Выйдя из машины и пройдя несколько шагов, он чуть не столкнулся с Кониатисом и его белобрысым спутником, которые входили в импозантное строение, выпирающему скульптурному фасаду которого одному было бы под силу оправдать пышную славу Вечного города. Проходя мимо столь благородной постройки, Фондан без удивления констатировал, что под его крышей приютилось вполне официальное представительство Социалистической Федеративной Республики Югославии. Пребывание Кониатиса в Риме определенно не имело отношения к каким-либо таинствам.
Больше часа нес караул бедняга Фондан. Не сводя глаз с дверей, в которых исчез Кониатис, он прохаживался по улице из конца в конец с самым безобидным видом.
Наконец, все так же сопровождаемый белобрысым компаньоном, Кониатис покинул княжеские хоромы и вновь захлопнул за собой дверцу «мерседеса». На этот раз белая машина помчалась на виа Кавур, где и остановилась у «Массимо д'Азеглио». Фондан мог больше не беспокоиться: на тротуаре на противоположной стороне бездельничал Коплан. Единственное его занятие состояло в регулярном выпускании сигаретного дыма.
В тот же вечер, ближе к 8 часам вечера. Фондану повезло. Примостившись в баре отеля «Массимо д'Азеглио», он уже почти час потягивал виски, когда наконец появился Кониатис с перекинутым через руку пальто.
Он тоже заказал виски, закурил, перебросился парочкой ничего не значащих замечаний с барменом, бросил быстрый взгляд в сторону клиентов, беззвучно орудующих приборами за столиками, потратил несколько минут на размышление и в конце концов взгромоздился на табурет у стойки. Некоторая напряженность черт, деланная непринужденность и частые затяжки выдавали его настороженность. Он то и дело поглядывал на часы. Увидев двух новых посетителей, он пулей соскочил с табурета. На его лице появилась неестественная улыбка.
Один из вновь прибывших был не кто иной, как блондин с выпуклым лбом, второй — шестидесятилетний толстяк с лысой макушкой, мощным загривком и неподвижным лицом. Блондин представил Кониатиса своему лысому спутнику, который сдержанно, совершенно не по-дружески и даже с каким-то кичливым пренебрежением, а то и презрением протянул Кониатису руку, которую тот почтительно пожал.
Фондан почувствовал холод, которым веяло от этой встречи. Он допил виски, встал, подошел к стойке, попросил налить ему еще и полез за сигаретами и зажигалкой.
Лысый субъект с бычьим загривком непререкаемым тоном отмел предложение Кониатиса пропустить по стаканчику и изъявил желание немедленно ехать. Он изъяснялся по-немецки, и от его голоса по коже пробегали мурашки.
Кониатис заторопился и с услужливостью, граничащей с угодливостью, назвал бармену номер своей комнаты, схватил пальто и объявил, что он в полном распоряжении немецких господ.
Фондан зажег наконец сигарету, отвернулся от покидающей бар троицы, извлек бумажник и выложил на блюдце деньги за выпитый виски.
Снаружи, в нескольких метрах от подъезда, за рулем «фиата» терпеливо восседал Коплан. Увидев, как Кониатис в сопровождении блондина и лысого толстяка садятся в такси, доставившее немцев к отелю за несколько минут до этого, он выжал сцепление.
Десять минут спустя, бранясь от ярости и досады, он был вынужден капитулировать. Угодив на пьяцца Барберини в пробку и будучи не в силах разъехаться с автобусом, он бессильно наблюдал, как исчезает из виду такси, водитель которого оказался хорошим знатоком тонкостей римского движения.
Сконфуженный, Коплан возвратился на виа Кавур, запер «фиат» и вернулся в свой отель. Поднявшись в номер, он позвонил Фондану, снявшему номер в «Атлантико», на той же улице, в двух шагах от «Континенталя». Фондан воспринял неудачу своего шефа с юмором.
— Не расстраивайтесь, дружище, — посоветовал он, — если вы не встретили того, кого ожидали, то еще не все потеряно. Рано или поздно встреча состоится, уж поверьте мне. Подумаешь, недоразумение. Я знаю, о ком речь, и могу вас уверить, что обещание будет выполнено.
— Что ж, полагаюсь на вас, — облегченно ответил Коплан.
На следующий день, горя желанием продолжить наблюдение, Коплан и его напарник по очереди охраняли подступы к «Массимо д'Азеглио». Им было известно от Моник, что у Кониатиса на руках имеется билет на рейс Рим — Женева компании «Свисс-Эр». Самолет должен был подняться в воздух в 18.20.
Кониатис вышел из отеля лишь незадолго до полудня. Беззаботно покуривая, он постоял немного в одном пиджаке и с незанятыми руками у подъезда, задрав голову к лазурным небесам, где сияло более ласковое, нежели накануне, солнце, после чего решил двинуться пешком в сторону Санта-Мария Маджоре.
Фондан, сидевший рядом с Копланом в «фиате», прошептал:
— Такое впечатление, что он просто прогуливается для моциона. Уж больно он расслабился — не то, что вчера.
— Это точно. Наверняка обделал все делишки.
— Сажусь ему на хвост?
— Са… — Коплан не договорил.
— За этой машиной нам. пожалуй, не угнаться, — встревоженно проговорил Фондан.
