Копи Хаджибейского лимана — страница 34 из 47

Телефон на редакционном столе звонил не переставая. Сосновский с раздражением поднял телефонную трубку. Послышался невнятный шум.

— Ты можешь зайти ко мне прямо сейчас? — разобрал он с трудом. — Это очень срочно! Угрожает опасность...

— Кто это? — Володя нахмурился, через помехи нельзя было разобрать, кто говорит.

— Это Алена, твоя жена. Ты можешь прийти прямо сейчас?

— Что произошло? — Меньше всего на свете Володе хотелось бы увидеть сейчас Алену. В последнее время, занимаясь абсолютно другим, он совсем выбросил из головы мысли о бывшей жене. Да и раньше не думал о ней много. И даже не узнал ее голоса. Если бы она не представилась, Сосновский ни за что не подумал бы, что это Алена. Подумать только — совсем не узнал ее голос! Володя задумался — как бывает в жизни...

— Так что же — ты придешь? — В голосе зазвучали резкие, нетерпеливые нотки. Это тоже было не свойственно Алене, у нее никогда не хватало характера на четкость и резкость. Но время меняет людей. Могла измениться и она.

— Я не знаю. Мне не хочется, — честно признался Володя, — я сейчас занят. Ты можешь объяснить, что произошло?

— Пожалуйста, я умоляю тебя! — в голосе Алены была настоящая истерика. — Это важно! От этого зависит человеческая жизнь! Прямо сейчас приходи на Спиридоновскую. Я умоляю тебя!

— Хорошо, — решился Володя, — я выхожу. Жди через полчаса.

Едва войдя в подъезд, он увидел, что дверь квартиры Алены приоткрыта. Бывшая жена по-прежнему жила на Спиридоновской, в той самой квартире, где когда-то давно они жили вместе. Давно — Володе казалось, что прошло сто веков.

С неприятным чувством он шагнул в подъезд. Чуть не наступил на толстого рыжего кота — сразу нашипевшего на него победителем, толкнул дверь — темнота и пустота.

— Алена! Это я, уже здесь. Ты меня слышишь? Выйди, пожалуйста! — громко крикнул Соснов-ский, заходя в прихожую.

Там было слишком темно. По привычке он щелкнул выключателем. Ничего не изменилось — прихожая по-прежнему была забита кучей бесполезных вещей. Володя разглядел огромную бронзовую лампу, какие-то подушки, напольную стеклянную вазу... Затруднительно было передвигаться среди такого количества вещей.

— Алена! Я пришел! — снова крикнул Соснов-ский.

Но и в этот раз ему никто не ответил. В квартире стояла пугающая тишина. Володя ощутил липкий ледяной пот, выступивший на коже. Слишком много страшных неожиданностей подстерегало его в этот день! Неужели и здесь что-то произошло?

Сосновский решительно направился в комнату. Щелкнул выключателем. Алена лежала на животе, лицом вниз на полу возле дивана. Длинные волосы ее разметались по ковру. Красный халатик задрался, обнажая белые ноги. Володя бросился к ней — и остолбенел! Она была мертва.

Он аккуратно перевернул ее на спину. Алена была задушена. Лицо ее было багрово-черным, голова неестественно повернута вбок, на шее виднелись синие пятна. Очевидно, ее задушили руками. Сдавили с такой силой, что свернули шею.

Володя прикоснулся к ее руке — кожа была ледяной на ощупь. От тела исходил неприятный запах — трупный запах начала разложения. Судя по этим признакам, Алена была мертва довольно давно. Часов 5—6, никак не меньше. Кто же тогда звонил ему? Сосновский похолодел от ужаса.

Он бросился к выходу, как вдруг... Шум, идущий от входной двери, заставил его замереть на месте. Больше всего на свете он жалел, что не взял с собой оружия. Но разве он мог догадаться, что понадобится нести револьвер к бывшей жене?

Дальше все произошло мгновенно. Сосновский ощутил удар в спину, к его лицу плотно прижали что-то мокрое. Сладковатый, приторный запах заполнил все. Комната закружилась. Кружась вместе с ней, Володя провалился в поглощающую его черноту, без звуков и сновидений...

ГЛАВА 19 Классификация Софы: леи и шаи. Бегство Тани в пещерный город. Володя в тюрьме. Рассказ Тучи


Таня не читала газет. А потому на следующую ночь после неудавшегося налета спокойно легла спать. Ее не мучили плохие предчувствия. И она давно уже перестала бояться избежать того, чего никак нельзя было избежать.

Никакого впечатления не произвела на нее и записка Володи. Таня ее просто не поняла. Она знала, что Володя всегда страдал излишним драматизмом, и решила, что это очередная неудачная попытка просто привлечь ее внимание.

Кагул исчез — Туча помог ему скрыться почти сразу. Положение его было гораздо страшней. Малины Молдаванки больше не были надежным прибежищем. Большевики умудрились везде засунуть своих шпионов, и никто не мог даже догадаться, кто в окружении способен сдать просто так.

Кагулу нельзя было показываться и у Тани в Каретном переулке. Поэтому Туча вывез его за пределы Одессы, и Таня даже не знала куда. Ей было все равно. Туча прятал Кагула у проверенных людей, он залег на дно.

