я промывки добытой в глубине породы!
У края огромной воронки, которая, безусловно, и была той самой копью, нанесенной на карту старого португальца, Великая Дорога разветвлялась и огибала ее по верхнему краю. Во многих местах дорога была сплошь вымощена каменными глыбами – очевидно, для того, чтобы укрепить края копи и предотвратить обвалы пустой породы. Мы снова зашагали вперед, подгоняемые стремлением поскорее увидеть, что собой представляют три исполинские фигуры, видневшиеся на противоположной стороне провала.
Трое Молчаливых, перед которыми кукуаны испытывали такой благоговейный ужас, высились на темных, высеченных из базальта пьедесталах, на которых были начертаны загадочные иероглифы. Эти колоссальные сидящие фигуры – две мужские и одна женская – достигали восемнадцати футов в высоту и были обращены лицами к равнине. Казалось, они созерцали все шестьдесят миль Великой Дороги, отделявшие эту местность от Луу.
Фигура, изображавшая обнаженную женщину, отличалась исключительной пропорциональностью и строгой красотой. К сожалению, ее лицо не пощадили время и непогода. По обе стороны головы женщины виднелись рога, образующие полумесяц, – так, словно позади нее всходила молодая луна.
Обе мужские фигуры были изображены задрапированными в ткань. Но головы этих колоссов были ужасны, в особенности у того, который располагался по правую руку от женщины, – у него было лицо дьявола. Выражение лица того, что восседал слева, казалось безмятежно-хладнокровным, но это мнимое спокойствие тоже вселяло ужас, ибо от него веяло бесчеловечной жестокостью и полным безразличием к страданию.
Эти три фигуры, веками созерцающие раскинувшуюся внизу равнину, действительно впечатляли. Нами овладело желание выяснить, чьи руки высекли из камня Молчаливых, проложили дорогу и вырыли бездонную копь.
– Как свидетельствует Ветхий Завет, царь Соломон на какое-то время отрекся от своей веры и стал поклоняться чужим богам, – произнес я, не отрывая глаз от Молчаливых. – Их имена: Ашторет, Шамаш и Мелькарт – бог детей Аммона. А что, если эти колоссы, сидящие перед нами, изображают именно этих божеств?
– В вашем предположении есть доля истины, – задумчиво произнес сэр Генри, – ведь древнееврейская Ашторет у финикийцев называлась Астартой, а финикийцы во времена правления царя Соломона вели крупнейшую международную торговлю. Астарту же, впоследствии прозванную греками Афродитой, действительно изображали с рогами в виде полумесяца… Быть может, все три фигуры высечены финикийцами, которые были временными управителями этих копей?.. Кто знает!
Мы все еще глазели на эти необычные памятники седой древности, когда к нам подошел Инфадус. Вскинув копье, старый воин отдал салют Молчаливым, а затем, обратившись к нам, спросил, хотим ли мы немедленно вступить в Чертог Смерти или же спустимся туда позднее, после дневной трапезы.
Поскольку не было и одиннадцати часов и никто из нас еще не успел проголодаться, то, подталкиваемые нетерпением и любопытством, мы заявили, что отправляемся сию же минуту. На всякий случай, если нам придется по какой-то причине задержаться в пещере, я предложил захватить с собой немного провизии и воды. Тем временем рядом с нами остановились носилки с Гагулой, и дряхлая леди принялась насмешливо наблюдать за тем, как Фулата укладывает в тростниковую корзину несколько кусков вяленого мяса, лепешки и тыквенные бутыли, наполненные родниковой водой.
В пятидесяти шагах позади Молчаливых располагалась отвесная каменная стена высотой около восьмидесяти футов высотой. Вверху она постепенно сужалась и образовывала подножие острой вершины, увенчанной снегом, которая далее поднималась еще на три тысячи футов. Как только Гагулу опустили на землю, она злобно покосилась на нас и, опираясь на клюку, стремительно заковыляла к каменным изваяниям. Мы последовали за старухой и вскоре подошли к неширокому порталу, обрамленному массивной аркой, похожей на вход в галерею шахты. Там нас уже поджидала Гагула.
– Ну, белые люди, спустившиеся со звезд, – проскрежетало это злобное существо, – великий воин Инкубу, загадочный Бугван и мудрый Макумазан, готовы ли вы? Видите, я здесь, чтобы выполнить волю короля, моего господина, и указать вам путь к сокровищнице, полной блестящих камней.
– Мы готовы, – сказал я.
– Раз так, наберитесь мужества, чтобы вынести то, что вам предстоит увидеть. Идешь ли ты с нами, Инфадус, предавший своего брата?
Инфадус, нахмурившись, ответил:
– Нет! Мне туда входить нельзя. А ты, Гагула, укороти свой змеиный язык. И остерегайся причинить зло моим повелителям, ибо ты стократно за это ответишь. Если хоть один волос упадет с их головы, ты умрешь, и никакое колдовство тебе не поможет. Ясно ли ты расслышала мои слова?
