Туча начал свой рассказ. По его словам, милицию в квартиру на Спиридоновской вызвали соседи, которые якобы услышали из квартиры громкие женские крики. Они показали на допросе, что это было странным, так как женщина жила одна.
Алена действительно жила одна. Но другие соседи, с которыми поговорили люди Тучи, опровергали их показания. По их словам выходило, что в квартире Алена постоянно устраивала шумные гулянки, попойки. Пьяные вопли раздавались до утра, так что это не могло никого насторожить. К тому же они показали, что бывший муж, Со-сновский, к ней совсем не приходил, ни разу. Но из милиции даже не пытались поговорить с другими соседями. Из этого Туча делал вывод, что Володю кто-то очень сильно хотел подставить.
Приехавшие милиционеры обнаружили в квартире бесчувственного Володю Сосновского, от одежды которого шел сильный запах алкоголя. А на полу лежал труп Алены, его жены. Она была задушена. На столе обнаружили пустые бутылки из-под водки, коньяка, стаканы, остатки закусок.
Был сделан вывод, что Володя с Аленой выпивали вместе. Так как они мешали водку с коньяком, это ударило в голову. Произошла ссора. И в момент ссоры в припадке ярости Володя задушил Алену.
— Совсем как сделали с тобой... и с Идой, — не смогла удержаться Таня.
Туча вполне соглашался с этим. Именно поэтому он сделал вывод, что Володю подставили, слишком уж профессиональной выглядела работа. Соснов-ский был арестован.
На допросе он показал, что днем Алена позвонила ему в редакцию и умоляла прийти на Спири-доновскую, потому он и пришел. Но по заключению экспертизы выходило, что днем Алена была уже мертва и позвонить не могла, так как убили ее еще ночью. А сотрудники редакции показали, что никакого телефонного звонка в кабинете редактора Сосновского днем не было.
— Дверь могла быть плотно закрыта! Кто бы услышал? — в отчаянии воскликнула Таня.
— А, брешут, шо твои шкарпетки! — махнул рукой Туча. — Ясно, шо подсидеть хочут. Уже и подсидели. После ареста редактор другой назначен. А Сосновского — тю.
Туча продолжал свой рассказ. Кроме того, приехавшие из села родственники Алены показали, что из квартиры исчезли все ее золотые украшения, в том числе и серьги с бриллиантами, подаренные братом, покойным комиссаром Патюком. Все это на достаточно большую сумму.
У следствия появилась информация, что у Со-сновского были карточные долги, кто-то слил чекистам, что Володя был в игорном притоне на Косвенной. Решили, что Сосновский явился к Алене за деньгами, просил дать ему серьги с бриллиантами, чтобы он мог их заложить. Алена отказала. Возникла ссора. Сосновский задушил жену и забрал все.
— Бред! Делают из него какого-то уголовника! Так уголовник бы поступил! Так комиссар Па-тюк бы поступил! И подобные патюки! Но только не Володя Сосновский, не бывший князь! — Таня в отчаянии заломила руки. — Не бывает бывших князей! Благородство — оно в крови!
Из глаз ее хлынули сдерживаемые слезы. Туча не собирался ее успокаивать.
ГЛАВА 20 Зацепки невиновности. Начальство в грязелечебнице. Первое столкновение с Фингером. Очередная жертва Зверя
Но самые убийственные показания против Володи, по словам Тучи, дал один из редакционных сотрудников. Этот журналист как раз и был назначен главным редактором газеты после ареста Со-сновского.
— Подсидел, — застонала Таня.
— А то! — согласился Туча. — Сейчас времечко такое! Сейчас родная мать подставит, шоб свою выгоду поиметь. Не то шо левый фраер за свои интересы. Шкурные.
Туча сказал, что показания говорили о том, что Алена приходила в редакцию к Володе. Между ними возникла ссора прямо в коридоре, и это слышали все. И Сосновский громогласно пообещал убить Алену.
— Да это же чушь! — плакала Таня. — Такое в пылу гнева, в ссоре говорят абсолютно все люди! Это вообще ничего не значит!
— А здеся бумага подписанная. А бумага — это тебе еще за тот шухер! Как по морде припечатает, так по клочкам не соберешь, — вздохнул Туча.
Но, по его словам, это было еще не все. Сотрудник усугубил показания тем, что заявил, что якобы через день после ссоры с женой Сосновский искал людей, которые имеют знакомства в криминальной среде, чтобы найти тех, кто поможет ему избавиться от супруги. Обратился и к этому журналисту. Но тот отказался и, дескать, заявил, что это реальный уголовный срок, и посоветовал Володе такого не делать.
— За гранью безумия, — горько вздохнула Таня. — Все знают, что Сосновский писал романы о жизни криминального мира Одессы. Хорошо знал бандитский мир. Был знаком с самим Мишей Японцем. Зачем ему кого-то искать? Да захоти он по-серьезному, таких бы людей нашел, все бы так обставили, что ни одна собака не подкопалась бы!
— Ну, это мы с тобой кумекаем, — сказал Туча, — а этим лишь бы бумагу зашпандорить. И получилось по этой бумаге, что жену Сосновский убил.
Туча объяснил, что эти показания стали настолько важными, что Володю оставили под стражей и запретили ему все свидания.
— Где он? — Таня проглотила горький комок. — Где его держат?
