— А что буду делать я? — спросила Клодин, внезапно испугавшись при мысли, что останется одна.
— Ты, — ответил Якобсен, — можешь прийти к Халати к десяти часам. Сегодня вечером будет маленький праздник. Коплан и я придем, как только закончим работу.
Франсис проигнорировал ответ скандинава. Он поправил:
— Я заеду за тобой сюда. Мы поедем к Халати вместе. — По лицу Якобсена пробежала тень недовольства, но он ничего не сказал.
По взаимному согласию они решили устроить холодный ужин.
Во время скромной трапезы Коплан свел разговор на Хартум. Они обменялись мнениями о различных людях, которых знали в Судане.
— В общем, — сказал Франсис, отпив глоток вина, — у вас была задняя мысль, когда вы послали меня к Махмудие.
Якобсен тщательно прожевал кусочек хлеба, потом заявил без обиняков:
— Да. Вы казались мне человеком именно такого склада, какой был нам нужен. Поэтому я был разочарован, когда узнал, что вы не смогли договориться с йеменцем. Это отчасти благодаря мне он выручил вас потом.
Коплан взял кончиками пальцев газету, купленную им, на глазах у скандинава подчеркнул ногтем строчки заголовка, потом бросил газету и поинтересовался:
— Халати… Его прикрывает сирийское правительство или он действует в качестве вольного стрелка?
Якобсен покачал головой, не переставая жевать.
— Ни то, ни другое, — шепнул он, заметно смущенный присутствием Клодин. — Когда вы лучше познакомитесь с организацией, вы поймете.
Коплан не стал настаивать.
Около восьми часов мужчины вышли из отеля. Скандинав фамильярно взял Коплана под руку и шепнул ему на ухо:
— Не нужно откровенно разговаривать при этой девке. Между нами говоря, могу вам сказать, что, если умеешь помалкивать, работать на Халати и остальных чертовски здорово… У них столько денег, что они не знают, куда их девать. Настоящая золотая жила.
— Тем лучше, — сказал Коплан. — Мне чертовски нужны деньги. Когда мне заплатят?
— Сегодня вечером. Перед маленькой праздничной вечеринкой по случаю дела с нефтепроводом.
Они подошли к синему «крайслеру», и Якобсен открыл дверцу для Коплана. Затем он обошел машину, сел за руль, включил мотор и поехал.
— Я остановлюсь довольно далеко от дома Халати, — сказал он. — Я знаю пустынный уголок, туда и заманю этого типа. Вы будете ждать там. Незачем идти за ним по пятам, как только он пойдет за мной: он может заметить.
Коплан счел излишним объяснять своему спутнику, что достаточно натренирован в деле ведения слежки так, чтобы объект ни на секунду не заметил этого.
Скандинав добавил:
— Вам придется подождать минут сорок, пока я схожу к Халати.
— Вы уверены, что этот тип пойдет за вами?
— Почти. Ну а если он останется торчать около дома, я все равно приду к вам, и тогда мы вдвоем нападем на него.
Через десять минут Якобсен остановил машину на темной и пустынной улице. Прежде чем выйти, он дал последний совет:
— Не убивайте парня: он должен быть в состоянии говорить. Вступайте в дело, когда я обернусь.
— Ладно, — лаконично ответил Франсис. Якобсен скрылся за поворотом улицы.
Часы на приборной доске показывали восемь. Коплан решил, что может пробыть в машине еще полчаса, прежде чем отправиться на поиски укромного места. Задумавшись, он тихо включил радио.
Выход на сцену скандинава открыл ему новые перспективы.
А кстати, скандинав ли он? В Хартуме все в это верили, и сам он охотно подтверждал это. Может быть, слишком охотно. Банда Халати, должно быть, имела многочисленные ответвления, и в ней состояло много людей. Что же касается задания на этот вечер, оно представлялось ему очень неприятным.
Около девяти часов Коплан выключил радио и огни в машине. Он проверил, свободно ли открываются все дверцы, потом вышел на тротуар.
Ему хватило нескольких минут, чтобы найти укромное местечко, откуда была видна улица.
Минут через пятнадцать послышались тяжелые шаги Якобсена.
Коплан отступил и стал ждать.
Появился скандинав. Он шел, сунув руки в карманы и опустив голову, как будто пытался решить трудную задачу. Прошел мимо «крайслера» ровным шагом и даже не взглянул на машину.
Он прошел метров пятьдесят, когда вдруг показался еще один силуэт, двигающийся вдоль фасадов. Он шел бесшумным шагом, осторожно, но не крадучись.
Неизвестный перешел на другую сторону метрах в семи от Коплана и приблизился к «крайслеру».
На другом конце улицы Якобсен резко развернулся и пошел назад, к преследователю.
Сразу увидев, что раскрыт, тот, повернувшись, хотел убежать, но наткнулся на неожиданное препятствие: кулак, твердый как камень, ударивший его в лицо прежде, чем он успел понять, что путь ему преградил второй противник.
Оглушенный ударом, неизвестный не успел дать отпор. Прямой в челюсть швырнул его на землю. Тип перекатился с боку на бок и лег щекой на свою согнутую руку.
Коплан вздрогнул. Он уже видел где-то это лицо. Подскочивший Якобсен открыл заднюю дверцу «крайслера» и подхватил лежащего под мышки.
