Улыбается поощрительно Иеремии. Тот говорит – с трудом, – делая большие паузы между словами.
– Пристрели… – говорит он.
– Меня… – говорит он.
– Натан… – говорит он.
Натан показно-бодро смеется, крутит пальцем у виска. Подходит к Иеремии, задирает майку, стараясь сделать это как можно аккуратнее. Глядит, лицо его все такое же безмятежное, но глаза становятся намного серьезнее. Опускает майку. Начинает делать носилки, стругает палки, снимает с себя майку… Затемнение…
…свет пробивается сквозь тьму. Это кроны деревьев и солнце за ними, мы видим небо глазами Иеремии. Общий план: Натан тащит Иеремию на носилках примерно под углом в 45 градусов, носилки оставляют след, это очевидно беспокоит Натана. Иеремия в забытьи…
…Натан весь в поту, закусил губу, но идет – хоть уже значительно медленнее, чем поначалу, – потом вдруг резко останавливается. Слабый стон за спиной. Натан быстро оборачивается, и мягко – и очень далеко – прыгает за дерево. Глядит вперед. Мы видим небольшую опушку, домик – скорее, охотничий, чем жилой, – и старого бородатого мужчину, который возится с ножом и картошкой перед домиком. Мужчина очень похож на бомжа. Сходство усиливается когда мы видим ряд пустых пластиковых бутылок у стены домика…
…Наталья и Лоринков бегут по лесу. Рыжая под ногами земля. Это уже хвойные деревья пошли. Наталья задыхается. Присаживается на корточки, жестами показывает, что хочет отдохнуть. Внезапно раздается стрекот. Лоринков хватает девушку и вместе с ней прижимается к столбу ели. Молча глядят сквозь хвою, показан пару раз мельком вертолет, он летит над лесом, но не зависает над ним… Лоринков и Наталья глядят друг на друга, дождавшись, когда стрекот затихает, выбираются из-под ели и идут дальше..
…Натан глядит на домик внимательно, показана маскировочная ткань сверху, это явно веселит агента, он, наконец, выходит к бомжу. Крупно обувь агента. Потом ноги. Потом лицо – то есть, бомж поднял взгляд. Несколько минут глядят друг на друга. Наконец, бомж слегка отодвигается на пенечке, дав место….
…бомж и Натан хлопочут над носилками с Иеремией, осторожно втаскивают в домик, стаскивают майку…
…бомж выходит из леса, держит в руках охапку листьев, ягод каких-то, травы, грибов. Натан глядит на него с немым вопросом…
…Лоринков и Наталья уже идут – бежать сил нет, падают, поднимаются, почка рыхлая, идти неудобно, – показаны их лица в поту, красные… Внезапно Лоринков, идущий перед Натальей, исчезает. Девушка вскрикивает. Общий план – лес глазами беглянки…. Потом вдруг из-под ног у нее появляется голова Лоринкова, в рыжих иголках… Глядит на Наталью недоуменно. Потом с улыбкой снова исчезает… Появляется, но уже в вытянутой руке – череп…
Наталья улыбается растерянно…
Показана крупно ель, в глубине хвои которой ярко светятся глаза совы.
Затемнение.
***
Глаза совы горят очень ярко.
Камера отъезжает, это уже ночь.
Показан домик бомжа, свет Луны, никакого огня нет. Бомж сидит рядом с Натаном. Разговор в разгаре.
–.. бще, кандидатом наук был, – говорит он.
–… золота, конечно, не было никакого, – говорит он.
– Но умерли почему-то один за другим, вот я и испугался, – говорит он.
– У нас нервное от прабабки, та с ума сошла еще до Первой мировой, – говорит он.
– Ну а потом пошло, поехало, – в который раз, судя по тону, говорит бомж.
– Пьянки, гулянки, катер сначала пропил, потом квартиру, – говорит он.
– Второй, третью, а там и жена с детьми отвернулись, – говорит он.
– Ушел в лес, – говорит он.
Короткая ретроспектива – мы видим лицо бомжа, только намного моложе, без бороды, – и узнаем в нем одного из 12 человек, которые присутствовали в квартире раввина при ложном обряде жертвоприношения… Натан кивает задумчиво. Потом, – осознав, – поворачивается и глядит пристально. Потом снова садится в позу ожидания – руки между ногами, спина согнута… Мы видим тонкий дымок у них под ногами. Бомж наклоняется и приподнимает кусок дерна – под ним мы видим огонь, это подземный костер, – отчего мужчины становится похожи на чертей, обслуживающих маленький ад. Сходство усиливается, когда Натан криво улыбается. Бомж говорит:
– Пора…
Камера показывает общий план полянки, видно, что рядом с мужчинами лежат носилки, на них раненный. Бомж сует под дерн какой-то длинный предмет, достает – светящийся набело, – и прикладывает к тем местам, на которые показывает Натан (тот что-то делает с коллегой раскаленным ножом). Иеремия, – хоть и без сознания – не кричит, просто грызет кусок коры, которую ему сунули в рот. Видно, что спецназовцы бывшими не бывают, особенно если кусок коры привязать, чтоб не выплюнул.
