторан и уселась там среди гостей. Затем начался грабеж. Типа ее ограбили тоже, все такое. А потом все посетители ресторана разбегаться начали... Видишь, все дали деру, только пациенты санатория остались, что в своих номерах сидят. А левые, с улицы, — таких никого нет. А с улицы их было большинство, потому что червонцы у них. Когда они драпать стали, она с ними и дала деру. Добежала до околицы какой, в место условное. А там ее уже кто-то из бан-дюков на автомобиле и ждал. И давай тикать. Вот, думается мне, так оно все и было.