— Мастерская работа, — поздравил он, пока Коплан, взяв жертву за щиколотки, помогал засунуть его в машину.
Брошенный, как мешок, на заднее сиденье, несчастный преследователь пришел в сознание в тот момент, когда Якобсен трогал с места. Коплан схватил его за воротник, с силой поднял и прижал к спинке, говоря:
— Не двигайся, или я всажу тебе в кишки всю обойму. — Тот тупо уставился на него.
— Ты меня слышишь? — проскрежетал Коплан, еще сильнее вцепляясь в него. — Не двигайся и молчи.
— Ладно, я не глухой, — с трудом проговорил человек, наполовину задушенный натянутым воротничком.
— Возьмите у него пушку, если она у него есть, — посоветовал Якобсен, не поворачивая головы.
— Уже сделал, — ответил Коплан, по-прежнему держа пленного за горло левой рукой.
Машина сворачивала то налево, то направо, чтобы выбраться из лабиринта узких улочек на широкие бульвары. Скандинав знал Дамаск, как свой карман.
Проехав несколько сот метров по шоссе, ведущему в Хомс, он свернул налево, на грунтовую дорогу, включил фары и нажал акселератор.
Наконец, Коплан разжал руки. В темноте человек смотрел на него вопрошающим взглядом. Франсис остался невозмутимым, сидя боком, чтобы лучше наблюдать за пленным, держа в руке пистолет.
— Начинайте допрос, — предложил Якобсен, внимательно следя за дорогой. — Если он не будет слишком упрямым, нам, возможно, не придется ехать до конечной остановки.
Машина, подскакивая на рытвинах, ехала по пересеченной местности, говорившей о близости гор.
— Конечная остановка будет невеселой, — предупредил Коплан пленника мрачным тоном. — Вам лучше рассказать все сразу… Кто вас надоумил следить за входящими к Халати?
— Моя теща, — флегматично ответил человек.
— Вы зря строите из себя героя, — сказал Коплан, уверенный, что имеет дело с парижанином. — Какого черта вы сшивались перед домом?
— Просто стоял.
— Ладно! — взорвался Якобсен. — Раз он хочет шутить, не настаивайте. Через десять минут у него возникнет безумное желание рассказать нам всю свою жизнь.
Свет фар выхватил из темноты глинобитные стены домов спящей деревни, потом «крайслер» въехал на разбитую дорогу, не приспособленную для рессор автомобиля. Теперь он ехал по высушенной солнцем ложбине, окруженной горами.
Иногда пленный бросал беглый взгляд на своего охранника. Лицо Коплана сохраняло каменную неподвижность.
Вдруг машина, сильно качаясь, свернула с дороги и поехала к скоплению больших камней, которые обогнула, не останавливаясь.
— Вот мы и приехали, — довольно заявил Якобсен. — В это время уголок пуст, как при сотворении мира. Никакой опасности.
Погасив все огни и поставив машину на ручной тормоз, он достал из отделения для перчаток тряпку. Внутри машину наполнял голубоватый свет, едва достаточный, чтобы осветить трех пассажиров.
— В последний раз взываю к вашему инстинкту самосохранения, — усмехнулся скандинав, обращаясь к неизвестному. — Кто вы? Откуда? Что ищете?
— Поберегите вашу слюну, — ответил тот с презрительной гримасой. — Вы прекрасно знаете, что человек нашей профессии не раскалывается.
— Мы уже такое видели, — возразил Якобсен. — И посмотрим еще раз прямо сейчас, поверьте мне.
— Ну, выкладывайте, — приказал Коплан убеждающим тоном. — Не будьте идиотом, вы же погибнете.
— Ну и что? — с вызовом спросил тот. — Мое место займет коллега, и в конце концов мы поймаем вас всех.
— Хм… — хмыкнул Якобсен. — Второе бюро[5], да?
— Нет, универмаг «Галери Лафайет», — иронично ответил пленный.
Коплана охватило очень неприятное чувство. В его мозгу словно что-то щелкнуло: он вспомнил, что видел фотографию этого человека в картотеке Службы… Ближневосточный отдел.
Лицо Якобсена изменилось. Оно выражало только непреклонную жестокую волю.
— Подержите пару секунд, — попросил скандинав глухим голосом, протягивая тряпку Коплану.
Он открыл дверцу и исчез в темноте.
Французы услышали, как он поднял крышку багажника и передвигает какие-то предметы. Опустив крышку, Якобсен подошел к дверце и открыл ее.
— Выходите, — приказал он.
В ярости схватив своего преследователя за плечо, скандинав сдернул его с сиденья. Он был наделен необыкновенной силой; пленный вылетел вперед на камни, но тут же был поднят мощной рукой.
С тряпкой в одной руке и пистолетом в другой, Коплан вышел из машины. Он увидел, что Якобсен обыскивал человека с ног до головы и вытащил все, что было у него в карманах.
— Вот увидите, он быстро изменит мнение, — проворчал Якобсен.
Он вытащил веревку, обмотал ею запястья пленного и завязал ее двойным узлом. Затем засунул свой платок в рот жертве.
— Теперь, если захотите говорить, кивнете головой, ладно?
Якобсен поднял канистру с бензином, стоявшую до того времени в темноте.
— Если пошевелитесь, получите пулю в лоб и все равно сдохнете, — предупредил он.