Заканчивают возиться с телом. Бомж берет в руки дымящуюся чашу, и аккуратно переливает настой в рот Иеремие – того держит за голову Натан, – пока камера поднимается к вершинам деревьев, чтобы показать все это сверху. Потом – Луна – размыто – глазами Иеремии…
Потом – затемнение…
Потом – та самая долина, где были расставлены стога. Она почему-то в красных тонах. Над долиной тускло светит Луна, вокруг стогов почему-то стоят люди. Мы видим, что это жители деревни, которую, в лучших традициях израильских военных операций, вырезали Натан и Иеремия. Люди стоят молча, у них равнодушные лица. Мы видим их так, словно обходим поле. Раздается резкое шипение. Показана земля внизу, она вся в змеях, их очень много, буквально все поле покрыто змеями).
Крупно показана голова одной из змей. У нее глаза Натана.
Змея шипит и бросается в камеру. Она отшатывается. Земля, копошащиеся змеи, небо, Луна, лица мертвых… Стог… Сено… Потом – снова поле, на этот раз земля чистая, видная каждая травинка. Да и мертвые куда-то пропали. Пейзаж начинает напоминать мексиканский, только вместо кактусов – стоги… на краю поля видна фигура мужчины. Камера – это все видение Иеремии, так что мы видим сцену его глазами – подходит осторожно к фигурке. Та не поворачивается, мы слышим тихое бормотание.
Крупно – полянка. Над Иеремией, который мечется в беспамятстве – руки ему держит Натан, – склонился бомж, и читает что-то по книжке с ликом святого на обложке. Что именно бормочет бомж, мы не слышим.
– А поможет? – говорит Натан.
– Да, – просто и уверенно говорит бомж.
– Ровно на день, – говорит он.
– Потом придется расплачиваться, – говорит он.
– Двадцать первый век, – говорит, покачав головой Натан.
Но, почему-то, именно бомж смотрит на Натана, как представитель внеземной цивилизации на дикаря, а не наоборот… Бомж читает, мы слышим тарабарщину, судя по всему, это молитва наоборот.
…снова залитое мертвой Луной поле. Иеремия стоит возле фигуры, которая одета – свет луны упал на фигуру, так что мы различаем, – в костюм индейского шамана. На голове у него традиционный индейский головной убор (если верить югославским фильмам с Гойко Митичем, конечно, но мы же не кошмарим аудиторию аутентичностью? – прим. В. Л., и рога быка…
Иеремия молча смотрит на фигуру. Она начинает медленно поворачиваться, что-то бубня…
– Бубу-убубубу, – тихо бормочет бомж.
– Чушь какая-то, – шепчет Натан, но глядит с интересом.
…фигура в видении Иеремии поворачивается все больше и больше, это НЕВЫНОСИМО страшно, лицо фигуры в темноте, мы различаем только аксессуары – кончики рогов (но это головной убор шамана, все честно), какие-то зубы на ниточках, клыки на воротнике, Иеремия пытается двинуться, но не может… фигура поворачивается… поворачивается… очень быстро – калейдоскопом – сцены из жизни Северной Америки почему-то: белоголовый орел… прерия… кактусы… пустыня… гремучие змеи… пляшущие индейцы… лосось идет на нерест… медведь, бросающийся в воду из укрытия… медведь в реке, держит в пасти лосося, тот бьется… снова прерии… рев и мычание каких-то музыкальных инструментов… ритмичная музыка первобытная, которая все больше похожа на чей-то бубнеж…
– Бубубубубу, – шепчет бомж.
…крупно лицо Иеремии в лунном свете. Наконец-то мы увидели, что ему страшно.
– А-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!!! – кричит он.
…Иеремия на полянке кричит и пытается вырваться из рук Натана и бомжа, бьется буквально, как лосось в пасти медведя… Натан, хоть и держит коллегу профессионально, в мертвом захвате, но лицо у него совершенно ошарашенное, он смотрит на его живот. Кожа гладкая. Абсолютно целый. Никаких ранений.
…В лунном свете показаны кубики идеального пресса Иеремии.
***
Рассвет. Сквозь листву пробивается лучик солнечного света. Капелька скатывается с листика. Паутинка дрожит, потом, когда капелька, перетекшая на нее с листика, падает вниз – рассыпаясь сотней мелких жемчугов, конечно же – В. Л. – и камера стремительно разворачивается от кроны к земле. Капелька летит, мы видим прекрасный, осенний, молдавский лес – еще наполовину зеленый, но уже тронутый порчей, тронутый ржавчиной, тронутый разложением. Мы чувствуем запах прелых листьев и грибов, которые вовсе не грибы, потому что грибы это грибницы, раскинувшиеся под землей на сотни метров… (Дальнейшее вы можете прочитать в учебнике биологии. Описание сцены более подробно вы также можете взять из какой-нибудь книги Паустовкого или Пришвина про лесные прогулки – В. Л.). Мы возвращаемся к капельке. Она летит, – словно пуля, такая же налитая праведным стремление к цели, – вниз, и мы видим лесной покров. Хвоя, листья. Полная, абсолютная идиллия. Играет классическая музыка, что-то из репертуара «Радио-Оттава».
Капля падает, фонтан маленьких брызг, которые, сверкая, издают такой сильный свет, что зритель невольно жмурится. Потом – снова кроны деревьев. Мимо – без звука, – пролетает вертолет, черный, почти незаметный. Он показан крупно через паутинку, и похож на муху, запутавшуюся в сетях… Еще это похожа не прицел какой-нибудь электронной игры, в которую нынче прожигают жизнь наши дети (ну, вот и я начал гундосить про детей, здравствуй, старость, – В. Л.).
Внезапно что-то дымящееся прорывает паутинку, и мы видим маленький вертолет в чистом – чистом небе.