Переступив порог, Гагула живо засеменила вперед с лампой в руках.
Признаюсь, я заколебался, стоит ли нам идти дальше.
– Проклятие! – воскликнул Джон Гуд. – Вперед! Эта старая дьяволица меня не запугает! – Капитан шагнул в проход вслед за Гагулой.
За ним тут же бросилась Фулата, хотя ей все это было явно не по душе. Бедняжка отчаянно боялась и дрожала всем телом от ужаса. Мы с сэром Генри не отставали от них. Через несколько ярдов в узком проходе, высеченном в сплошной скале, Гагула остановилась, поджидая нас.
– Видите, мои повелители, – сказала она, поднимая лампу повыше, – те, кто спрятал сокровища, были вынуждены спешно покинуть это место. Они боялись, что кто-нибудь узнает тайну двери, и, чтобы оградить вход в тайник, решили воздвигнуть здесь стену. Но на это у них не хватило времени…
Гагула махнула рукой на преграждавшие проход два ряда массивных каменных блоков. У стен прохода лежали такие же глыбы шлифованного камня, предназначенные для завершения работы, а также окаменевший известковый раствор и пара лопат, которые по внешнему виду были точно такие же, какими пользуются рабочие и по сей день.
Тут Фулата, не в силах справиться с волнением и страхом, прошептала, что останется здесь и будет ждать нас, пока мы не вернемся, так как идти дальше она не в состоянии. Мы усадили ее у незаконченной стены, оставили здесь же корзинку с провизией и водой, а сами двинулись дальше.
Через пятнадцать-двадцать шагов мы неожиданно оказались перед резной деревянной дверью. Она была широко распахнута. Тот, кто побывал здесь последним, то ли позабыл, то ли не имел времени ее закрыть. На пороге лежал мешок из козьей шкуры, сшитой мехом наружу.
– Белые люди! – гнусно захихикала Гагула, осветив его лампой. – Я же говорила, что тот человек бежал в испуге и бросил козью шкуру, принадлежавшую женщине. Взгляните сами!
Капитан быстро наклонился и поднял мешок. Он был довольно увесистым, внутри что-то перекатывалось с легким глуховатым стуком.
– Клянусь небом, похоже, тут полным-полно алмазов! – обернувшись к нам, произнес Джон.
– Идем дальше, – нетерпеливо проговорил сэр Генри. – А теперь, почтенная леди, дайте-ка мне лампу. – Он высоко поднял над головой источник дрожащего света и переступил порог помещения.
Мы поспешили за ним и вскоре очутились в сокровищнице царя Соломона. Это была высеченная в массиве скалы камера площадью около десяти квадратных футов, в которой находилась груда превосходных слоновых бивней, аккуратно сложенных поленницей, достигавшей свода. То, что я мог охватить взглядом, составляло не менее полутысячи отборных клыков. Одного этого могло хватить, чтобы обеспечить человека на всю жизнь. По другую сторону комнаты стояли десятка два ящиков, выкрашенных алой краской.
– Там алмазы! – вскричал я, но для того, чтобы проверить мою догадку, нужен был свет. – Дайте-ка огня!
Сэр Генри приблизился с лампой и осветил верхний ящик, крышка которого, сгнившая от времени, несмотря на то что в сокровищнице было сухо, была взломана, по-видимому, самим португальцем. Запустив руку в нутро ящика, я извлек полную горсть, но не алмазов, а золотых монет странной формы. Мне показалось, что на них отчеканены древнееврейские письмена.
– В любом случае, – произнес я, возвращая золото на место, – мы отсюда с пустыми руками не уйдем. В каждом ящике, судя по весу, не менее двух тысяч монет, а ящиков здесь больше дюжины. Думаю, эти деньги предназначались для платы рабочим и купцам.
– А мне кажется, – перебил капитан, – это и есть пресловутые сокровища Соломона. Что-то я не вижу здесь алмазов, разве что все они в этом козьем мешке.
С этими словами он опустил мешок на пол.
Гагула, поняв по выражению лица Джона Гуда, что он чем-то озабочен, произнесла без всякого выражения:
– Пусть мои повелители посмотрят в темном углу – может, там они и найдут камни. В углублении должны стоять три ящика – два запечатанных и один открытый.
Прежде чем перевести ее слова сэру Генри, я осведомился у старухи, откуда ей это известно, если никто не входил сюда с тех пор, как здесь побывал белый человек.
– О, Макумазан, бодрствующий по ночам! – насмешливо обронила она. – Разве вы, живущие на звездах, не знаете, что у некоторых людей есть глаза, которые видят сквозь скалы?
– Посмотрите-ка в том углу, сэр Генри, – попросил я, указывая на то место, о котором говорила Гагула.
– Друзья! – воскликнул он. – Здесь ниша! Господь всемогущий! Да вы только взгляните!
Мы бросились к нему. В сводчатом углублении стояли три небольших каменных ящика, каждый размером не больше фута. Два из них были закрыты крышками из каменных плиток, крышка верхнего была снята и стояла рядом.
Сэр Генри поднял лампу. Поначалу мы ничего не могли разобрать из-за слепящего радужного сияния. Когда же наши глаза с ним свыклись, мы увидели, что верхний ящик на три четверти наполнен неограненными алмазами, в большинстве своем необыкновенно крупными. Я наклонился и взял несколько штук в руку. Сомнений не оставалось: это алмазы. В них была легко определяемая на ощупь, присущая только этим драгоценным камням особая скользкость.
