– Не тебе судить меня…
– Да уж куда мне, – рассеянно махнула рукой Могиня, отошла к деревьям, прислушиваясь.
Волхв приблизился к ней, прошептал:
– Зачем мы сюда пожаловали? Зачем с пути свернули, не дойдя александрийских стен?
– Тш-ш-ш! – Могиня вскинула руку.
Показала вправо: там, в ночной тишине, всего через несколько деревьев от них, слышались голоса.
– Бабушка, что же делать, – девичий голос, плач, – есть хоть какой-то способ ей помочь?
Короткий вскрик и стон, приглушенный, измученный. Неразборчивое бормотание.
– Кто там? – испугался Велимудр.
– Мы это: я, внучка моя Ярослава, Катя и ее подруга кареглазая.
Волхв посмотрел на нее, будто впервые увидел.
Гулко ухнула сова. Ее удивленный крик подхватил ветер, вознес к высоким кронам и спрятал в листве.
– Ох, не к добру это, – прошептал волхв.
– Не к добру будет, если беду упустим…
– Что?
Могиня не ответила, и Велимудр хотел переспросить, но не успел – заметил, как метнулись тени за деревьями, как они оскалились голодными пастями, прошелестели прошлогодней листвой.
– Смотри! – указал своей спутнице рукой.
– А ну-тко, подсоби! – обратилась непонятно к кому Могиня.
По-прежнему не обращая на Велимудра внимания, она внимательно посмотрела в сторону поляны, на которой прятались она сама с внучкой, Катей и черненькой девочкой, набросила на нее темный морок – тот мягко осел на ветви, укутал плотным саваном звуки и голоса. Пробормотала:
– Клинок заговоренный не отвести, не загубив Ярославу, так хоть с этой бедой подсоблю.
Подобное лечится подобным, так говорили древние книги. Черную волшбу можно отменить только еще более черной волшбой, а сделку с черным мороком – еще более жестокой сделкой. Могиня никогда не рискнула бы пойти на это, имей она хоть один шанс спасти внучку. И пока этот шанс был.
Она бросилась наперерез приближающимся к поляне черным теням.
Хлопнула в ладоши, выпуская сноп ярко-белых искр.
– Ох и предсказуема ты, сестрица, – прошептала Могиня, плетя кружева из белого огня, вплетая в него ярко-оранжевые светозары и пытаясь набросить получившуюся сеть на метавшиеся у корней тени. Те по-змеиному шипели, отскакивая.
Белые всполохи в лесу, за деревьями, полыхали серебром, отсекая беду. Она взвилась, коротко вскрикнула последний раз, как подстреленная птица, и обрушилась с шелестом на траву.
– Ушел, – отозвалась Катя, будто эхо.
На душе стало пусто, но тут же заскреблись сомнения, она уже корила себя за ту заминку в ответе. «Что мне стоило соврать? – ругала она себя. – Он дух, у него и так никакой радости, еще и это теперь».
Она встретилась взглядом с Ярославой – та смотрела на нее в упор и неодобрительно качала головой:
– Не думай даже о том.
«А может, она и права», – подумала Катя с тоской.
Рука ныла нещадно, по венам будто крученую проволоку пустили – все ломило и рвалось изнутри. Стало жарко. Стараясь вернуть самообладание и отвлечься, Катя огляделась.
Промерзшие словно насквозь полки, покрытые толстым слоем инея кастрюли.
Комнатка, в которой они оказались, была маленькая и круглая, с крохотным квадратным оконцем под самым потолком, в которое почему-то было вставлено яркое оранжевое стекло. Неожиданное открытие заставило еще раз вглядеться в него.
– Как, наверно, здесь было хорошо, когда в это окно светило солнце, – мечтательно вздохнула Аякчаана.
– Ты думаешь, в этом мире хоть иногда светит солнце? – Енисея с сомнением обошла крохотное помещение, погладила заиндевевшие стены. – Мне кажется, здесь все промерзло до самого сердца… – Она задумчиво замерла, закусила губу. – Куда нам теперь?
Из комнаты вела только одна дверь. Ярослава дотронулась до ручки.
– Насколько я понимаю, это должна быть кухня. Открываем?
– Давай-ка лучше я. – Улыбнувшись, Истр бережно отодвинул ее и решительно надавил на ручку.
Дверь открылась тяжело, со скрипом, оставив белое полукружье на промерзшем полу. Высокий потолок, остывший очаг, перевернутые лавки и разбросанная по полу кухонная утварь.
Все выглядело так, будто кухню покинули в спешке и больше в нее не возвращались. Что это могло означать? Что здесь произошло?
– Да-а-а, – сокрушенно пробормотала Ярослава и взглянула на Енисею: та рассматривала облепленные инеем подвешенные травы.
Сбросив оцепенение, Енисея скомандовала:
– Двигаемся дальше. Теперь надо найти зимний сад, а потом в покоях Маары отыскать тот самый зал, где был цветок, и выбираться отсюда к отцу… навий мир – не место для живых.
Стараясь ступать как можно тише, они прошли кухню и вышли в коридор.
– Кухню вижу, зимний сад – нет, – сообщил Истр, оглядываясь.
Они шли чуть медленнее, озираясь по сторонам в поисках подсказки – где может быть зимний сад Маары?
За следующим поворотом они оказались в просторной галерее, оттуда вели две лестницы вниз.
