– Скажите ей, – обратился ко мне Гуд, – что я обязан ей своей жизнью и что я никогда не забуду ее доброты!
Я перевел его слова; она вся вспыхнула.
Повернувшись к нему одним из тех быстрых грациозных движений, которыми она мне всегда напоминала дикую птичку, она устремила на него свои большие карие глаза и кротко отвечала:
– Нет, господин мой, ты забыл! Разве не ты спас мою жизнь, разве я не должна служить тебе?
Нужно заметить, что эта молодая девица, очевидно, совсем забыла, что сэр Генри и я также принимали участие в ее освобождении от когтей Твалы.
Вскоре после этого события Игноси собрал на торжественный совет всех именитых кукуанских граждан и был торжественно признан королем. Это было очень величественное торжество. Разумеется, дело не обошлось без смотра войск, причем остаток Белых участвовал в церемонии, после чего король благодарил их в присутствии всего остального войска за блистательные подвиги во время великой битвы, сделал каждому воину богатый подарок и произвел их всех в офицеры нового полка Белых, который теперь формировался. Затем по всей Кукуании отдан был приказ воздавать нам королевские почести, пока мы делаем честь стране своим присутствием; а нам самим предоставлено право жизни и смерти над всеми гражданами. Кроме того, Игноси еще раз, в присутствии всего народа, подтвердил свои обещания, что отныне в его государстве кровь человеческая не будет проливаться иначе как по приговору суда и колдовские охоты будут уничтожены.
Когда церемония окончилась, мы подошли к Игноси. Напомнив ему, что нам бы хотелось поскорее проникнуть в таинственные копи, к которым вела Соломонова дорога, мы осведомились, не узнал ли он чего-нибудь нового по этому поводу.
– Друзья, – отвечал он, – вот что я узнал: там сидят те страшные исполины, что зовутся Безмолвными; им собирался Твала принести в жертву прекрасную деву. В этом же самом месте, в огромной пещере, скрытой в недрах гор, погребаются наши короли; тут вы увидите и тело Твалы вместе с теми, что ушли раньше его. Там же есть глубокий колодезь, выкопанный жившими в древности людьми, может быть, ради тех самых камней, о которых вы говорите. Здесь же, в «Обители Смерти», есть потаенная комната, известная только королю и Гагуле. Но Твала, знавший ее тайну, уже мертв, а я ее не знаю и даже не знаю, что хранится в этой комнате. Предание гласит, что однажды, много поколений назад, пришел сюда белый человек из-за далеких гор, и одна женщина провела его в потаенную комнату и показала ему сокровища, но, прежде чем он успел их похитить, она выдала его королю, и король того времени прогнал его назад в горы, и с тех пор ни один человек в эту комнату не входил.
– Это, наверное, правда, Игноси. Ведь мы нашли в горах белого человека, – сказал я.
– Да, нашли. Я обещал вам, что если вы найдете эту комнату и если там есть камни…
– Тот камень, что сияет на твоем челе, доказывает, что они есть, – прервал я, указывая на огромный алмаз, снятый мной с мертвого Твалы.
– Может быть; если они там, вы возьмете их столько, сколько сможете унести с собой – если вы в самом деле хотите меня оставить, братья! – прибавил он.
– Прежде всего надо найти эту комнату, – сказал я.
– Путь к ней может указать вам только Гагула.
– Ну а если она не захочет?..
– Тогда она умрет, – строго сказал Игноси. – Я только для этого пощадил ее жизнь. Стойте! Пусть она решит сама.
Он кликнул гонца и приказал привести Гагулу.
Через несколько минут ее привели двое стражей, которых она не переставала бранить и проклинать всю дорогу.
– Оставьте ее, – приказал им король.
Лишившись поддержки, она сейчас же упала на землю, как безжизненный сверток старого тряпья, да так и осталась лежать какой-то бесформенной массой, в которой только и было живого, что глаза, злые и блестящие, точно глаза ядовитой гадины.
– Чего ты от меня хочешь, Игноси? – запищала она. – Ты не смеешь меня тронуть. Если ты до меня дотронешься, я испепелю тебя на месте. Берегись моих чар!
– Твои чары не могли спасти Твалу, старая волчица, и мне они не опасны, – был ответ. – Слушай: я хочу, чтобы ты нам открыла, где та комната, в которой хранятся сияющие камни.
– Ха, ха, ха! – визгливо захохотала старуха. – Никто этого не знает, кроме меня, а я тебе никогда не скажу. Белые дьяволы уйдут отсюда с пустыми руками.
– Ты мне скажешь! Я тебя заставлю сказать.
– Нет не заставишь, о король! Ты велик, но в твоей ли власти выпытать правду у женщины?
– Трудно, но я добьюсь своего.
– Как же ты это сделаешь, о король?
– А вот как: если ты мне не скажешь, то умрешь медленной смертью.
– Умру! – возопила она в ужасе и в страшной ярости. – Ты не смеешь меня тронуть, король, – ты не знаешь, кто я. Сколько мне лет, как ты думаешь? Я знала отцов твоих и отцов твоих отцов. Я уже жила на свете, когда эта страна цвела юностью, и все еще буду жить, когда она состарится… Меня может убить только случай: ни один человек не посмеет поднять на меня руку.
– А все же я тебя убью. Слушай, Гагула, мать зла: ты так стара, что тебе нечего дорожить жизнью. Что значит жизнь для такой развалины, как ты? Ни образа, ни подобия, ни волос, ни зубов, – нет у тебя ничего, кроме злобы и зловещих очей. Убить тебя будет настоящим благодеянием.
