– Но в доме-то все равно теплей, – говорит лениво Наталья.
– Ты пойми, – говорит он.
– Я мля 15 лет в газете криминальную хронику вел, – говорит он.
– Если ты правду сказала про сорок тонн золота, это… – говорит он.
– Правду, честно, – говорит она.
– Ну если так, то нам нужно постоянно следы путать, – говорит он.
– Сорок тонн золота за пятьдесят лет, – говорит он.
– Не может быть, чтобы еще кто-то не узнал, – говорит он.
– Их, наверное, вообще уже забрал кто-то, – говорит он.
Но мы видим, что он в это не хочет верить, и говорит так просто потому, что боится сглазить. Глядя в небо – показаны крупные, яркие, жирные бессарабские звезды, – сует руку в нагрудный карман, вытаскивает пачку. Руки крупно – они дрожат. Сует сигарету в рот.
– Ты же бросил, – говорит Наталья и поднимает руки за голову.
Пара в дороге уже два дня, – всякое было, – Лоринков мечет быстрый взгляд на девушку, и мы должны буквально Почувствовать запах, которым на него повеяло. Запах женщины. Лоринков раздувает ноздри, прикрывает глаза. Подкуривает.
– Табак бросил, – говорит он.
– Аа-а-а-а, – говорит Наталья с улыбкой.
Глядят друг на друга. Тихо смеются.
– О-ла-ла, – говорит Лоринков.
– Ты чего, француз, – говорит она.
– Нет, молдаван сраный, – говорит он.
Смеются.
– Дай, – говорит она.
Протягивает руку, вынимает папиросу из зубов Лоринкова. Жест очень… домашний. Так жена в многолетнем браке снимает с плеча мужа чужой волос – осторожно, не желая устраивать скандал. Просто устраняет причину возможного конфликта. Очень интимный жест. Лоринков глядит на ее лицо, на ее руку. Она тоже глядит ему в глаза. Смущенно переводят взгляд в небо (стало быть, на камеру – она берет их сверху).
Наталья затягивается. Задерживает дым. Выпускает.
– Папа бы не одобрил, – говорит она.
– Ну да, с мужиком в стогу, еще и трав… – говорит Лоринков.
– Маша, ты куришь?! – дурным голосом спрашивает Наталья.
Тихо смеются (здесь отсыл к очень известному анекдоту, который слишком неприличный, чтобы я его здесь рассказывал – прим. В. Л.).
– Сколько тебе? – спрашивает Лоринков.
– Двадцать три, – говорит она.
Протягивает папиросу Лоринкову и осторожно – как брала – сует ее спутнику в рот. Буквально мгновение глядят друг другу в глаза. Уже не отводят.
– А настоящая фамилия у тебя какая? – спрашивает Лоринков.
– Хершлаг, – говорит она чуть смущенно.
– Ну, Наталья Хершлаг, – говорит он.
– И почему ты здесь сама? – говорит он.
Наталья глядит на него, потом выдыхает дым. Тот, струясь, поднимается над стогом.
Мы видим общий план – целое поле в стогах, звезды…
***
Деревня в свете звезд. Красивый полумесяц, еще очень тонкий. В лунном свете – купол церкви, на нем крест, внизу которого полумесяц (получается что-то вроде якоря, но это не якорь – прим. В. Л.). Лица агентов, которые стоят у машины, ежась. Одеты очень по-летнему, в шортах, это вещи, которые одевают на пикник без ночевки. Машина – «Жигули».
– Натан, какого хера у них полумесяц на куполе? – говорит Иеремия.
– Они тут с мусульманами много лет воевали, – говорит Натан.
– Как мы? – говорит Иеремия.
– Намного больше, – говорит Натан.
– Это они их так морально уничтожали, – говорит Натан.
– Жалко мля, всех не уничтожили, – говорит Иеремия.
– Это точно, – говорит Натан.
– Ну что за люди… – говорит Иеремия.
– Иеремия, я агент Моссада и тучу раз ходил в рейды к ара… – говорит Натан.
– Да я о молдаванах, – говорит Иеремия.
– Дикари мля, разве это толерантно? – говорит он.
– О чем ты, Иеремия? – видно, что Натан (случай редкий) искренне заинтересован ходом мыслей коллеги.
– Ну в смысле символ чужой религии, и под свой, – говорит Иеремия.
– Ты же только что… – озадаченно говорит Натан.
– Ты только что говорил что жалко, что они не убили всех мусульман, – говорит он.
– И в то же время, – говорит он.
– Ты считаешь их дикарями за то, что они ставят символику мусульман ниже своей… – говорит он.
Иеремия ослепительно – в светел луны белые зубы блестят, как алмазные, – улыбается. Он выглядит очень довольным. Очень похож на французского интеллектуала или чиновника Госдепа США, который призывает к соблюдению законов рынка и чтобы русские не назначали свою цену на свой газ сами, и не видит в этом никакого противоречия.
– Иеремия, это же противоречие?! – говорит Натан.
– В чем?! – искренне удивляется Иеремия.
– Это мля двойные стандарты! – говорит Натан.
– В чем?!!! – восклицает Иеремия.
Натан изумленно качает головой. Сплевывает, и открывает багажник.
– Вот дерьмо, – говорит Иеремия.
– Никогда не думал, что скажу тебе это, – говорит он.
– Но… обязательно нужно было убивать этих придурков? – говорит он.
– Сейчас-то как раз да, – говорит Натан.