А Таня была беспечной. Она играла с Наташей, смеялась вместе с ней. На ее душе было светло. Перед глазами Тани все время стояло лицо Володи — только его лицо. И от этого душу заполняли ослепительные лучи света, и было так легко, радостно жить, словно там, за гранью этого света, не было прожитой бездны, протягивающей свои хищные и острые щупальца.

Когда-то давно, еще во времена жизни на Молдаванке, в окружении своих подруг, Таня слышала очень интересную вещь. Об этом больше всех любила разглагольствовать Софа — мать Иды и Цили. Упираясь руками в толстые бока, она говорила громко, с придыханием, всегда на одесском языке, мешая слова на идиш, украинском, русском. И оттого острой, отточенной, просто невероятной получалась эта для кого-то дикая смесь.

Софа говорила, что все одесские женщины делятся на две категории. Это леи и шаи. И исключения из них невозможно найти. Леи — ленивицы.

Шаи — дуры. К ним также относятся женщины из той породы, о которой принято говорить «умная, но дура». И каждой «породе» Софа давала весьма забавную классификацию.

Леи вальяжны. Они не любят работать, что-то делать, куда-то спешить. Чаще всего леи — это роскошные женщины, которые берегут и лелеют свою красоту. Леи любят спать допоздна. Собираются куда-то очень долго. Это про них придумали анекдот «Сколько часов тебе нужно для того, чтобы собраться за пять минут?»

Леи вечно опаздывают, не любят работу и почти никогда не достигают в ней успехов, особенно в мужском деле. Но леи — это женщины на сто процентов. Они всегда состоят в отношениях и никогда не бывают одни.

Часто те, кто не разбирается, путает их с клушами. Но клуши — это совершенно другая разновидность! Клуши были рождены на свет без мозга, у леи же мозг всегда есть. Но своеобразный. И очень женский. Лея не будет ничего делать в ущерб себе. Очень себя любит и часто живет за счет собственного эгоизма. Оттого лею всегда очень ценят мужчины. Все леи — с изюминкой, которая клушам даже и не снилась. Как правило, леи — очень распространенная порода. Таня относила и саму Софу, и подруг с Молдаванки именно к ним, к леям, к ленивым стопроцентным женщинам, призванным украшать этот мир.

Шая — это полная противоположность леи. Она всегда активна, причем в нескольких направлениях сразу. Часто окружающих от активности шаи просто тошнит. Шая — это дура, но дура с умом. Она легко вступает в общение, решает мужские дела, на нее всегда можно положиться и часто иметь свою собственную выгоду. Шая может прохлопать ушами, особенно, если ей надо спасти мир.

Собственно, именно это — хлопать ушами, шая и делает всю свою жизнь. Шаи беспечно влюблены в жизнь, которая совершенно не отвечает им взаимностью. Но, получив очередную оплеуху, шая всегда поднимается, отряхивается и мчится дальше, строить отношения, покорять мир.

Все достижения цивилизации и общества держатся на шаях, потому что уже доказано — мир двигают умные дуры. То есть все окружающие считают их дурами, а они двигают.

Шаи слепо доверяют мужчинам. Именно им свойственно бросаться из одного романа в другой, каждый раз надеясь на лучшее. Шаи способны поверить последнему негодяю и подлецу. И не потому, что они шаи, а потому, что в их сердце есть огромная солнечная поляна, полная добра и великодушия, куда они готовы впустить кого угодно, и даже не заставят вытереть ноги. И в свете солнца души шаи на той поляне все кажутся красивыми. Даже последние уроды. В этом полное отличие шай от лей, которые никогда и ничего не сделают в ущерб себе. И не дай бог кто-то их запачкает или войдет в душу с грязными ногами! Леи обрушат на их голову многоэтажный дом. Со всей своей ленью и вальяжностью.

Шаи доверяют людям, потому что, каждый раз обжигаясь, они мучительно переживают от того, как много вокруг подлецов. И, чтобы доказать, что это неправда, готовы наступать на те же самые грабли до кровавых мозолей. Шаи призваны непонятным, самым невероятным богом, чтобы сделать мир и людей лучше. И они делают это как угодно.

Шаи никогда не верят в плохое. Они всегда настроены на самую светлую мысль: все будет хорошо. И, кроме этой мысли, не интересуются практически ничем, даже своей собственной активностью, которую готовы развивать во всех направлениях сразу.

Таня была типичной шаей, и часто ее активность пугала ее саму. Где-то в глубине души теплилась ужасающая, но довольно реальная мысль, что этой дурацкой активностью Таня сделала с собой что-то очень нехорошее, от чего она уже никогда не сможет жить обычной жизнью, как все нормальные люди. Но, так как Таня была шаей и в ней практически ничего не было от леи, она надеялась, что все будет хорошо.

Так было и с ужасным налетом — первым провалившимся налетом Кагула, которому Таня не придавала слишком уж большого значения. Она искренне надеялась, что ее пронесет.

Именно поэтому Таня не читала газет и даже не просила Оксану их купить. Какой смысл было читать тревожные сплетни, которые всегда проходили жестокую большевистскую цензуру?

Поэтому все важные городские новости она узнавала от Тучи, который вечно был в курсе всех событий. Туча умудрялся узнавать все новости из первоисточников и не ошибался ни разу.