– Безумец! – завопила старая ведьма. – Проклятый безумец! Или ты думаешь, что жизнь сладка только молодым? Хорошо же ты знаешь человеческое сердце, если так думаешь!
– Оставь свои злые речи и отвечай мне! – гневно сказал Игноси. – Согласна ты указать то место, где лежат сияющие камни, или нет? Если ты не согласна, то умрешь сию же минуту. – С этими словами он схватил копье и замахнулся над нею.
– Не покажу никогда, а убить меня ты не смеешь! Кто меня убьет, тот будет проклят навеки!
Игноси медленно опустил копье, пока оно не проникло в кучу лохмотьев. Она вскочила с диким воплем и тотчас же снова упала и покатилась по земле.
– Нет, нет! Я покажу! Только оставь мне жизнь, только позволь мне греться на солнце – и я покажу все, что хочешь!
– Хорошо. Я так и знал, что сумею тебя уговорить. Завтра ты пойдешь в горы вместе с Индафусом и с моими белыми братьями. И смотри не отступай! Если ты не послужишь им, то умрешь медленной смертью. Я сказал!
– Я все исполню, Игноси. Я всегда держу мое слово. Ха, ха, ха! Однажды привела одна женщина белого человека в потаенную комнату, и его постигла беда. (Тут ее злые глаза заискрились радостью.) Ее также звали Гагулой. Может быть, то была я.
– Ты лжешь! – сказал я. – То было десять поколений тому назад.
– Может быть; когда долго живешь на свете, все забываешь. А может быть, мне сказала про это мать моей матери, и ее, верно, тоже звали Гагулой. Помните одно: на том месте, где лежат блестящие игрушки, вы найдете кожаную сумку, наполненную камнями. Ее наполнил тот человек; только он не взял ее с собой… Бедствие постигло его, говорю вам! Может быть, поведала мне мать моей матери. Веселое будет шествие – мы увидим по дороге тела всех убитых в битве. Ха, ха, ха!
XVIОбитель смерти
На третий день после описанной сцены мы уже располагались на ночлег в нескольких хижинах, выстроенных у подножия Трех Колдуний, то есть тех трех гор, к которым вела Соломонова дорога. Наша экспедиция состояла из нас самих, Фулаты, Инфадуса, Гагулы (которую несли в закрытых носилках, где она бранилась и ворчала всю дорогу) и нескольких слуг и телохранителей. Эти три горы или, лучше сказать, три горные вершины – так как один общий каменный пьедестал служил им подножием – составляли правильный треугольник, обращенный своим основанием в нашу сторону, так что одна вершина приходилась направо от нас, другая – налево, а третья – как раз напротив. Я никогда не забуду, какое поразительное зрелище представляли эти три горы при первых лучах наступившего утра. Их увенчанные снегами вершины возносились в недосягаемую вышину, купаясь в голубом воздухе; ниже, там, где кончалась снеговая линия, они принимали пурпуровый оттенок от красного вереска, которым были покрыты скалы и луга, взбегающие вверх по горным склонам. Прямо перед нами вилась, точно белая лента, великая Соломонова дорога вверх по зеленому скату, и миль за пять от нас, у подножия центральной вершины, вдруг пропадала. То был ее предел.
Трудно себе представить, до чего мы все были взволнованы и возбуждены, когда тронулись в путь в это памятное утро, – предоставляю читателям воображать это на досуге. Наконец-то мы приближались к тем заветным копям, ради которых погибли бесславной смертью и старый португалец, и его злополучный потомок, а может быть, и брат сэра Генри, Джордж Куртис. Неужели и с нами будет то же после всего, что мы вынесли? По словам старой колдуньи, только бедствие выпало им на долю: неужели и нам суждено то же самое? И теперь, приближаясь к цели нашего пути, я невольно почувствовал страх; вероятно, и Гуд с сэром Генри чувствовали то же самое.
Часа полтора мы шли по окаймленной вереском дороге, и шли так скоро, что носильщики, несшие Гагулу, едва могли за нами поспеть, так что она наконец выглянула из своих носилок и закричала, чтобы мы остановились.
– Идите тише, белые люди, – сказала она, просовывая между занавесками свою отвратительную, сморщенную образину и устремляя на нас сверкающий взгляд. – Зачем вы так спешите навстречу бедствию, жалкие искатели сокровищ?
И она засмеялась тем ужасным смехом, от которого меня всегда мороз подирал по коже и который на время совершенно охладил наш энтузиазм.
Тем не менее мы все продолжали идти, пока не пришли к огромной круглой яме с пологими краями футов в триста глубиной, а в окружности по крайней мере около полумили.
– Знаете, что это такое? – спросил я Гуда и сэра Генри, которые смотрели с величайшим изумлением на этот страшный колодезь.
Они отрицательно покачали головой.
– Вот и видно, что вы никогда не были в кимберлейских алмазных копях. Можете быть совершенно уверены, что это алмазные копи Соломона. Посмотрите-ка, – продолжал я, – указывая на отвердевшую голубоватую глину, которая виднелась между травой и кустарниками, покрывавшими стены колодца, – это та же самая формация. Я уверен, что если мы спустимся вниз, на дно, то найдем там пласты ноздреватого камня. Смотрите теперь сюда. – Я указал на целый ряд полуистертых каменных плит, расположенных по слегка наклонной плоскости ниже водосточной канавы, некогда высеченной в скале: – Я не я, если это не те самые плиты, на которых промывалась руда в древние времена!