Мы стояли, побледнев от волнения и не смея пошевелиться, а Гагула позади нас бесшумно носилась по всей сокровищнице, словно громадная летучая мышь.
– Вот они, эти сверкающие камни, которые вы так любите, белые люди! – с хохотом выкрикивала она. – Много камней, берите, сколько пожелаете! Любуйтесь, глотайте их, убивайте друг друга из-за них!..
Все это выглядело настолько нелепо, что мы, в свою очередь, начали хохотать вместе со старой ведьмой.
Но ведь это были наши алмазы. Они не принадлежали ни царю Соломону, ни царю Давиду, ни португальцу да Сильвестра – никому на свете, кроме нас. Их отыскали тысячи лет назад в громадной воронке у подножия Молчаливых и сложили здесь. И сделало это доверенное лицо самого царя Соломона, чье имя, возможно, было начертано иероглифами на остатках восковой печати, еще видневшейся на крышке ящика. Перед нами сверкали камни, стоимость которых составляла миллионы фунтов стерлингов, и груды золота и слоновой кости по сравнению с этим были сущей мелочью.
Теперь оставалось одно – унести их отсюда.
Два других ящика, с которых мы, немного успокоившись, сняли тяжелые крышки, также были полны сокровищ. И каких! Там обнаружились алмазы редчайших оттенков, многие из которых были размером с голубиное яйцо.
Взмокшие от возбуждения, потерявшие разум и осторожность, мы напрочь забыли о Гагуле. Старуха же, окинув нас злорадным взглядом, бесшумно, как кобра, выползла из сокровищницы и заковыляла по проходу, ведущему к потайной двери. Очнулись мы лишь тогда, когда до нас донесся отчаянный голос Фулаты:
– Бугван! На помощь! Она хочет… Скорее, я держу ее!..
Алмазы выпали у нас из рук – под сводами Соломонова тайника загремел неожиданно сильный низкий голос Гагулы:
– Отпусти меня, девчонка! Все равно вы все умрете!
Наступила короткая тишина, а затем вновь раздался крик девушки:
– Помогите! У нее нож…
Затем все смолкло. Размахивая лампой, в которой едва теплился огонь, мы со всех ног бросились по проходу туда, где оставили Фулату. Но когда мы оказались там, каменная многотонная дверь уже почти опустилась – до пола оставалось не более трех футов.
Прямо возле входа в отчаянной схватке сошлись хрупкая Фулата и Гагула, чье тело оказалось словно выкованным из железа. Отважная девушка обливалась кровью, но, несмотря на это, продолжала удерживать старую ведьму. Внезапно старуха, сделав неуловимое движение, вырвалась, зашипела, как дикая кошка, отшвырнула от себя девушку, бросилась ничком на пол и, извиваясь, начала протискиваться в щель под медленно ползущей к полу галереи глыбой.
И вот уже Гагула под ней…
То, что мы увидели, описать невозможно! Огромный каменный блок остановил колдунью; она пронзительно закричала – и все двадцать тонн серого камня расплющили и вдавили в пол ее безобразное тело. Последние нечеловеческие вопли, хруст ломающихся костей – и щель, соединявшая тайник с внешним миром, исчезла.
Все это заняло считаные секунды. Мы бросились к Фулате – она едва дышала. Нож Гагулы, этого исчадия ада, несколько раз глубоко вонзился в грудь девушки, и я сразу понял, что конец ее близок.
– О, Бугван! Господин мой, я умираю! – задыхаясь, прошептала юная красавица. – Гагула… я увидела, как… камень начал опускаться. Я закричала, она бросилась к двери… Тогда я схватила ее и стала держать, а Гагула достала нож…
– Фулата! – в отчаянии воскликнул Гуд, сжимая несчастную девушку в объятиях и осыпая ее лицо поцелуями. Наверное, это было единственное, что он сейчас мог для нее сделать.
Фулата заплакала.
– Бугван, – тихо произнесла она, отворачивая лицо, – здесь ли Макумазан? У меня темнеет в глазах, я почти ничего не вижу.
– Да, – отозвался я.
– Макумазан, побудь еще немного моим языком, прошу тебя… прежде чем я отойду во мрак, я хочу сказать еще несколько слов…
– Говори, Фулата.
– Скажи Бугвану, моему господину, что я… люблю его и рада умереть, потому что знаю – он не может связать свою жизнь с моей. Как солнце не может сочетаться с тьмой, так белый человек не может взять в жены черную дочь кукуанов… Напомни Бугвану, что рядом с ним я чувствую себя так, словно в моей груди бьется птица, которая хочет вылететь оттуда и запеть… Мое сердце наполнено любовью, и, если бы я прожила еще тысячу лет, оно все равно осталось бы молодым. Еще скажи ему, что, может быть, мы встретимся с ним на звездах… Я буду искать его там… Скажи ему… нет, Макумазан, не говори ничего, кроме того, что я – его верная раба… Обними меня крепче, Бугван… О, мой возлюбленный!..
– Она умерла! – неистово закричал Джон. По его лицу струились слезы.
– Не стоит отчаиваться, старина. – Сэр Генри похлопал капитана по плечу. – Если Фулата и умерла, то умерла счастливой.
Джон Гуд вздрогнул.
– Что вы хотите этим сказать?