— Ну, если так… Тогда плыви по своим делам.
— Вот спасибо! — просиял Санька.— А то…
— Не за что.
— Ладно,— согласился Меткая Рука, ныряя в толпу гуляющих.
— Эй, Махотка,— окликнул он знакомого паренька,— Кимку не видел?
— Не-е,— промямлил Махотка,— а на чо?
— «На чо»… Горячо! Шашку вешать на плечо! — оттарабанил Санька, поворачиваясь к изумленному парнишке спиной.
В парке три аллеи. Одна, по-над рекой, для влюбленных, средняя, со скамейками и розариями, «маменькина» — для людей солидных и третья аллея, самая густая,— мальчишечья.
По этой-то аллее и устремился Санька в поисках друзей. Чуть ли не на каждом шагу встречались знакомые мальчишки, и каждому из них Санька задавал неизменный вопрос: «Кимку не видели?» И ответ следовал тоже неизменный: «Не видели!»
«Надо разведать у танцплощадки. Уж Лена-то наверняка там побывала, а значит, и Соколиный Глаз с Мстителем крутились».
А вот и танцевальная площадка — деревянный блин метров двадцати в диаметре, огороженный зеленым штакетником. Неподалеку раковина — будка для музыкантов. «Духовики» стараются вовсю, дуют в свои сверкающие трубы, не жалея сил. Особенно самозабвенно стучит барабанщик. Он с такой силой хлопает колотушкой по кожаному боку огромного барабана, что тот аж подпрыгивает на сцене. Кто-кто, а мальчишки могут такое оценить по достоинству. Они толпятся возле раковины и подбадривают барабанщика дельными советами:
— Так, Гоша, лупани еще разок, пускай народ повеселится от души!
И Гоша старается. И танцоры стараются вовсю. Деревянный блин забит до отказа. Вокруг штакетника двойным кольцом выстроились болельщики. В большинстве это женщины, которым перевалило за тридцать. Самим танцевать им стыдно — возраст не тот, а полюбоваться на других — в самый раз. Тут же развлекаются «дразнильщики», подростки. Эти тайно вздыхают о танцах, но на площадку их пока не пускают: дескать, рано еще, подрасти надо. И эти несостоявшиеся кавалеры, конечно, делают вид, что презирают танцы и танцоров. Первый же мальчишка, к которому Меткая Рука обратился с вопросом о Кимке, ответил:
— Соколиный Глаз просил тебе передать следующее: «Гололобый и его подручные увели голубку… Наверное, к Степкиному логову… Торопимся!»
— И все?
— Все! — Мальчишка недоуменно развел руками: мол, попробуй разберись в такой тарабарщине! — Что это значит, Сань, а?
— Потом,— Санька хлопнул паренька по плечу,— некогда! Послушай, Шура,— так звали Санькиного собеседника,— скоро сюда придут мой отец и его помощник, Сергей Бородин, ты их знаешь?
— Знаю.
— Так передай им, что те, кого они ищут, на корабельном кладбище! Не забудь!..
— Не забуду!
Санька, не вдаваясь в более подробные объяснения, нырнул в мальчишескую аллею. С трудом продравшись сквозь заросли лоха, перемахнул через невысокий забор и оказался за пределами парка. Сердце в груди его колотилось бешено и тревожно: «Лена!.. Только успеть бы спасти ее!.. Только успеть бы!..»
Санька вышел на Капитанскую улицу, пересек ее. Минул Индустриальную. Деревянные жактовские особнячки остались позади. Вошел в тополиную рощу, минул Дом моряка, неуклюжее двухэтажное здание. За ним начался необжитый район «китова хвоста» — камышовые джунгли.
Отыскав Большую Медведицу, Меткая Рука по ее хвосту определил курс на корабельное кладбище и побежал туда что есть духу.
За спиной послышался топот. Санька притаился. Из темноты надвинулись две мужские фигуры.
— Только что маячил мальчишеский силуэт и пропал,— удивился знакомый басок.— Эй, краснокожий, откликнись!
— Дядя Сережа,— обрадовался Санька,— это я!
— Значит, не ошиблись,— подал голос второй мужчина,— мой беглец!
— Па-па! — Санька обнял отца.— Надо спешить, там Лена. Они могут ее убить!.. Ты меня не прогонишь домой?
— Да следовало бы! Но… обстоятельства не те! Показывай дорогу! Знаешь?
— А то! — Санька повел. Теперь он шагал широко и уверенно, как шагают хозяева земли. Он бы даже запел свою любимую «Все пушки, пушки грохотали», если бы не боялся за Лену.
— Ас заводом как? — вспомнил он.
— Что с заводом? Работает, как всегда,— ответил отец.
— А они его не взорвали?
— А мы, по-твоему, для чего службу несем? — усмехнулся Бородин.— Уж не считаешь ли ты, что врагов в нашей стране ловят одни мальчишки!
— Что вы, дядя Сережа,— смутился Санька,— не считаю!
— То-то же!.. А на заводе полный порядок. Да и не могло быть другого — мины были обезврежены нами давным-давно, а тот, кто собирался их взорвать, арестован.
— А Чемодан Чемоданович?
— Его возьмут на корабельном кладбище. Если, конечно, ты не возражаешь… За Леной вот только не уследили.
— Кто-то крикнул,— насторожился старший Подзоров.
Крик повторился. Бросились на зов. Длинноногий Бородин сразу же вырвался вперед. Лессовая пыльная земля под ногами мягко проседала. Вот и стена камышовых джунглей.
— Стой, ни с места! Стрелять буду!
— Свои! — крикнул Санька. Он узнал голос друга.
