С той студенческой поры я зову приятеля Венькой, правда, не часто, а он зовёт меня только Мао, ведь у китайцев большие сложности с произношением буквы «р». На людях я обращаюсь к нему как положено, а именно, директор Ван. Ведь он — моё начальство. Вэньминь унаследовал отцовский синдикат, а я руковожу его региональным отделением у себя на родине.
С возгласом: «Здравствуй, Мао! Здравствуй, пожиратель сердец!» — приятель энергично тряхнул мою руку, а затем порывисто обнял. Вот гад! Ведь прекрасно знает, что я терпеть не могу его дурацкие «обнимашки» и всё равно каждый раз лезет. Ладно, когда тебя целуют и обнимают хорошенькие женщины. Но когда с этим же самым к тебе лезут взрослые мужики, то это уже ни в какие ворота не лезет.
— Венька, угомонись! — предупредил я, уклонившись от чести быть обслюнявленным.
— Так я же от всей души! — возмутился приятель и снова потянулся ко мне. — Ну давай, Мао, облобызаемся! Троекратно, по-русски!
— Пошёл ты, сам знаешь куда! — рассердился я, заметив, что вокруг нас уже собирается народ.
Но приятель и не подумал угомониться. Прижав руки к груди, он масляно заулыбался.
— Эх, Мао! А вдруг ты — любовь всей моей жизни? — воскликнул он, при этом трагически закатывая глаза.
Вот скотина! Опять он за своё. Ну, погоди, гад!
— Да ты что? — изумился я и с нежностью погладил его по щеке. — Милый, что же ты раньше молчал? Прости, мой ангел, но в моём сердце уже поселился другой.
Как и ожидалось, Вэньминь отпрянул, зато зрители были в восторге. Со всех сторон зазвучали щебечущие женские голоса.
«Да кто там, Мей? Я ничего не вижу!» — «Филипп Ли, дура!» — «Думаешь? Похож, но…» — «Конечно, это он! Просто в жизни он ещё красивей, чем на экране!». Школьницы сконфузились, заметив, что я смотрю на них.
Вэньминь пихнул меня локтем.
— Слыхал, Мао? Ты красивей Филиппа Ли, — он поставил размашистый автограф в девчоночьем альбоме и, кокетливо хлопая ресницами, протянул его мне. — Дорогой, ты тоже распишись. Не тормози, Мао! Видишь, куколки ждут.
— Нет уж, уволь! — я заметил в толпе людей с профессиональной аппаратурой и понял, что пора делать ноги. — Ладно, гад, оставайся! И не забудь дать папарацци интервью от моего имени!
Я ринулся следом за водителем, который тащил мой багаж, и лишь в машине ощутил себя в безопасности. А вот Вэньминю пришлось несладко. Фанатки — страшное дело. Дразнить их всё равно, что заигрывать с тигром.
— Мао, помоги! — взмолился приятель, атакованный толпой возбуждённо кричащих девиц, и я буквально втащил его в салон бентли.
Непрерывно сигналя, водитель тронулся с места. Под колёса полетели подарки фанаток: плакаты, сердечки и прочая фигня. Да, бедный Филипп Ли! Несладко ему приходится.
Наконец, наш автомобиль выбрался из толпы и набрал скорость, чтобы уйти от преследующих нас папарацци.
— Ну что, доволен? — вопросил я, повернувшись к приятелю.
— А то! — ухмыльнулся расхристанный Вэньминь и ехидно добавил: — Не всё же тебе одному пожинать чужие лавры.
Завистник! Я огорчился, заметив, что ненормальные девчонки порвали мне рубашку и спёрли запонки. Нет, пора заканчивать эти игры!
— Учти, паразит, если Филипп Ли предъявит мне иск за порчу репутации, то я переадресую его тебе, — пригрозил я приятелю и добавил: — В качестве платы за спасение с тебя рубашка.
— Хочешь что-нибудь европейского пошива? — деловито осведомился Вэньминь.
Я подумал.
— Нет, пусть будет что-нибудь твоё.
В моих словах не было лукавства. Новая коллекция мужской одежды, запущенная Вэньминем в производство, была просто великолепной.
Польщённый приятель попытался хлопнуть меня по плечу, и тут случилось то, что стало шоком для нас обоих. В какую-то долю секунды я не только перехватил его руку, но и вывернул ему запястье. Кость хрустнула и Вэньминь, бледно улыбнувшись, прикусил губу.
Спустя пятнадцать минут мы уже были в больнице.
Страшно расстроенный я сидел в приёмном покое и чем больше ломал голову над происшедшим, тем чаще мои мысли возвращались к сну накануне вылета в Китай. Что-то с ним было не так. Во-первых, обычный сон, каким бы мерзким он ни был, быстро изглаживается из памяти, но только не этот. Во-вторых, слишком уж он реалистичен. До сих пор, стоит только закрыть глаза, и я вижу гигантский город, в котором никогда не был. Ключевое слово здесь «никогда». И этот никогда не виданный мной город не по-человечески прекрасен. Это наиболее точное определение. Ведь он находится не на Земле. Так сказал чужак, чьими глазами я его увидел…
Меня передёрнуло. Проклятье! Почему я помню каждое его слово?