– Ясно, Инфадус. Я хорошо знаю тебя, ты всегда любил звучно говорить. Я помню тебя ребенком, и ты уже тогда был редкостным хвастуном. Но не опасайся – я здесь, чтобы в точности исполнить волю короля. Немало я повидала на своем веку правителей, которые требовали от меня повиновения, а все кончалось тем, что они сами охотно исполняли мою волю. Я отправляюсь туда, чтобы еще раз взглянуть на их лица, а заодно попрощаться с Твалой! Что же вы стоите?! Вот моя лампа. – Фулата извлекла из недр мехового плаща выдолбленную тыкву, наполненную маслом и с фитилем из тростникового волокна.
– Идешь ли ты с нами, Фулата? – спросил Джон Гуд на ломаном кукуанском, в котором он упорно совершенствовался под руководством юной леди.
– Я боюсь, мой добрый господин, – ответила девушка и робко поежилась.
– Тогда дай мне корзину.
– Нет, мой господин! Куда идешь ты, туда пойду и я…
«А вот это уж зря, черт побери! – подумал я. – Зачем нам лишние хлопоты? Если мы когда-нибудь оттуда выберемся, придется серьезно поговорить с Джоном…»
В следующую секунду Гагула юркнула в совершенно темный проход, который оказался достаточно широким, чтобы два человека могли идти по нему рядом. После короткого замешательства мы двинулись вперед, ориентируясь на ее визгливый голос, который требовал, чтобы мы шли за ней, не отставая ни на шаг. Тут же раздался шум крыльев каких-то тварей, с успехом взбодривший наши и без того натянутые нервы.
– Ну и дела! Что это такое? – Джон Гуд остановился. – Кто-то ударил меня по лицу.
– Это летучие мыши, – отозвался я. – Идите дальше, Джон, не останавливайтесь!
Через полсотни шагов в проходе стало немного светлее, и вскоре мы оказались в совершенно необычном месте. Думаю, не так уж много людей, живущих на этой земле, имели возможность заглянуть сюда. Если представить себе внутреннее пространство величайшего в мире собора, то это будет лишь отдаленным подобием истинных размеров той гигантской пещеры, в которой мы очутились. Созданное природой намного превосходило все то, что когда-либо создавали даже самые гениальные архитекторы. Откуда-то сверху лился слабый голубоватый свет – вероятно, в своде, находившемся в двухстах футах над нами, были проложены шахты, через которые сюда проникали свет и воздух. По всей окружности пещеры рядами располагались громадные белые колонны, которые казались высеченными изо льда. В действительности это были мощные сталагмиты, причем некоторые из них достигали у основания двадцати футов в обхвате. Причудливые стволы сталагмитов терялись высоко вверху, где-то под сводом, на котором смутно вырисовывались острия огромных известковых сосулек-сталактитов. Иные колонны были еще в процессе формирования, и время от времени с далекого сталактита, свисавшего со свода, срывалась капля воды и с едва слышным всплеском падала, ударяясь о навершие какой-нибудь из каменных колонн.
На одной из них мы обнаружили грубый барельеф – некое подобие мумии, у изголовья которой проступало изображение сидящего божества. Божество напоминало одного из египетских богов; само же произведение явно было создано рукой человека, в незапамятные времена трудившегося в копях царя Соломона. Некоторые колонны походили на фантастических чудищ, а на стенах пещеры виднелся причудливый веерообразный орнамент, словно вырезанный из слоновой кости и отдаленно напоминающий морозные узоры на оконном стекле…
Из гигантского подземного зала отсюда открывались многочисленные выходы в галереи и пещеры меньших размеров. Одни из них были довольно обширными, другие – крошечными и тесными; однако над всеми искусно потрудился великий мастер – природа.
Впрочем, нам было не до красот подземного мира. Гагула, безучастно оглядев молчаливую пещеру-храм, неожиданно прибавила шагу, очевидно торопясь поскорее покончить с навязанной ей под страхом смерти миссией. Меня такая поспешность старухи раздражила – и прежде всего потому, что мне хотелось понять, каким образом сюда проникает свет. Однако я подумал, что разобраться с этим будет не поздно и на обратном пути, когда мы сможем все спокойно осмотреть.
Между тем старая ведьма вела нас прямо к дальнему концу подземного зала; там мы обнаружили еще одну дверь. Она не была обрамлена аркой, как та, через которую мы вошли сюда, и своими прямоугольными очертаниями напоминала вход в египетский храм.
– Готовы ли вы вступить в Чертог Смерти? – остановившись, спросила Гагула и мрачно взглянула на нас.
– Веди, сатана, – буркнул капитан, напуская на себя бравый вид.
Фулата вцепилась в его руку, пытаясь унять охватившую ее дрожь, а мы с сэром Генри притворились совершенно равнодушными.
– И все же немного жутковато, – заметил сэр Генри, заглядывая в темный проем двери. – Ступайте вперед, мистер Квотермейн, не заставляйте ждать пожилую леди! – С этими словами он легонько, но вполне учтиво подтолкнул меня, за что я в душе вовсе не был ему благодарен.
Тук-тук-тук! – звонко отстукивала по каменному полу клюка дряхлой Гагулы. Старуха резво ковыляла по темному проходу, и время от времени до меня доносился ее зловещий каркающий смешок. Охваченный безотчетным предчувствием беды, я едва тащился, ноги у меня заплетались.
– Дружище, что это вы завязли? – проговорил капитан мне в спину. – Пошевеливайтесь, а не то мы отстанем от нашей красотки и заблудимся окончательно!