– Сколько мы прошли… – говорит Наталья тихо.
– Километров девять… – говорит Лоринков.
– Ходы такие узкие… – говорит он.
– И вот, на тебе… – говорит он.
– Сколько же здесь… – говорит тихо Лоринков.
Общий план пещеры. Это очень большая шахта – в Молдавии такие есть, только в них добывали не уголь, а камень, – с белыми, как мы можем различить, стенами. Крупно – стена, на ней ракушка, это известняк. Пещера большая, вдали брезжит свет, но слабый, – очень высокая, похожа на сталактитовую. Все пространство на земле (полу?) сколько видно – покрыто предметами из золота и просто теми слитками, в которые успел переплавить золото Соломон. Слитки – в ящиках.
– Ну, сорока тонн тут точно не будет, – говорит Лоринков.
– Но тонн двадцать, да, – говорит он.
– Дурак он, этот твой Градинарь, – говорит он.
– Столько сокровищ в пещере прятать… – говорит он.
– Да на них спелеологи сраные эти чудом за 50 лет не наткнулись, – говорит он.
– Градинарь? – говорит Наталья удивленно
Глядят друг на друга недоуменно. Потом Наталья вспоминает.
– А, ну да, – говорит она.
Лоринков, принявший это за легкий шок и усталость, присаживается на корточки. Крупным планом – брошь с камнями. Очень крупно… Голова петуха. Тело жабы. Хвост змеи. Крылья летучей мыши…
– Что это? – говорит Лоринков (мы слышим голос, видим лишь брошь).
– Василиск, – говорит голос из-за наших спин.
– Это которой из пламени появляется всякий раз? – говорит Лоринков.
– Нет, пламя это Феникс, – говорит Наталья.
– А это что? – говорит Лоринков.
– Василиск, он взглядом убивает, – говорит Наталья.
– Ну тогда не смотрю, – говорит Лоринков с улыбкой, и приподымается, держа в руках брошь.
Встает, потягивается. Поворачивается. Крупно – рука, которая разжимается, и из нее на землю падает брошь.
В нескольких метрах – Наталья, в вытянутых руках пистолет.
Молча глядят друг на друга. Крупно – глаза девушки, глаза мужчины. Крупно – голова василиска.
Со стен и потолка пещеры срывается гигантское черное облако летучих мышей.
Затемнение.
***
Черное облако оседает, и мы видим, что в пещере значительно посветлело.
Наталья держит пистолет, руки у нее слегка дрожат, но не из-за волнения, а от усталости.
– Вот так так, – говорит Лоринков, потому что нужно же хоть что-то сказать в такой ситуации, разве нет.
– Какая же ты все-таки дура, – говорит он.
– Говорил мне отец, что любая баба – дура, а я, идиот, не верил, – говорит Лоринков.
– Твой отец был наверняка такой же антисемит и хам, как и ты, – говорит Наталья.
– Это еще почему? – говорит Лоринков.
– Разве мог другой человек вырастить такого, как ты?! – говорит Наталья.
Видно, что девушка пытается себя завести, говорит все это не всерьез. Она похожа на израильского представителя в ООН, который пытается найти обоснование очередной бомбежке Газы.
– Ты мля знаешь на кого сейчас похожа? – говорит Лоринков.
– На израильского представителя в ООН, который пытае..
– Ни слова больше! – кричит Наталья.
– Мне ОСТОХРЕНЕЛИ шуточки про евреев! – говорит она.
– Теперь ты похожа на израильского представителя в ООН еще больше, – говорит Лоринков.
– Заткнись! – взвизгивает Наталья и стреляет.
Она никогда не делала этого раньше, поэтому ее великолепная идея заставить Лоринкова замолчать, прострелив ему ступню, терпит полный крах. Пуля едва не попадает Лоринкову в лицо, она чертит по его щеке багровую полосу (никаких замедленных планов, просто лицо крупно. А потом – оно же с багровой полосой и кровью, которая потекла).
– Ай, – испуганно взвизгивает Наталья.
Первым ее порывом было – броситься в мужчине. Но она совладала с собой, ее ноздри раздуваются. Она похожа на тигра, который попробовал крови (в представлении людей, которые ни разу не видели ни тигра, ни крови, моем, например, – В. Л.). В глазах Натальи – их показывают крупным планом – ни тоски, ни любви, ни жалости, совсем как в фильме «Сволочи», откуда взят этот слоган, и, как и в фильме «Сволочи», в глазах Натальи нет ни капли здравого смысла. Мы видим лишь отражения летучих мышей, которые вылетают из пещеры вслед за основной стаей.
– Твою мать, – говорит ошарашенно Лоринков, которого чуть было не пристрелили.
– Руки вверх, – говорит Наталья.
Лоринков послушно поднимает руки.
– Отвернись, – говорит Наталья.
– Это еще зачем? – говорит Лоринков.
– Я свяжу тебе руки, – говорит Наталья.
– А дальше что? – говорит Лоринков, не отворачиваясь.
– Оставлю тебя здесь, и через сутки ты выберешься, – говорит она.
– Ты уверена, что сможешь меня убить? – говорит Лоринков.
– Ну, не случайно, а вот так, в затылок, – говорит он.
– Ну, как эти ваши еврейские комиссары убивали всех образованных русских людей, – говорит он.
– Да какой ты образованный! – говорит Наталья негодующе.
