Девочка перехватила его раньше, чем посох успел дотронуться до каменного пола, и замахнулась в чернильное месиво, которым отгородилась от нее Ирмина. Ослепительные ленты вонзились в него, разрывая в клочья.
А Катя, раскрасневшись, в упор глядя на растерявшуюся Ирмину, прокричала:
– Я принимаю ВСЮ силу Рода моего отца и ВСЮ силу Рода моей матери! – уже произнесенная недавно фраза, которая сейчас значила гораздо больше, помогая принять и Свет, и Тьму, две силы, как два крыла одной птицы. Подумав, Катя добавила: – Всю до последней капельки и крошки. Принимаю и клянусь употреблять ее на благо! Да не обратится она в черный морок в моих руках! Только во Благо!
Сияющие огненно-белым лучи с ровным гулом заполняли собой тронную залу во дворце Маары. Они подхватывали Тени, подбрасывали ввысь и врезались в их призрачные тела, поглощая навек.
Когда больше не осталось ни одного черного облака, слепящий свет достиг своей высшей точки яркости, сжался, с шумом схлопываясь у Кати в руках. Тело будто огнем опалило – да Катя и сама видела, как почернела кожа, покрываясь плотным угольночерным узором, который медленно, прожигая в коже дорожки, растворялся в ней.
Она кричала, задыхалась. Глаза болели, готовые вывалиться из орбит, глазницы горели. Все, что видела она, – это плывущий перед глазами тронный зал Маары, испуганные лица друзей и удивление в темных глазах Ирмины. Ведьма стояла на каменных плитах, босая и простоволосая, с ужасом озираясь по сторонам. Потом ахнула, схватилась за грудь и, пошатнувшись, упала на каменный пол, распростершись перед троном Маары. Словно пелена спала с нефритовых стен, воздух очистился, приобрел ясность и четкость, снова появились звуки, а в пространстве медленно проявлялись фигуры людей, в которых Катя без труда узнала Ярославу, Енисею, Истра, Аякчаану.
Время будто остановилось, растянувшись в немыслимую ленту, в которой Катя перестала понимать, что есть сон, а что – реальность. События, произошедшие в этой зале пару минут назад, и настоящее наслаивались друг на друга, будто чешуйки. И в одном из времен из-за колонны, ведшей во внутренние покои дворца, выскочил Олеб и огляделся. Бросился к застывшей посреди залы Енисее.
В это же мгновение с противоположного конца зала, величественно и неспешно, появилась сама царица тьмы Мара. Теперь ей было чуть больше двадцати на вид. Молодая, сильная, уверенная в себе – со злой саркастической усмешкой на губах.
Кажется, кроме боли и страха перед царицей у Кати не осталось ничего. Тело горело.
Катя лихорадочно соображала, что делать, но не могла ничего придумать. Горло перехватило – позвать на помощь она не могла, только сипло дышала. И, кажется, они не видели того, что видит она, – Олеба и появившуюся вместе с ним Маару. Единственная мысль, мелькнувшая в голове ослепительной молнией, показалась спасительным кругом. Ухватившись за нее, Катя мысленно привлекла к себе своих друзей и вырвала их из навьего мира Маары.
Уже исчезая из тронного зала, Катя заметила, что следом за Маарой и Олебом в нефритовом зале оказались еще двое: Могиня и Велимудр.
«Да что же это такое! Да зачем же вы вернулись?!» – простонала она.
Мара, обойдя вокруг распростертой на полу Ирмины, торжественно взошла на пьедестал и опустилась на трон.
– Итак, что здесь произошло?
Глава 23Велесов посох
Катя сидела, упершись руками в пол, стараясь выровнять дыхание: делала глубокие вдохи и выдохи, закатывала глаза. Боль медленно отпускала и казалась навязчивым бредом. Одно радовало: все друзья были спасены, всех удалось вырвать из навьего мира, все были здесь. Вместе. – Енисея! – Откуда-то взявшийся Олеб бросился к любимой, которая, по всей видимости, была без сознания. Ярослава, словно в забытьи, стояла рядом с Катей. Ого! А Катя и не заметила. Вот только побледневшее, вмиг потерявшее краски лицо подруги выглядело теперь восковой маской.
Истр растерянно на нее посмотрел.
– Ярушка, – несмело позвал он.
Но та взглянула на него невидящим взором и отошла в сторону.
– А где это мы? – подала голос Аякчаана.
Вокруг них бесконечным лесом возвышались янтарные колонны. Внутри них восходящими и нисходящими потоками передвигались золотые частицы, в некоторых, будто оттеняя золото, струились черно-угольные крупинки. Пол и потолок были сделаны из янтарных плит, через которые было видно, что колонны продолжаются и уровнем выше, и уровнем ниже.
– Енисея! – снова крикнул Олеб.
Он безуспешно пытался привести ее в чувство – растирал запястья, прикладывал ухо к груди, прислушиваясь к ее неровному дыханию. Окинув всех взглядом, он остановился на Истре:
– Что у вас вообще произошло? Что с ней, кто-нибудь знает?
Катя тоже посмотрела на Истра. Тот опешил, возмутился:
– А вы почто оба на меня смотрите? Я даже знать ничего не знаю и понять толком ничего не успел: черный туман с потолка, все заволокло, не продохнуть. Катя в сторону куда-то побежала, Енисея – в другую, металась там, как ослепленная, кричала и звала то отца, то тебя…
Олеб переспросил:
– Меня?!
