Но это еще не все. Свет стекал по вертикальным каменным плитам, струился по письменам, словно по желобам, лился из арки мощным потоком. Енисея медленно встала, поправила одежду.
– Врата храма Маары открыты, – напряженно произнесла она. – Не будем заставлять отца долго ждать.
И, не оглядываясь, направилась навстречу свету. Могиня и ребята, переглянувшись, направились за ней.
– Я думал, это и есть храм, а то врата только, – пробормотал Истр, запрокинув голову и поглядывая с опаской на мегалиты.
Им открылась зеркальная копия вершины холма, на котором они находились, но без останков некогда большого города: каменное пустынное плато, с которого открывался унылый вид на долину, лишь кое-где украшенную скудной и невзрачной зеленью.
В центре плато высилось величественное строение в греческом стиле: массивный постамент, колоннада, на которой покоилась хрустальная крыша. Узкие лестницы, будто припорошенные снегом, вели вверх, под ее призрачную сень. Там свет струился с потолка, причудливо рассеивался и преломлялся, бросая косые тени на каменные плиты.
– Н-да! – вырвалось у Истра. Он стоял, глупо и одновременно восторженно разглядывая сверкающую кровлю. – Надо же… Светится. Чудеса…
Стоило переступить невидимую черту, как Катя почувствовала острую боль в плече – рука потяжелела, ее стало неистово ломить. Девочка, незаметно оглянувшись на друзей, тихонько перехватила ее у локтя, баюкая, словно куклу. Она взглянула на пальцы – правая рука заметно потемнела и слушалась с трудом. Катя поспешно спрятала ее в карман. Рядом вздохнула Ярослава, прошептала:
– Холод какой… Я до костей уже продрогла.
До храма оставалось всего несколько метров.
– Пойдемте, что ли? – оглянулась Енисея на друзей. В ее глазах мелькнуло сомнение. – Батюшка Велимудр нас не ждет, так что большого радушия не обещаю, заранее прошу прощения, если что-то пойдет не так.
Могиня и ребята кивнули, двинулись за ней по узкой тропе, проложенной между камнями. Ноги ступали по гладким камням, но так, словно по мху: все звуки исчезали, бесшумно растекались.
Катя поежилась и с опаской огляделась по сторонам, прогоняя знакомое ощущение, словно она оказалась опять в той шкатулке, через которую попала в Тавду. Обернулась назад – свет под аркой потух, из нее сочилась тьма.
– Енисея, – позвала Катя и придвинулась ближе к подруге, – а что это за место? Ведь на скале, там, где твой город, видна только арка. А тут будто в отражении все.
Енисея ответила не сразу.
– Знаете, так всегда было. Я даже точно не знаю, отчего так. Другие храмы видны, они на поверхности. Может быть, спрятаны в скалах, в горах, ограждены морем или неприступными порогами, но они есть, их можно увидеть из человеческого мира. А храм Маары всегда находился здесь, между миром людей и миром духов. Как ворота в иной мир. Так устроила сама Маара, сказывают. Его не видно из мира яви, не видно из мира Нави.
Могиня вздохнула, прищурившись, посмотрела вверх – они подошли ближе и уже могли рассмотреть храм вблизи, увидеть странные, будто живые тени, спускавшиеся сверху, скользившие по каменным плитам.
– Да оно много ума не надо, чтобы догадаться, – задумчиво, с грустью проговорила она. – Мара – повелительница мрака и холода, царица навьего мира[17], хранительница его тайн. Только благодаря ей духи навьего мира не беспокоят нас ежечасно, да и мы не досаждаем им своими просьбами. А будь ее храм на земле, на виду у честного люда, как бы оно было? Что мёртво, должно быть в покое.
Она запрокинула голову, пытаясь разглядеть крышу: оттуда улавливались едва заметный шелест и мелодичный звон, будто покачивались на ветру невидимые хрустальные подвески.
– А храмы Прави на земле видны? – спросила Катя.
– Да с чего бы энто? – Могиня покачала головой. – Может, в самые древние времена, когда людям дозволялось быть рядом с Богами, но ныне нет, не видать…
Енисея оглянулась и добавила:
– Кроме одного. Храма Подлунного. Мы были в нем в Александрии.
Могиня споткнулась и едва не упала, посмотрев на нее с удивлением:
– Вы были в Александрийском храме?! Как найти-то его сумела, заповедное же место!
– Да нас Катя провела, – отозвалась Ярослава, отвлеклась, поскользнулась и рухнула на камни. Истр помог ей встать.
– Ничего, ничего, – бормотала она себе под нос, виновато улыбаясь.
Катя тихо вздохнула, покосилась на Могиню.
– Ох, секретники, – проворчала женщина. – Что еще таите, не сказываете?
– Да ничего, бабушка, честно. – Ярослава растерла ушибленное колено, прихрамывая, пошла следом.
Они уже подходили к лестнице, ведущей в храм. При ближайшем рассмотрении она оказалась довольно крутая, скользкая от синеватого мха. Почти неприступная. Страшная: держаться было не за что…
Енисея дотронулась до нижней ступени, и тут же вырос тонкий столб света. За ним второй, выше на пару ступенек, за ними еще один и еще. Лишь только выросла последняя опора, как узкая лента скользнула по ним, соединив первый и последний и образовав перила.
– Ну, так подниматься-то сподручней будет, – обрадовалась Могиня.
– А кто-то, помнится, вчера говорил, что вся Сила ушла, – проворчал Истр, берясь за мерцающую ленту. – Не то пришлось бы нам карабкаться словно черепахам заморским.