– Пьяница, только и знаешь, что лакать! – говорит она.
– Зато из тебя комиссар получился что надо, – говорит Лоринков.
– Сука, – говорит он беззлобно.
Молча глядят друг на друга.
– Тебе придется или поделиться со мной или меня убить, – говорит Лоринков.
– Вывезти сейчас все это ты не сможешь, – кивает он на сокровища.
– Остается выбраться отсюда, уехать.. – говорит он.
– А потом вернуться и все спокойно вывезти, – говорит он.
Наталья молчит.
– Классный план, только одно «но» в нем, – говорит он.
– В смысле, я, – говорит он.
– Я же не буду здесь мля ждать год-два, пока ты сможешь спокойно за всем этим вернуться, – говорит он.
– Значит, моя роль в этом плане – сыграть покойника, – говорит он.
Наталья молчит. Крупно – голова василиска.
– Значит, ты собралась стрелять мне в спину, когда я отвернусь, – говорит Лоринков.
– Расчетливо, обдуманно, – говорит он.
– Ну и кто ты после этого? – говорит он.
Наталья молчит.
– Кто. Ты. После. Этого? – говорит Лоринков, опустив руки, но не двигаясь.
– Нацистка гребанная, – говорит он.
– Вы мля, евреи, хуже нацистов! – говорит он.
– Вы мля у них понахватались, – говорит он.
– Еще и проститутка! – говорит он.
– Ты трахалась со мной… спала… – говорит он.
– Подмахивала, целовала… везде! – говорит он.
(я возбудился – В. Л.)
– Получается… не просто так, – говорит он.
– Не потому, что я тебе нравился, а только лишь… – говорит он.
– Ради того, чтобы меня обмануть, ради денег сраных, – говорит он.
– Так чем ты, мля, отличаешься от проститутки? – говорит он.
– А ничем, – говорит он.
– Подлая тварь, – говорит он.
– Мля, неудивительно! – говорит он.
– Вы же мля древние сраные семиты только и делали, что детей сжигали! – говорит он.
– Карфаген, то, сё, – говорит он неуверенно.
– Это были финикийцы, – не очень уверенно отвечает Наталья.
– Так это же мля одна волна! – говорит Лоринков.
Наталья молчит, ей все же совестно настолько, чтобы дать выговориться жертве (но не настолько, чтобы ее не пристрелить).
– Правильно вас римляне раздолбали! – с ожесточением говорит он.
– Впервые в жизни горжусь тем, что мы мля, наша солнечная Молдавия, была колонией Рима! – говорит он.
– Ты просто антисемит, как все молдаване! – говорит Наталья.
– Мне папа говорил, что… – говорит она.
– Твой папа? – говорит Лоринков.
– Какой мля папа? – говорит он.
– Что ты наплетешь мне ЕЩЕ? – говорит он.
– Курва, дешевка, – говорит он.
– Ты стонала, шептала «еще, да», ты… – говорит он.
– Хуже нет суки, которая имитирует любовь ради денег, – говорит он.
– Ну, если на то пошло, – говорит он.
– Мне не очень понравилось, в постели ты ни черта не умеешь, – говорит он.
– Так что зря старалась, сраное ты бревно, – говорит он.
– Еще и одета, как кошелка! – говорит он.
– Это значит не как проститутка?! – говорит Наталья.
– Как ваши телки здесь одеваются?! – говорит она.
– Молдаванки одеваются как проститутки, зато любят даром! – говорит Лоринков.
– А ты и есть настоящая проститутка! – восклицает он.
– Еще и одета, как мля пенсионерка! – говорит он.
Наталья молчит. Лоринков умолкает и демонстративно сунув руки в карманы, отворачивается к стене. Глядит в потолок. Насвистывает песню «Хава нагила».
– У меня три сестры, – говорит Наталья.
– И они не такие красивые, как я, – говорит она.
– Им всем нужно замуж, – говорит она.
– Что они будут, в баки с бензином ссать, как я ссала? – говорит она.
– Девочкам нужно в колледж, в университет, – говорит она.
– Мама шлюха никчемная, за черными бегает, – говорит она.
– Папа вот-вот умрет, – говорит она.
– Прости, – говорит она.
Лоринков молчит.
– Ну вот скажи мне, зачем тебе деньги, – говорит она.
Лоринков зло смеется.
– Только представь себе, – говорит он.
– Я думал, мы уедем, и… – говорит он.
Молчит. Наталья тоже молчит. На его и ее глазах слезы. Показано, как одна катится по щеке, оставляя след на грязной коже. В то же время Наталья поднимает пистолет все выше. Мы видим, что некая доля правды в грязных инсинуациях Лоринкова относительно жестокого национального характера девушки все же присутствует. Она тщательно целится и палец на курке напрягается…
Раздается выстрел. Пистолет падает из рук Натальи, она сжимает окровавленную кисть между коленями – потому что присела от боли и неожиданности, и вскрикивает. К ней бросается развернувшийся Лоринков. Одновременно с этим раздается крик:
– Стоять мля!
– Иеремия, да он же без оружия, – говорит голос Натана.
Мы видим двух агентов, которые доковыляли – у Натана ранение в ногу, они в крови, грязные, очень устали, – до главной пещеры этого лабиринта.
– Ай да Соломон, ай да крот, – говорит Натан восхищенно.