Короткая цветная ретроспектива. Практически на обочине дороги расстелена скатерть. Громкая музыка – молдавская эстрада, – «Жигули». На скатерти огурцы, помидоры, лук, брынза, вино, колбаса. Несколько толстых женщин, пара мужчин, детишек пять-шесть. Крупно – лица агентов, которые виднеются в кустах у обочины. Агенты переглядываются. Натан чуть кивает. Камера взмывает вверх – успев показать, как агенты выходят пружинистым шагом из кустов, – и мы видим ясное небо, слышим крики, визг, выстрелы. Снова ночь. Село.
– Уже поздно строить из себя мля пионеров, Иеремия, – говорит Натан.
– После того, как за нами пустили ОМОН, нужно действовать быстро, – говорит он.
– У нас дай Бог чтобы еще сутки-двое были, – говорит он.
– Сейчас жертвы дело десятое, – говорит он.
– Кстати, ОМОН спустили за нами из-за одного мудака, – говорит он.
– Который завалил трупами всю дорогу, – говорит он.
Иеремия смущенно молчит. Натан сердито вынимает из багажника пулемет, тащит к воротам. Это старый, немецкий пулемет, но еще работающий (не стали бы же они возиться с реквизитом, так ведь? – прим. В. Л.). Иеремия ударом ноги сбивает замок с дверей церкви. Натан говорит, копаясь в багажнике.
– Ну и машина… – говорит он.
– Натан, а если они не… – говорит Иеремия.
– Малыш, – говорит устало и по-отечески Натан.
– Ставки уже невероятно выросли, – говорит он.
– На кону под триста миллионов, – говорит он.
– Задание Центра, – говорит он.
– Кстати, Центр от нас отказался, – говорит он.
Короткая ретроспектива. Показаны Натан и Иеремия, бегущие по лесу, треск в наушнике. Голос.
– Розалия, идите вы на хрен, – говорит он.
– Это не шифр, это прямой текст! – говорит он.
– Вы там вообще обезумели, мудачье, – говорит голос.
– Сорок три трупа мля! – говорит голос.
– Это им за Холокост! – говорит Иеремия, задыхаясь.
– Кретин, Холокост устроили румыны, а не молдаване! – говорит голос.
– Хо-ло-кост… вооб-ще… уст-ро-и-ли нем. – цы… – говорит в такт бегу Иеремия.
– Да в общем какая на хрен разница, – говорит голос.
(На заднем плане – крики и шум погони, щелкают выстрелы, Иеремия и Натан пригибаются.)
– Ну что, мясники, – говорит голос.
– Вы там мля доигрались до того, что вас приняли за банду маньяков, – говорит голос.
– Посол еле-еле узнал, и не был рад выполнить для нас эту работу, – говорит голос.
– Впрочем, какой еврейский посол не служил в Моссаде, – говорит голос с буквально ощутимой улыбкой.
– Вы мля, звери, – суровеет голос.
– Из-за вас в МВД их сраном не спят пятый день, – говорит голос.
– Как вы могли вырезать всю мэрию провинциального города?! – говорит он.
– За вами пустили весь республиканский спецназ, причем как полицейский, так и военный, – говорит голос.
– Скорее всего, вам пришел окончательный капец, – говорит голос.
– Дипломатический скандал будет, если вы попадетесь, говнюки, – говорит голос.
– Так что живыми не сдавайтесь, а если попадетесь, то вы не агенты Моссада и даже не израильтяне, – говорит голос.
– А кто мы? – говорит Иеремия.
– Покажете свои обрезанные поцы, и свалите все на арабов, – говорит голос.
– Все понятно, – говорит Натан, задыхаясь.
– И, кстати, деньги, – говорит голос.
– Вы теперь нам никто, но 300 миллионов чтобы блядь вынули и полОжили, – говорит голос.
– Плюс, вы должны стране по пять тысяч каждый за командировочные, – говорит голос.
– Да вы чего там, вообще охренели?! – говорит Иеремия.
– Это вы нам долж… – говорит он и падает, потому что его прижал к земле Натан (очередь сверху срезает листья).
– Сынок, – говорит голос.
– Не спрашивай, что твоя страна должна для тебя, – говорит голос.
– Лучше спроси себя, что ты должен для своей страны, – говорит голос.
– Какой страны? – говорит Иеремия.
– Моя твоя не понимать, моя обрезать в лагерь в Пакистан, – говорит он.
– Вот так-то лучше, – говорит голос, и смеется.
– Хорошие мальчики, – говорит голос.
– Умрите, но сделайте, – говорит голос.
– Переходим в режим радиомолчания, – говорит голос.
– Мы верим в вас, – говорит голос.
Натан коротко и зло смеется. Вскакивает, тянет за собой Иеремию, они снова бегут, тени. Кусты, листья, луна… Снова Луна, но уже больше – это Натан и Иеремия день спустя, после того, как обзавелись «Жигулями», – во дворе церкви. Иеремия ногой же – как и ворота – выбивает дверь в саму церковь.
Крупно показан проход по храму, иконы, суровые лица святых, Иисуса, Бога-отца. Церковь разрисована в ново-молдавском стиле, довольно ярко, пошло, и неожиданно аутентично – почему-то вспоминаются именно ранневизантийские храмы. Иеремия устанавливает пулемет в самом центре церкви.
– Быстрее, быстрее, – торопит Натан, глядя со двора.
Крупным планом – несколько машин – боевые машины спецназа – несутся по ночной дороге.
Крупным планом – блестящие глаза бородатого человека, которого Натан рывком вынимает из багажника. Это священник в рясе. Натан несет его – мы видим, что агент неожиданно силен, – к церкви, и говорит: