– Это от того, что заговор тот с согласия делается и отдать ты должна была что-то взамен. Ну, вроде как купить ее удачу. А раз ты ничего не дала взамен, то ее удача как пришла, так от тебя и уйдет. Это не по правилам получилось, поэтому не навсегда. Можно поправить. Нужен другой заговор. Правда, ты сызнова почувствуешь страшную боль и холод.
– Ничего! А удача? Она снова к ней вернется? – обрадовалась Катя.
Но Енисея покачала головой, посмотрела строго, совсем как ее отец в том воспоминании:
– Нет, полностью не вернется. За то Могиня и ругала… Заговоры на крови и огне самые опасные, Катя. С ними шутки плохи.
Она вздохнула.
Катя удрученно кивнула.
– То есть все зря? – Она потерла подбородок. Плечи в задумчивости опустились. – Могиня этого не говорила, может, пугать не стала. Говорила, что нам нужно копьё Мары, или, как говорит эта девочка, Аякчаана, Маары, – собственно, из-за него мы к тебе и пришли.
Енисея нахмурилась.
Катя прикрыла глаза, устало выдохнула:
– Стоило мне от вас уйти, я столкнулась с этой девочкой Аякчааной. Она из моего времени… Ну, почти. Ее призвали Каменные люди-истуканы, потребовали добыть им это копьё. И пока она его им не принесет, проход в ее время закрыт. Мы пробовали вернуть ее домой, но она снова возвращалась.
– Копьё Маары, говоришь? – Енисея прищурилась.
В голове, медленно вырисовываясь, будто проявляясь из тумана, загорался план. Енисея прищурилась, стремительно встала.
– Утро вечера мудренее, идём спать! – скомандовала она и потянула Катю назад, в свою душную каморку. – Надо непременно повидаться с моим отцом. Если кто и знает о копье, так это он.
Ярушка видела, как встала и тихо вышла из светелки Катя, как следом за ней поднялась и исчезла в темноте коридора Енисея. Хотела пойти за ними, но с тоской выдохнула, представила, сколько шума наделает своей неуклюжестью и невезучестью, перевернулась на спину и уставилась в потолок: на нем играли темные тени. То ли блики от затухающего очага, то ли лунный свет из крохотного оконца под потолком.
Рядом почувствовала движение – это сел Истр, уперся локтями в колени.
– Чего вам всем не спится, а? – хрипло проворчал он.
– Ну вот не спится, и все тут. – Ярушка отвернула лицо к стене, не хотела говорить.
На душе было гадко, будто сотня диких кошек скреблась. Девушка спрашивала себя и никак не могла понять – рада ли она тому, что Олеба здесь не оказалось, что она оказалась избавлена от необходимости видеть, как он любезничает с Енисеей. Спрашивала себя и понимала: рада его отсутствию. Очень рада! Чувство облегчения прорастало в груди весенней почкой, пробивалось сквозь страх и пепел. «Они собираются пожениться», – тут же запульсировало в висках, вырвало тяжкий вздох из груди.
Истр придвинулся к ней, дотронулся до плеча:
– Ярослава!
Девушка не откликнулась, сделала вид, что уснула. Водяной устроился удобнее, словно и не собирался от нее отходить. Прошептал задумчиво, покосившись на спящую Могиню:
– Не переживай, вернем мы тебе твою удачу.
– Я не переживаю, – отозвалась все же Ярослава. – Спи уже!
И отвернулась к стене, укрылась плотнее шкурой, хоть и жарко под ней, но будто в домике, тихо и покойно.
Истр молчал. И Ярославе, как назло, не спалось. Чувствовала – он сидит рядом.
– Яруш, я сказать хотел… – Снова молчание. Ярослава изобразила, что спит, нарочно выровняла дыхание и засопела. – Спишь… Это хорошо, что ты спишь, не спала бы, не признался бы никогда. Ни за что на свете. Я… – Он замолчал, подбирая слова. – Лю́ ба ты мне.
Сердце забилось часто-часто, так гулко, что, казалось, Истр никак не может не услышать его. Ярослава забыла, что притворялась спящей, перестала сопеть и широко распахнула глаза. Что делать? Повернуться, сказать, что слышала? Сделать вид, что ничего не произошло? В голове весенней бурей мчались самые разные мысли.
Но, пока она пыталась поймать хоть одну, Истр тихонько отодвинулся и вернулся на свое место. Ярослава слышала, как прошелестели шкуры, как он вздохнул, устраиваясь поудобнее.
Скрипнула дверь, вернулись Енисея с Катей, а Ярушка все лежала без сна, распахнув глаза, и прислушивалась к себе.
Знала ли она, что Истр в нее влюблен? Нет. Но, конечно, должна была заметить. Как смотрел, как пытался помочь и за руку взять. Как всегда первым бросался на помощь.
Она тихонько развернулась и посмотрела на него сквозь прикрытые ресницы. Невысокий, коренастый и ладный – прямая противоположность Олебу. Волосы взъерошены. На вид еще совсем ребенок, оттого она никогда и не смотрела на него всерьез. Хоть и ровесник Олебу почти, Истр вошел в ту самую пору стремительного мужания, когда крепчает рука, смелеет взгляд и грубеет голос. Еще одна зима, и его будет совсем не узнать.