Я тряхнул головой, отгоняя навязчивое видение. Бред! Будь я любителем фантастики, мой сон был бы более или менее объясним. Перегруженный мозг периодически выплёвывает всякий мусор. Но дело в том, что я реалист до мозга костей и на дух не переношу фантастику. Во всяком случае, с той поры как заболела бабушка. Так что, если мне приставят нож к горлу и дадут на выбор: поверить в очередной шизофренический бред или поцеловать Вэньминя, то я, не колеблясь, выберу последнее. И не важно, что меня тошнит от одной только мысли об этом…
Ну вот, только помяни чёрта!
— Не переживай, Мао! — Вэньминь положил мне ладонь на плечо и состроил жалобную мину. — Будь другом, не ломай мне вторую руку, хотя… — его глаза лукаво блеснули. — Я не против, ломай! Но за это ты будешь ухаживать за мной день и ночь, пока я полностью не выздоровею.
— Размечтался! — я обеспокоенно посмотрел на друга. — Вэньминь! Честное слово, не знаю, как это вышло. Знаю лишь одно, у меня в мыслях не было причинить тебе вред.
На лице Вэньминя промелькнуло странное выражение.
— А подсознательно? Виду ты не показываешь, но вряд ли ты в восторге от того, что находишься у меня в подчинении. Уж мне ли не знать, насколько ты самолюбив и любишь главенствовать во всём. А знаешь, Мао, что самое забавное? По твоему виду этого никогда не скажешь. Несмотря на приличную мускулатуру и мужской костюм, ты выглядишь, как изнеженная принцесса.
Сказано это было лёгким тоном, будто бы шутя. Но меня не обманешь, ведь я тоже знаю его как облупленного. Он обиделся и обязательно отомстит, когда представится случай.
Вместо того чтобы сгладить намечающийся конфликт, я встал и направился к выходу из больницы.
— Ялополк, постой! — Вэньминь, догнав меня, зашагал рядом. — Да постой ты, дурак! Извини, я погорячился!.. В конце концов, это ты сломал мне руку!
— Изнеженная принцесса? — я остановился. — Именно из-за этого ты достаёшь меня дурацкими шуточками? Думаешь, я не знаю, что тебе неуютно в моём присутствии? Признайся уж, Вэньминь, что ты завидуешь мне и, когда мы вместе, до усрачки боишься, что окружающие принимают тебя за гея.
С лица Вэньминя пропало дурашливое выражение.
— Знаешь, Мао, если бы ты не был талантливым дизайнером, думаешь, я стал бы тебя терпеть?
На меня снова что-то нашло. Коротко размахнувшись, я ударил его в живот, и он со стоном согнулся.
— Если я тебе нужен, тогда научись выговаривать моё имя. Меня зовут Ярополк, а не Ялополк, — сказал я и шагнул в стеклянную вертушку дверей.
Такси привезло меня в отель, где я всегда останавливался по прилёту в Ханчжоу. Поднявшись в свой номер, я переоделся и отправился в ресторан.
После ужина время ещё было, но идти куда-либо в город совершенно не хотелось. Настроение было препоганое. Ещё бы! Сначала я сломал Вэньминю руку, причём ни с того ни с сего, а затем ещё ударил травмированного товарища. Ни черта не понимаю! Ведь я всегда презирал тех, кто не способен добиться своего без применения грубой силы, а Вэньминь и раньше проходился на мой счёт, но я никогда так остро не реагировал. И вот на тебе!
Впрочем, было у меня одно объяснение происходящего, вот только даже думать об этом не хотелось. У бабушки с маминой стороны врачи диагностировали вялотекущую шизофрению. Уйдя на пенсию, она развлекалась тем, что сочиняла фантастику, и в последние годы уже не отличала правду от вымысла.
Чтобы отвлечься от мыслей о наследственности, любящей передаваться через поколение, я решил сделать несколько набросков для новой коллекции белья.
Рисовалось легко — карандаш просто летал по эскизной бумаге — и я, увлёкшись, засиделся до глубокой ночи.
Момент истины наступил тогда, когда я начал просматривать сделанные работы. На последних рисунках были отнюдь не модели женского белья. Однажды приснившись, инопланетный город стал моим проклятием.
Пальцы непроизвольно разжались, и альбомные листы рассыпались по полу. «Порвать и забыть!» — приказал я себе и начал собирать рисунки.
«Очень точно передан колорит, ты — настоящий художник. Хотел бы я, чтобы ты увидел Дилайну до того как…» Я замер. Это были не мои мысли. «До того как что?» — спросил я, но ответа не последовало.
Всё, хватит! Стараясь не обращать внимания на трясущиеся руки, я подобрал оставшиеся листы и сунул их в папку. «Это всего лишь перенапряжение. Немного посплю, и всё пройдёт, — уговаривал я себя и, улёгшись в кровать, закрыл глаза. — Когда буду дома, первым делом нужно будет сходить к психиатру». Это была моя последняя мысль до того, как я провалился во тьму беспамятства.
У кошмаров есть подлое свойство, они повторяются.
И вот я снова стою на самом краю высоченного здания и гляжу на рукотворное чудо из стекла и камня.
Город ничуть не изменился и погода тоже. Свинцовое небо всё также грозит проливным дождём, в лицо бьёт порывистый холодный ветер. Воздух на удивление свеж и чист, нет ни привкуса бензиновой гари, ни горечи технического дыма. На мгновение солнце прорывается сквозь тяжёлую завесу туч и отражается в панорамных стёклах соседних зданий. Гигантские призмы дробят золото лучей, и они распадаются на множество радуг.
Игра света и теней настолько причудлива, что у меня захватывает дух. Господи! Полцарства за лист бумаги и карандаш! Да что там мелочиться! Отдам всё царство целиком за холст и кисти с красками!