Они переглянулись и вновь впились глазами в удаляющуюся фигуру Кониатиса. В 15 метрах от него субъект в плаще, здоровяк с черной, как смоль, шевелюрой, выскочил из «порше» и пустился за ним.
— Давай! — скомандовал Коплан. — Но поосторожнее, вдруг этого типчика кто-нибудь прикрывает.
Фондан грациозно выпорхнул из «фиата».
Через три четверти часа Кониатис вернулся в отель. Фондан появился через несколько минут и рухнул на сиденье.
— Все верно, — сообщил он. — Детина в плаще не отлипал от Кониатиса, и в слежке он большой мастер. Но толку от беготни не было никакого, так как Кониатис ни с кем не встречался. Прошелся, и все.
Ну и дела! — отозвался Коплан. Он завел мотор и отъехал от тротуара.
— Вас не беспокоит то обстоятельство, что Кониатисом интересуемся не мы одни?
— Еще как беспокоит! — ответил Коплан.
— Почему?
— А потому, что в свете этого задача Моник Фаллэн меняется принципиальным образом. Легкое задание, которое шеф представлял себе как тренировочную пробежку, вполне может обернуться очень скверной историей.
— Все, что я могу сказать. — молвил Фондан. — так это то, что человек в плаще — подлинный профессионал.
Глава XI
Минуло три дня. Старик вызвал Коплана, чтобы сообщить ему, что субъекты, сфотографированные Фонданом в Риме, опознаны. Демонстрируя карточки, недавно заполненные в архиве, он пояснил:
— Высокий блондин зовется Вернером Мюкером. 32 года, торговый атташе ФРГ в Риме. Дипломат новой выучки, известен приверженностью европейскому единству. В Бонне его считают технократом с блестящим будущим… Второй немец, мощный лысый толстяк, — гораздо более важная фигура. Его зовут Хайнц фон Леммер, 64 года, гамбургский банкир. И не просто банкир, а президент ДБВ.
— Что это за ДБВ?
— Ассоциация крупных немецких банков. Иными словами, этот человек — в каком-то роде живое воплощение мощи Западной Германии. Вы, надеюсь, знаете, что это означает?
— Черт возьми! Ну и приятели у Кониатиса! Теперь ясно, почему он заискивал перед этой горой золота!
— Но при всем том, — продолжал Старик, — опознание этих двоих ни к чему нас не приводит. Мы так ничего и не узнали о загадочных махинациях, проводимых Кониатисом. Наоборот, их таинственность только усугубилась. С тех пор, как мы занялись этим делом, мы установили шесть имен: четырех немцев из ФРГ, одного из ГДР, одного югослава. С другой стороны, визит Кониатиса в римское отделение Федеративного бюро промышленности Югославии как будто подтверждает, что Югославии принадлежит какая-то роль в его операциях… Лично я никак не возьму в толк, что можно из всего этого извлечь.
— Нам определенно недостает ключевого звена, — согласился Франсис, погруженный в раздумья. — Возможно, его добудет для нас Моник.
Да, поговорим теперь о ней. История со слежкой настораживает, не отрицаю. Но не пойму, с чего это вы пытаетесь драматизировать ситуацию. В конце концов тот ловкач, что увязался за Кониатисом в Риме, может быть, всего-навсего агент боннской службы безопасности. Такая значительная фигура, как Хайнц фон Леммер, вполне может возить ангелов-хранителей в своем багаже.
— Гипотеза, не лишенная оснований, — признал Коплан без чрезмерного энтузиазма.
— Вы не слишком в этом уверены.
— Хотелось бы просто отметить, что вы избрали наиболее оптимистический из всех возможных вариантов.
— Что же не дает вам покоя? — прикрикнул Старик.
— Мой принцип смотреть проблеме прямо в лицо, — отрезал Коплан. — Мы уверены, что Кониатис проворачивает не совсем законные делишки, да еще втихую. При этом нам известно, что здесь замешаны колоссальные суммы. Так вот, за свою карьеру я успел подметить, что сочетание двух л их компонентов неизбежно приводит к возникновению не менее гремучей смеси, чем динамит.
— Ну и что из того?
— Ничего, коротко отозвался Коплан. Я не несу ответственности за решения Службы.
— Уж больно торжественно вы заговорили, проворчал Старик. — К чему вы клоните?
— Ни к чему. Но на вашем месте я немедля изъял бы Моник Фаллэн из обращения. С учетом того, что мы узнали за последние две недели, дело Кониатиса перестает походить на безделку, какой оно было в начале. И уж если начистоту, то я считаю, что оно вырастает до размеров, когда его нельзя больше доверять пигалице, которая только начала шестимесячный испытательный срок.
Старик воздел руки к небу:
Какая заботливость, дружище Коплан! Вы воистину неподражаемы в роли опекуна!
— Ладно. Я ничего не говорил.
— Говорили, и притом глупости! — поднажал Старик. — Делом Кониатиса интересуется министр, и мне недостает какой-то мелочи, чтобы в нем разобраться. Моя пешка разгуливает по шахматной доске совершенно свободно, так не станете же вы воображать, что я отведу ее назад и начну партию сначала?
— Я ничего не говорил! — уперся Коплан. — И готов повторить, что не несу ответственности за решение Службы.
Выражение лица Старика изменилось. Теперь оно выглядело обиженным. Его задели и вывели из себя даже не речи Коплана, а его упрямая, граничащая с враждебностью гримаса.