Девушка приподнялась на локте, посмотрела на него изучающе, с прищуром. Вздохнув, покачала головой и опустила голову на меховой валик.
Глава 16Старый жрец
Енисея всех разбудила с рассветом. Колкий ветер проникал в пустынные помещения, свистел на лестницах и глухо вздыхал в переходах. Как живой.
Вчерашнее ощущение неловкости, пока они шли по заброшенному скальному городу, сегодня только усилилось – теперь все понимали, что город не просто пуст, потому что люди его покинули, найдя другое, более удобное место. Теперь все понимали, что эти стены стали символом одиночества и разорения. То, что вчера воспринималось немного грустным приключением, просто разрушенной временем стеной, брошенной игрушкой или выломанной дверью, теперь предстало в ином свете, и от могильного ужаса мурашки бежали по коже. «Просто» ничего не происходит, за каждой обычной с виду вещью стояла чья-то жизнь, так внезапно оборвавшаяся, чье-то разрушенное счастье и надежды, ставшие пустыми.
Катя отстала от остальных, снова заглянула во вчерашнее уютное жилище. На том же месте валялась тряпичная кукла: соломенного цвета волосы, выгоревшее голубое платьице, на котором неумелой детской рукой нанесены узоры – кружочки и квадратики. Чья-то любимица.
Девушка подняла ее и бережно положила в углубление в стене. Еще раз оглядела заброшенное гнездышко, с тоской подумала о своей собственной красноярской квартире, такой же разоренной и пустой сейчас, как этот дом. Сбросив оцепенение, стремглав бросилась догонять своих.
Ребята уже выходили на верхнее плато. День предстоял пасмурный, на сероватом небе тяжело ворочались серые тучи. Холодный, пронизывающий до костей ветер со свистом метался между развалин. Ярослава поскользнулась на влажном от утренней росы камне, почувствовала, как ее подхватили под локоть и поставили на ноги. Оглянулась – Истр. Отвел взгляд и пошел дальше.
Енисея, не оглядываясь, шла впереди.
– Неужто твой отец уже в храме? – поинтересовалась Могиня.
Енисея мрачно отозвалась:
– Он всегда в храме. Надеется умолить Маару и вернуть Силу в долину.
Ребята переглянулись: они вчера видели этот самый храм – три мегалита уложены один на другой в виде гигантской арки. Катя представляла, что храм – это что-то вроде английского Стоунхенджа: каменные плиты, расставленные в особом порядке, место для богослужения. То, что отец Енисеи всегда находится в храме, показалось странным: где там жить, на открытом всем ветрам пятачке?
Тем временем Енисея довела их до арки. Подождала, пока все не подтянутся. Опустилась на колени, прижав к холодным камням ладони. Аякчаана с опаской поглядывала на гигантские камни, словно ожидая от них какой-то беды. Вблизи они выглядели еще более старыми. Невысокая платформа, выдолбленные ступени. Две вертикально установленные плиты гигантского, с девятиэтажный дом, размера. На них – еще одна, установленная горизонтально. Катя невольно подумала: не могут ли эти камни завалиться? Быть погребенной под ними – последнее, чего можно желать этим утром.
С любопытством заглянула внутрь – ничего и никого не увидела.
На нее упали первые капли. Ветер подхватывал их, грубо срывал, отбрасывая прочь. Но вот еще несколько мгновений – и начался сильный дождь.
Катя покосилась на распростертую у подножия мегалитов Енисею. Ветер уносил тихие слова ее молитвы вдаль. Ледяной дождь нещадно рвал нехитрую одежду на непрошеных гостях, но Енисее было все нипочем: она продолжала что-то шептать, не обращая внимания на то, что и она уже промокла до нитки. Катя прислушалась – отметила незнакомый ей язык, часто повторяющиеся слова, видимо, фрагмент древнего заговора. Вздохнула и посмотрела вверх на расположенную горизонтально плиту: с нее вода стекала нескончаемыми потоками.
Аякчаана ахнула – от внезапного порыва ледяного ветра, едва не сбившего ее с ног, у нее перехватило дыхание. Все как один опустили головы, припали к земле, прикрыв лица руками. Порывы становились сильнее, то и дело выскакивая из арки ледяным дыханием. В какой-то момент Кате показалось, что всех их сейчас просто унесет в долину, они разобьются о скалы и ее родители даже не найдут ее тело – никому же и в голову не придет искать ее две тысячи лет назад.
И только Ярославу ветер и в самом деле подхватил, приподнял над камнями и, похоже, собрался унести в далекие дали. Ярослава в отчаянии закричала.
Могиня ахнула, схватила ее за руку, рывком притянула к себе, прижала к земле что есть силы.
…Ветер стих так же внезапно, как и начался. Тонкие косые лучи цвета ванили спускались с неприветливо-серых небес, освещая испуганные лица людей. Енисея по-прежнему лежала, распростершись на камнях, руки ее подрагивали. Она уже не шептала молитву, не смотрела по сторонам, она прижималась щекой к каменным плитам, обнимала их, словно родных.
– Смотрите! – прошептала Аякчаана.
Все подняли головы, проследили за ее взглядом – внучка шамана смотрела на арку.
Та сияла. На могучих каменных глыбах синеватыми огнями зажглись древние письмена, совсем как те, что Катя видела на шкатулке темного дерева, той самой, с которой еще несколько дней назад начались ее приключения.