Они легко поднялись наверх друг за другом: Енисея, Могиня, Аякчаана. Ярушку подстраховывала Катя. Последним поднимался Истр.
Наверху их уже поджидал отец Енисеи – заметил, как они приближались по тропинке к храму. Он был очень похож на себя самого из вчерашнего воспоминания: тот же суровый взгляд, плотно сомкнутые губы и непримиримость в лице. Время и горе лишь усугубили эти черты. На рисунке он был молодым и полным сил, а сейчас перед ними стоял сгорбленный старик, с трудом опирающийся на посох. Лицо его, покрытое глубокими морщинами, было обращено вдаль. Казалось, он не замечал гостей. Но только казалось.
– Кто такие? Зачем пожаловали? – неприветливо бросил хозяин, стоило им ступить на верхнюю ступеньку.
Енисея поклонилась ему:
– Батюшка, это гости наши…
– Зачем ты их сюда привела? – сердито буркнул старик, не позволив дочери договорить.
Ребята притихли. Енисея тоже молчала. В волнении теребила поясок на платье, явно не зная, что ответить, с чего начать.
Могиня выступила вперед, легко отодвинув девушку в сторону.
Она сама кого угодно могла запугать, так что гневный старик не произвел на нее впечатления. Однако она была сейчас в образе молодой красивой женщины и с заметным удовольствием пользовалась этим.
– Прости нас, Великий Жрец, – вкрадчиво начала она с обворожительной улыбкой, – что мы вторглись в пределы твои без приглашения. Да только пришли мы к тебе с дарами несметными.
Аякчаана, Катя и Истр непонимающе переглянулись. Какие еще дары? Ярослава не сводила насто-роженного взгляда с бабушки. На губах Енисеи расцвела улыбка, она лукаво поглядывала то на отца, то на ведунью.
На слова молодой женщины старик отреагировал нарочито равнодушно, но замер на мгновение, искоса посмотрев на пришедших. В синих глазах мелькнуло любопытство.
– Что за дары? – мрачно посмотрел он на Могиню.
Та всплеснула руками, удивленно изогнув тонкие брови домиком:
– Да неужто ты с порога дары наши принимать будешь?! Где ж это видано!
Старик с сомнением постоял, опираясь на посох, с опаской, не ускользнувшей от внимательных глаз Могини, оглянулся на парящий в центре храма цветок, источавший бледный полупрозрачный свет и тот самый звон, что слышали они у подножия лестницы, и отошел в сторону, освобождая гостям дорогу.
Катя и Ярослава переглянулись, пожали плечами – что за дары пообещала Могиня, они не знали.
А та между тем неторопливо и даже важно прошла внутрь храма, оглядываясь по сторонам.
– А что, отче, один ты здесь служишь? – деловито поинтересовалась.
– Да неужто ты вопрошаешь меня, не одарив дарами несметными? Виданное ли дело так поступать? – Велимудр-то еще тот хитрец оказался.
Но Могиня ему яростно подыгрывала.
– И то правда, отче! Принимай наши дары!
Она взмахнула руками, и на кончиках ее пальцев возникли мелкие звездочки. Она стряхнула их, и они со звоном рассыпались у ее ног. Из каждой звездочки тонкой полупрозрачной струйкой поднимался к хрустальному потолку ароматный дымок – запах лесной травы, покоса, реки – и, достигнув его, разливался по залу великолепным пейзажем: вот неглубокая речка омывает прозрачными водами каменистый берег, ребятишки играют, дети постарше ловят в заводи рыбу. Чуть поодаль женщины полощут белье, бьют его о камни, весело переговариваясь и подпевая друг другу. Вдалеке, из-за пригорка, выходят несколько лошадей, а за ними лохматый пастушок играет на свирели, да так, что ноги сами пускаются в пляс.
Енисея, Ярушка и Катя удивленно переглянулись. Велимудр вцепился в посох. Качнулся. Сухая морщинистая ладонь уперлась в колонну.
– Откуда? – прохрипел хозяин.
Старческая рука бессильно дернулась. Енисея бросилась к нему, но он отбросил ее руку.
– Откуда узнала ты?
Могиня взглянула ему в глаза, усмехнулась:
– Чай, узнал ты кого, отче?
Старик поднял дрожащую руку и указал на пастушка:
– Сей отрок – я…
Могиня взмахнула руками, картинка сменилась другой. Теперь их окружил пряный вечер, молодой месяц скользил по шелковому небосклону, зажигая по пути звезды. Юноша шел рука об руку с молодой девушкой. В полумраке не отличить, кто они, да Велимудр узнал их.
– Это снова я с матушкой твоей, Енисея, – прошептал он.
Губы дрогнули, и его морщинистое лицо озарило счастье, в глазах засияли слезы.
– Не плачь, батюшка, – шептала Енисея, обнимая отца за плечи.
Он погладил ее по волосам, заглянул в глаза:
– У тебя ее глаза… Как я мог забыть об этом? – Он прижал голову дочери к своей груди и долго стоял так, едва дыша.
А Могиня продолжала. Взмахнув еще раз руками, она словно перелистнула страницу книги: перед ними снова оказалась та самая комната, в которой десять лет назад молодой отец семейства давал наказ своим девятерым сыновьям и дочери. Вот ее заплаканное лицо мелькнуло в последний раз и исчезло за тяжелой дубовой дверью. Волхв на картинке хмуро смотрел на долину. Из соседней комнаты, держа в руках рукоделие, вышла женщина, очень похожая на нынешнюю Енисею: тот же пронзительный взгляд, те же соломенного цвета волосы, тот же овал лица, поворот головы, изгиб губ…