– Ну да. Потом рухнула без чувств, Ярушка тоже упала. Я сперва за ней. А она запричитала, заплакала и так больше в себя и не приходила, покуда… – Он снова посмотрел на Катю, теперь с опаской.
– Что – покуда?
– Ты под сводами летала, не своим голосом кричала.
Катя насторожилась:
– Я? И что кричала?
Истр отвел взгляд, посмотрел на бледную Енисею.
– Да я особо не разобрал… Не до того было. – Он по-прежнему с беспокойством поглядывал на Ярославу: та медленно опустилась на пол, прислонилась спиной к янтарным колоннам.
В это же время Олеб встряхнул дочь волхва за плечи:
– Енисея, да очнись же!
Веки девушки дрогнули. Еще не понимая, где она и что делает, она обвела ребят долгим туманным взглядом, остановилась на лице Олеба и, словно не веря тому, что видит, молча дотронулась до него рукой.
– Енисея, ты меня слышишь?
Та кивнула. Прозрачная слеза медленно стекла по ее щеке:
– Я рада, что мы снова вместе, жаль, что для этого нам пришлось умереть.
Олеб улыбнулся:
– Нет, что ты такое говоришь? Я еще собираюсь прожить с тобой лет триста, не меньше.
Енисея поднесла руку к его губам:
– Тш-ш-ш, не спорь. Ты, наверное, еще сам не понял, что ты умер. Такое бывает.
– Енисея, – Олеб, улыбнувшись, показал на ребят, – посмотри, Катя, Истр с нами. Живые! Ярушка тоже. Не могли же мы все в один момент умереть. Что ты такое говоришь?
Енисея печально потупила взор и хотела что-то возразить, но вмешалась Катя:
– Енисея, никто не умер. Сюда привела вас я сама. Это никакой не навий мир, это… Я сама еще толком не поняла, что это, но это совсем другое место. Я побоялась, что Мара нас прикончит, поэтому не стала рисковать и притащила всех сюда, благо это единственное место, о котором стоит лишь подумать, как окажешься здесь.
– А что это за место?
Енисея недоверчиво привстала, дотронулась до теплых янтарных плит. В ее глазах появилась надежда.
– Неужто привиделось мне все? Я своими собственными глазами видела, как мой отец пронзил твою грудь мечом, а я по неосторожности убила батюшку моего. – Она переводила взгляд с одного лица на другое. – Я кровь под пальцами чувствовала.
Олеб пожал плечами, посмотрел на Енисею:
– Выходит, что морок это все был. Я жив, гляди, батюшку твоего видел вот только что, тоже был в здравии. Не скажу, что в настроении хорошем, – Олеб лукаво усмехнулся, – но жив…
– Мне тоже такое примерещилось, – вздохнула Ярушка. – Могилы матушки, батюшки, сестры, братика да Могини. Морок, выходит?
– Сон или нет, но что-то во мне изменилось, – неожиданно прошептала Катя, внимательно разглядывая свои руки. – Смотрите!
Она закатала рукав, показала ладони – по ним, словно по мановению невидимой кисти, растекались загадочные знаки. От кончиков пальцев к запястью тянулись то ли узоры, то ли письмена: хитросплетения точек, тире, завитков и пунктиров.
– Это что? – завороженно переговаривались ребята.
Катя растерянно вглядывалась в ладони – узор медленно поднимался к локтю. В груди стало тесно и холодно. Сердце билось лихорадочно и часто, а в голове роились предположения одно другого невероятнее.
– Не знаю…
Сказала, а сама поняла, что знает.
– Это Сила, принятая Катей на себя, – словно прочитав ее самые сокровенные мысли, вслух проговорил едва знакомый голос.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с тем, кого уже давно ждала здесь увидеть: высокий светловолосый парень с ясными глазами и доброй, хоть и чуточку лукавой улыбкой смотрел на ее ладони.
– О чем это ты толкуешь? – Енисея выдвинулась вперед, будто желая схватить незнакомца за шиворот, но тот лишь качнулся в сторону.
– Ты кто? – удивилась Аякчаана. – Ведь тебя здесь не было!
Парень обезоруживающе улыбнулся.
– Представишь меня своим друзьям? – спросил он у Кати.
Девочка смутилась. Она бы, конечно, представила его, если бы сама знала, кто он. А то и в прошлый раз от него ответа не добилась, а сейчас и того подавно. Но краснеть из-за него она не собиралась, поэтому посмотрела с вызовом:
– Понятия не имею, кто это такой! Гнать его надо взашей.
Парень заложил руки за пояс.
– Ну-ну, попробуйте, – усмехнулся.
Катя одернула рукава, спрятала изрисованные ладони. Ее потянула за рукав Ярушка:
– А ты глянь, поясок у него какой приметный.
Катя пригляделась. Поясок и вправду приметный: тонкие серебряные нити переплелись в затейливый узор, на концах – красивые набалдашники.
– Ничего тебе не напоминает?
Катя перестала дышать. Неужели такое бывает? Придвинулась к нему.
– Ты – Посох? – то ли спрашивала, то ли утверждала она, почувствовав себя пациентом лечебного учреждения.
При ее словах друзья замерли, вытаращились на парня. Тот между тем продолжал широко улыбаться. С ответом не торопился.