— Пароль? — продолжал Соколиный Глаз.
— Кимка, да это же я. А со мной папа и дяди Сережа Бородин.
— Ур-ра! Наши! — заорал Кимка.— А ну, вставай,— пнул он чернеющую возле его ног тушу. В ответ раздался жалобный стон:
— Ох, уми-ра-ю… Спасите!..
Вспыхнули фонарики. Они осветили удивительную картину: головастого Кимку с луком наготове и у его ног стонущего Степку Могилу.
— Уми-ра-ю,— снова завел бандит.
— Раньше времени не умрешь,— пообещал Бородин, поднимая за шиворот съежившегося преступника.
— Что у тебя с рукой? — спросил Подзоров-старший, указывая на Степкину правую руку, пробитую полуметровой стрелой.
— Вот он, паразит, подстрелил ядовитой! — захныкал Степка.— Судить его за это… Ох, умираю…
Кимка шепнул что-то Подзорову на ухо, и тот расхохотался.
— А Сенька где? Лена?
— Не знаю.— Кимка подозрительно шмыгнул широким вздернутым носом.— Там искать надо…— И он кивнул головой в сторону корабельного кладбища.— Этот говорит, что Софрон поклялся сам с ней рассчитаться.
— Ну! — Бородин снова встряхнул Стенку.— Говори!..
— А чего говорить-то,— запричитал Могила,— толковал я Пятке, не связывайся, мол, с девчонкой… Но разве он послушает!.. Вот и влипли… Ох-х, умираю!..
— У-у, желтопузик! — замахнулся Кимка на бандита.— Убивать других так ему не страшно, а как самого коснулось, заверещал «спа-си-те, по-мо-гите». Глядеть тошно!
Степка ссутулился. Ему захотелось сделаться маленьким-маленьким, совсем незаметным.
— Вот что,— распорядился Григорий Григорьевич,— ты, Сергей Николаевич, вместе с Кимкой и Санькой отведешь арестованного к нам в отдел. А я — на корабельное кладбище. Думаю, что Лена с Сенькой там отыщутся… Итак, приступайте к выполнению боевого задания! С задержанного глаз не спускать ни на минуту! — Последние слова предназначались специально для мальчишек.
— Есть! — козырнул Бородин.— Не беспокойтесь, Григорий Григорьевич, Степка в надежных руках!.. Бойцы, оружие взять на изготовку!..
Но краснокожих провести оказалось не так-то легко. Кимка с Санькой сразу же сообразили, куда ветер дует. Они поняли, что Санькин отец под благовидным предлогом отстраняет их от настоящего дела. И мальчики повели контрнаступление:
— Дядя Гриш, а может, мы с вами? Товарищ Бородин и без нас со Степкой управится…
— Конечно, пап! Дядя Сережа одним мизинчиком Степку прихлопнет, ежели чего… А мы на кораблях каждую щелку знаем… И потом, не можем же мы бросить своего товарища в беде — мы же пионеры!.. А Сенька и Лена…
— Команду слышали? — рассердился Григорий Григорьевич.— Выполняйте! И чтобы никакой самодеятельности! — И Подзоров погрозил пальцем.— Идите! — И сам растворился во тьме.
Мальчишки вынуждены были подчиниться.
— Пошли! — приказал Бородин.
Степка снова было заныл о «докторе», но Кимка на него прикрикнул.
— Ну ты, «не забуду мать родную», шевели ногами веселей, а то еще одну отравленную вгоню куда следует!..
— Ох,— запричитал Степка,— умираю…
— Не умрешь, не ной,— оборвал его Кимка, не скрывая своего презрения к трусости такого бугая,— стрела неотравленная.
— Как неотравленная? — взвился Могила.— А ты говорил!
— Мало ли что говорит кошка мышке, выманивая ее из норы… Военная хитрость, а ты и уши развесил! «Ох, уми-раю!» — передразнил Кимка растерявшегося бандита.
Голова у Степки заработала в определенном направлении: если неотравленная, значит, его жизни ничего не грозит. А почему бы ему тогда не попытаться улизнуть от охраны?
— Ох, в больницу,— опять начал он,— стрелу надо вынуть… Заражение крови может быть…
— Наш хирург окажет помощь,— пообещал Бородин,— его уже вызвали…
И Степка торопливой рысцой потрусил к залитым огнями заводским корпусам, неподалеку от которых возвышался кирпичный особняк местного отделения НКВД.
Глава девятая
Степку Могилу посадили в каменный чулан с зарешеченным оконцем и обитой листовым железом дверью. Звякнула могучая щеколда, закусывая не менее могучий пробой, дежурный уполномоченный, молодой лукавоглазый татарин, навесил пудовый замок и подмигнул Кимке:
— Ну, герой, рассказывай о своих похождениях!
— Это можно,— солидно согласился Кимка,— только вот чайку бы.
— Ну, чаек мы спроворим запросто! — Бородин включил электроплитку, поставил на нее пузатый медный чайник.
— С чего же начинать? — важничал Кимка.
— С самого начала,— подсказал весельчак уполномоченный, одаривая мальчишек уморительной гримасой. Санька с Кимкой прыснули. Бородин тоже улыбнулся.
— Ну! — поощрил Сергей Николаевич Кимку.
И тот начал:
— Так вот, значит, расстались мы, значит, с Санькой на валу. Это неподалеку от бани. Меткая Рука, согласно нашему боевому плану, дунул к отцу, чтобы доложить разведданные, а мы с Сенькой запылили в парк. Там…— Кимка сделал паузу, подражая опытному рассказчику.
— Что там? — подыграл ему дежурный.