Как же ей отсюда выбираться? Да еще и с Аякчааной… Катя покосилась на свою новую знакомую: перепуганная, испачканная сажей девчонка, чуть не плача, круглыми, как блюдца, глазами смотрела на происходящее вокруг. И изредка жалобно всхлипывала. Сбежать? Катя украдкой огляделась – маловероятно, что получится: она не очень хорошо знала эти места. Выходит, надо делать переход. Но для этого надо как-то умудриться развязать руки и найти посох.
С этой задачей она сама вряд ли справится. Хорошо, если их поместят вместе с Аякчааной, а у нее руки останутся развязаны, – тогда, конечно, есть шанс освободиться.
Пока она продумывала план побега и пыталась осторожно проверить узел на крепость, всадники миновали ярмарочную площадь и свернули на дорогу, уводившую их из города. Совсем недавно они с Ярушкой тоже шли по ней. Кажется, это было в другой жизни: тогда Катя надеялась на помощь. Сейчас нужно выбираться самой и не позволить погибнуть этой смешной девчонке.
Катя с жалостью посмотрела на нее и подумала: «Лучше бы ты дедушку расстроила и не пошла к этим своим каменным людям – глядишь, сейчас цела была бы».
Выехав за пределы города, всадники остановились в нескольких километрах от него, среди широких цветных шатров. Катя поняла – это была их стоянка. Здесь пахло дымом и жареным бараньим салом, луком и специями. Остро, пряно, да так, что желудок скрутило и он жалобно заурчал, прося хоть кусок хлеба.
Воин, который вез Катю, спешился, стянул ее с седла и оставил сидеть на траве около одного из шатров. Рядом опустилась Аякчаана. Вытянув шею, она опасливо посмотрела по сторонам. Воин по-хозяйски вошел в шатер, громко крикнул что-то на своем языке; немыслимое сочетание согласных – это все, что смогла разобрать Катя. Ему ответил неприветливый голос, грубый, а через пару мгновений из шатра вышла старуха в грязном халате, вся в бородавках, с длинными пожелтевшими ногтями, такими длинными, что они скрутились в спирали, как рога у барана.
Старуха зло посмотрела на девочек, что-то прошептала беззубым ртом. Катя явно вызывала у нее отвращение, а вот Ая – наоборот, некоторый интерес. Особенно ее странная для средневекового человека одежда. Старуха бесцеремонно пощупала ткань, подняла Аякчаане руки, подняла на ноги и заставила покрутиться вокруг своей оси. Неодобрительно покачала головой.
Пока старуха была занята осмотром, Катя исподтишка поглядывала на расположение шатров, пыталась запомнить на тот случай, если удастся бежать. Старуха, заметив это, прикрикнула на нее, наградила звонкой затрещиной. Тяжелая рука припечатала так, что из глаз искры посыпались.
– Сиди! – прикрикнула старуха, устраиваясь у шатра и закуривая трубку. Над пыльной травой потянуло горьковато-кислым и приторным.
Подумав, старуха придвинула ногой толстую палку и оперлась на нее. Зло уставилась на Катю, буравя черными глазами.
А через пару минут прибежала стайка чумазых полуодетых детей. Они бегали вокруг девочек, стараясь, однако, не приближаться к старухе. И скоро стало понятно почему: лишь только одна неосторожная девочка приблизилась к Кате, чтобы потрогать ее светлые волосы, старуха со всей силы огрела ее толстой палкой по спине. Девочка отлетела на несколько метров в сторону, но не пискнула, не заплакала. Только зло шмыгнула носом и убежала в сторону леса. Остальные дети оказались осторожнее. Они забавлялись тем, что бросали в Катю куски грязи пополам с травой. Старуха молчала, только посмеивалась. Видимо, ее задача состояла в том, чтобы следить за пленницами. А их безопасность в ее обязанности вовсе не входила.
Катя, как могла, уворачивалась от тяжелых склизких комьев, но некоторые всё-таки настигали ее: то со шлепком обрушивались на руки, то задевали шею или щеку. Тогда Аякчаана, которую почему-то так и не связали, схватила толстую палку, которой старуха только что огрела незнакомую девочку, и, высоко подняв ее, заорала:
– А ну пошли вон отсюда! – и добавила что-то на своем родном языке.
И для верности бросила в толпу детворы палку. Та, пролетев несколько метров, зацепилась за стойку шатра и упала в пыль.
Малыши разбежались врассыпную. Зато старуха рассвирепела. Она подошла вплотную к Аякчаане и наотмашь ударила ее по лицу. Та вскрикнула, упала, закрывая руками горевшие огнем щеки. А старуха наклонилась над ней, словно хотела ее съесть. Катя закричала. Просто заорала во все легкие, чтобы привлечь к себе внимание. И одновременно поползла в сторону от старухи – она надеялась, что Аякчаане удастся сбежать. Старуха как раз отвернулась от Аи и направилась за Катей. Катя заорала, змеей уползая подальше:
– Беги!
Аякчаана, кажется, все поняла правильно. Юркнув под рукой старухи, она бросилась наутек, к лесу. Катя собрала все силы и, подбирая ноги и отталкиваясь пятками от травы, начала уползать от растерявшейся старухи.
– Я вернусь за тобой! – вдруг крикнула Аякчаана через плечо.