– Антон не говорил про другие лестницы… – Ярослава неуверенно посмотрела на ребят. – Может, из кухни как-то иначе выбираться надо было?
– Да не было там других выходов. – Истр шагнул вперед. Пробормотал в сердцах: – Вот что б этому Антону не провести до выхода, раз уж вызвался!
– А я и говорю, нет ему веры, навьему сыну. – Ярослава заглянула вниз. – Вроде свет там. Может, это и есть зимний сад?
– Пойдемте по той, что правее, – предложила Енисея. – В крайнем случае вернемся.
– Нет, надо идти сюда, левее, – настаивала Аякчаана. – Дедушка говорит, там выход.
– Выход куда? Вот в чем вопрос, – шмыгнул покрасневшим от холода носом Истр.
Катя только сейчас почувствовала, как замерзла. Руки не слушались, пальцы совсем одеревенели. Ярослава, чтобы согреться, подпрыгивала на месте, одновременно растирая озябшие плечи.
– Яруш, – предостерегла ее Енисея, – ты тут сильно-то не прыгай, еще упа…
Она договорить не успела, как Ярослава взвизгнула и покатилась вниз по скользким оледеневшим ступенькам, быстро исчезнув за крутым поворотом.
– Опять? Да елки-палки, зачем ты ей напомнила? Только вроде все выправилось! – Истр стремглав бросился за ней.
Аякчаана покачала головой и стала осторожно спускаться за ними. Енисея и Катя заторопились следом.
Истр сумел подхватить Ярушку на последней ступеньке.
– Чувствую себя превосходно, – поспешила успокоить водяного девушка, тайком потирая ушибленный локоть. Покосилась на Истра и, мягко высвободив руку, отошла к стене.
Все замерли на ступеньках, оглядывались. Кажется, они ошиблись. Никакого зимнего сада и в помине не было. Они оказались в большом, просто огромном помещении, которое, казалось, не имеет ни начала, ни конца. «Оптический обман», – догадалась Катя: стены, пол и сводчатый потолок – из черного камня, плотного, будто отлитого из металла, с полупрозрачными вкраплениями лилового и темно-зеленого цвета. Гладко отполированные поверхности отражали друг друга, ломая пространство. Оттого и казалось, будто зал огромный. Купол держали бесконечные колонны из такого же черного камня, замысловато украшенного белоснежным цветочным орнаментом. Посреди этого глянцевого мрака возвышался белоснежный трон.
Аякчаана, осторожно наклонившись, присела на корточки и дотронулась до каменных плит.
– Похоже на нефрит. Очень редкий, черный.
– Откуда знаешь? – Енисея присела рядом, тоже погладила гладкую отполированную поверхность.
– У дедушки четки такие есть, с их помощью он с духами разговаривает.
Енисея перевела взгляд на массивный трон из молочно-белого мрамора – он притягивал взоры, был единственным светлым пятном в этом черном зале. Массивный, неудобный на вид, с прямой спинкой и квадратными подлокотниками, жесткий и величественный, он возвышался на высоком пьедестале. Мрачный, опасный, холодный. У его подножия темнели, многократно усиливая и преломляя свет, заостренные иссиня-черные кристаллы. Будто приготовленные для грешников дыбы.
Катя почувствовала, как по спине пробежала ледяная волна, ощущение неотвратимой опасности усиливалось. Сердце билось часто, молило бежать.
Боль в плече затихла – Катя поняла, что рука совсем перестала ее слушаться, отнялась. Прибрала ее к себе, обхватила, чтобы не болталась и никого не испугала.
– Тронный зал, – выдохнула Енисея, и ее едва уловимый шепот, многократно усилившись, разнесся по нефритовой зале, подлетел к сводам и затерялся там.
Но следом за ним шорох, словно дуновение ветерка, поземкой прокатился по залу, петляя между стройных колонн. Ребята переглянулись и отступили к лестнице.
От нефритовых плит стал подниматься угольно-черный туман. Длинные и узкие языки его в шелестящей тишине тянулись к сводчатому потолку, скользили вдоль белоснежного убранства колонн.
Темный туман не имел запаха, но становился плотнее, заполняя собой тронный зал и медленно подкрадываясь к пришедшим.
– Это что? – У Аякчааны округлились от ужаса глаза.
Катя инстинктивно придвинулась к Енисее, закрыв собой Аякчаану и Ярушку – они единственные в их компании не могли за себя постоять, – нащупала рукой иглу-посох у ворота, поймала его дрожь. Истр выставил вперед меч, Енисея вооружилась своими короткими клинками. Голубоватое лезвие одного из них поймало черный блик и помрачнело…
Катя вспомнила про лестницу: что мешает им подняться так же, как они спустились сюда, в это ужасное место?
Она махнула здоровой рукой остальным, позвала за собой и схватилась за перила. Ребята поняли жест правильно и шагнули было по лестнице вверх…
– Назад! – неожиданно громко крикнул Истр.
Катя остановилась, проследила за его взглядом и в ужасе подняла голову – струйки такого же черного дыма, стекавшие сверху… Дернулась в сторону. Но поздно. Что бы это ни было, оно окружило их, отрезало пути к спасению. Им не найти зимний сад, а значит, не выбраться на волю…
Нечто, появившееся в тронном зале, явно забавлялось производимым на подростков эффектом. Оно уплотнилось, неторопливо приблизилось к ребятам, пока наконец не взяло их в плотное кольцо.