— Вот... тут самое плохое, — Туча отвел глаза, — его почти сразу перевезли на Люстдорфскую дорогу. Оттуда не сбежишь.
— Нужен побег! — вскочив на ноги, Таня заметалась, как раненый зверь. — Мы должны устроить побег! Он не выживет! Он не может находиться в тюрьме! Только не он, не Володя!
— Уйми свой хипиш, — строго сказал Туча, — нет побегов с Люстдорфской. Сама знаешь.
Таня знала. И это знание причиняло такую боль, словно ее заживо резали ножом. До того момента она сама даже не предполагала, что может так страдать. Страдание нахлынуло на нее, как мощная, свирепая волна девятого вала, и погребло под собой, лишая воздуха, жизни, света. Не оставалось ничего, кроме как барахтаться в этой ужасной волне, понимая, что нет ни единого шанса выбраться на поверхность.
— Да не рви за душу... — жалобно произнес Туча, которому было невыносимо смотреть на страдания Тани, — не рви, мука-то крестная на тебя глядеть... Есть кое-что. Я допоследок припас. Ты за ухи заслушай, может, с тем шо и скумекаем.
По словам Тучи, было одно серьезное обстоятельство, на которое следствие почему-то не обратило никакого внимания. На шее Алены с левой стороны остался отпечаток кольца, которое было на руке убийцы, судя по размеру отпечатка. Как определил Туча — «дешевый шик».
— Такие кольца карточные шулера да шушеры подзаборные носят, — хмыкнул он.
Туча недаром упомянул это обстоятельство, которое было самым важным и проливало свет на все дело. Дело в том, что никаких перстней Сосновский не носил.
Таня знала эту его особенность. Когда-то давно Володя рассказал ей, что все мужчины в их роду никогда не носят украшений — ни часов, ни цепочек, ни брелоков, ничего, даже обручальных колец. Это стало традицией. И эту особенность наследуют все Сосновские из поколения в поколение. Не обошел ее и он. Ношение посторонних предметов вызывает у Володи страшный дискомфорт, вплоть до нервного припадка. А потому он не носил никаких колец.
Туча и сам удивлялся, как в милиции могли этого не заметить. Но из этого он сделал вывод, что было нужно специально подставить Володю, убрать его за решетку, да так, чтобы он не вышел.
— Он и не выйдет, — мрачно резюмировал Туча, — расстрельная статья. Кто-то ушлый точно рассчитал цей финт ушами. Приплыл Сосновский. Совсем на дно.
— Нужно заставить их посчитаться с этим обстоятельством! Оно доказывает невиновность Володи! — сразу встрепенулась Таня, переходя от полного отчаяния к надежде.
— Надо. А как? — Туча был настроен реалистично. — Шоб заслушали, надо такую соль им за шкуру засыпать, шоб из ухов повылазило. А иначе никак.
— Я засыплю, — Таня мрачно смотрела в одну точку, — я все сделаю, чтобы он вышел из тюрьмы. Я не знаю как, но сделаю. Я не отдам...
Что не отдаст Таня, Туча прекрасно понимал. Он, уголовник со стажем, матерый криминальный авторитет, даже он терялся перед напором, перед видом этой странной любви, которую он никогда не мог ни объяснить, ни понять.
Внезапно Таня обернулась к притихшему Туче.
— А ведь это не все, с чем ты ко мне пришел. Есть еще что-то! Выкладывай.
— Тут такое дело... — вздохнул Туча, — нашли мы, кто эту шлендру убил.
— Что? — замерла Таня. — Ты знаешь, кто убил жену Сосновского?
— Знаю, — кивнул Туча, — но слить его нельзя. Из наших. Сама знаешь, шо за такое будет, если скурвишься. Мы его сами того... на дно. В бухту. Но только не слить.
— Кто же ее убил? — в отчаянии спросила Таня, знающая жестокие законы криминального мира и понимающая, что у Тучи были все основания так сказать.
— Та Пушкарик ее замочил, падла лысая! Пуш-карик залетный, добрался за нас из Харькова. Она с ним любовь крутила, дура. Он ее грабануть хотел. Ночью, когда спала, пошел за золотом. А тут она в комнату вошла. Шум, гам. Он ее и придушил. А золотишко забрал. Потом на Привозе слил, падла.
— Она что, не знала, что встречается с уголовником? — нахмурилась Таня.
— А до кого на роже написано, шо уголовник, если хороший костюм надеть? Пушкарик фраер-нуть умел, всегда к бабам подкатывал. Грабанул очередную бабу — и на дно. А эту задушил с перепугу, придурок. Мозга повылезла, да и фраернулся как халамидник последний. Сейчас его мои люди ищут — и все...
— А если сдать? Если нарушить правило? — Таня мрачно смотрела на Тучу. — Ты сам сказал — залетный он.
— Свои дела не выставляются, — строго сказал Туча, — замочить — замочим. Но своего кореша уголовке слить? Это какой сукой надо быть конченой, шоб так скурвиться? Это ты мне, который под Японцем был и закон с ним писал, скурвиться предлагаешь?
— Да не ерепенься ты! — махнула рукой Таня. — И сама знаю, без тебя.
— То-то и оно. Не повезло фраеру. Хана хахелю твоему белолицому, совсем хана. Не выживет он, — печально произнес Туча. — И если б хоть в участок, а они сразу до того... Люстдорфская — это серьезно. Не выживет. Жалко парня, хоть и дурик.