Может, если бы она смотрела перед собой, она бы вовремя заметила кочевника, приведшего их сюда, может быть, успела бы свернуть или увернуться от него. Но она отвернулась, чтобы посмотреть на Катю, всего на миг. Этого оказалось достаточно. Она столкнулась с ним нос к носу, словно в стену впечаталась.
– Далече ли собралась? – с издевкой спросил он.
Ловко подхватив за локоть падающую Аякчаану, он поставил ее на землю и, протащив те несколько метров, что ей удалось пробежать, поставил рядом со старухой.
Походя он носком сапога пнул в бок Катю, заставив вернуться на прежнее место, и презрительно сплюнул себе под ноги.
Старуха почтительно склонилась перед ним, сложила руки домиком.
– Простите, господин, – прошипела.
Мужчина погрозил пальцем, хохотнул и скрылся в ближайшем шатре. А через минуту вышел в сопровождении трех воинов. Катю подхватили и поволокли в сторону леса. Аякчаана кричала им вслед, просила отпустить и не разлучать их, но старуха, сторожившая их, схватила ее за косы и, дернув за них так, что Аякчаана заплакала, силой заставила девочку сесть на колени.
– А-а-а, отпустите, гады! – кричала в это время Катя во весь голос.
Двое мужчин бесцеремонно тащили ее за руки. Она упиралась ногами, брыкалась, стараясь зацепиться за любую корягу или корень, что торчал из земли. Третий воин шел сзади, посмеиваясь в тонкие, аккуратно закрученные кверху усы. Он пинал сапогом Катю в бок всякий раз, когда девушке удавалось хоть немного задержать воинов. Потом ему это, видимо, надоело, и, особо не церемонясь, он больно ударил Катю кулаком. А один из воинов, ее тащивший, нещадно встряхнул ее, да так сильно, что у нее голова закружилась. От боли Катя взвыла и, кажется, отключилась, чем вызвала еще больше радости у незнакомца. Очнулась она от ощущения резкого падения: ее, потерявшую сознание, связанную, бросили в глубокую узкую яму, напоминавшую колодец.
Падая, она со всей силы ударилась затылком и плечом о сырой земляной пол, а над головой с грохотом, осыпая комья грязи, опустилась решетка.
– Удобно устроилась, красавица? – с издевкой заглянул внутрь один из ее мучителей. – Ты там хорошо устраивайся, тебе там умирать долго надо будет…
Гогоча, он бросил ей в лицо ком земли.
И Катя осталась одна.
В шатер вошел посыльный от Батура:
– Хан выполнил свое слово. Девочка в лагере. – Он замялся, умолчав по приказу хана о том, что девочек в указанном ведьмой доме оказалось две.
Ирмина мстительно выпрямилась, кивнула. Ее одеяние колыхнулось черным маревом.
– Пускай травят ее, как цепного пса, – прошипела она, взмахнув рукой, – из-под пальцев показались клубы морока, через мгновение он вырвался наружу из-под полога и смешался с ветром.
У соседнего шатра заголосили дети.
– Ату ее, ату! – послышался шум, возбужденные окрики, которые перекрывались отрывистыми командами местного заводилы.
Ирмина удовлетворенно хмыкнула:
«Какие послушные дети. Пускай поиграют с девчонкой… А я полюбуюсь».
В яме было сыро и холодно, пахло плесенью и гнилью. Под ногами чавкала жидкая грязь, мгновенно пропитав обувь. Руки быстро затекли и теперь болели. Плечо ныло, голова гудела, словно в ней поселился рой диких пчел. И очень хотелось в туалет.
Как отсюда выбираться?
Катя огляделась. Яма узкая, примерно метр в основании, даже чуть меньше. Конечно, можно как-то подняться, упираясь ногами в стены, ближе к поверхности, но что толку – там решетка… И руки связаны…
– Надо переход сделать, – сама себе прошептала она.
Но как?
Для этого она должна хорошо представлять место, куда перейти. В лес? Может, на ту поляну, где три дня назад они встретились со Шкодой, Афросием и Антоном? Она хорошо ее запомнила.
А потом вернуться сюда, чтобы освободить Аякчаану.
Брезгливо поморщившись, Катя аккуратно опустилась на колени, села удобнее, закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась представить себе то место. Небольшая круглая поляна, покрытая ровным зеленым ковром. По периметру – низкие кусты, высокая ель. До нее стал доноситься даже аромат поляны, так близка она была к цели. Вывернутые назад суставы рук ныли, отдаваясь пульсирующей болью в плечо, рой пчел в голове не позволял сосредоточиться, раз за разом возвращая ее мысли в грязную яму.
По загривку будто кусочком льда провели. Катя распахнула глаза – по стенам сырой ямы спускался холод. Совсем так, как в подвале Александрии. Тогда.
Пальцы похолодели. Катя попробовала ослабить узел. Она как могла поворачивала кисть то по часовой стрелке, то против. Но, кажется, только затянула крепче. Кожу на запястьях, стертую веревкой, жгло.
Катя перевела дыхание, опасливо покосилась на странный ледяной туман, струйками спускавшийся вниз, словно палец смерти[10].
– Надо успокоиться. Идея, как отсюда выбраться, должна сама прийти в голову, – уговаривала она себя, успокаивая волну паники, подступавшую к горлу. – Эй! – крикнула она вверх. – Есть кто живой?!