Вот и зеркальная гладь Никишкиного озера. Что это?! Прямо перед Санькиным носом, в каких-то десяти метрах от берега, плавает великолепная утка! Крупная, гордая.
Меткая Рука раздвинул кусты и натянул лук. Его охватил охотничий азарт — глаза зажглись пульсирующим огнем, а руки слегка стали подрагивать.
«Хоть бы попасть!.. Хоть бы не промазать!» — твердил он про себя как заклинание.
Утка насторожилась.
«Неужели улетит?!» — ужаснулся он. Но озерная красавица трепыхнулась раз-другой и снова успокоилась. И тогда пропела семидесятисантиметровая стрела, оперенная петушиным пером, оснащенная острейшим стальным наконечником. Почуяв опасность, утка вскинула крылья, но было уже поздно. Стрела, пущенная Меткой Рукой, точно поразила цель, войдя под левое крыло, вышла под правым.
— Удача! У-ра! — завопил Санька, бросаясь в озеро за добычей.
Когда он мокрый, но торжествующий вылез на берег, Кимка и Зойка уже поджидали его. Меткая Рука, размахивая редким трофеем, заорал, приплясывая:
— Вот она! Вот она, уточка моя!.. Вот она! Вот она, уточка моя!..
— Па-а-ду-ма-сшь! — процедил Кимка сквозь зубы.— Я прошлый раз не то что утку, а…— и растерянно умолк, поняв, что пожарничихин петух, подстреленный им в прошлый раз, в данном случае выглядел бы довольно жалко.
А Санька продолжал скакать вокруг костра, не выпуская из рук добычи. Когда же первые — самые неистовые — волны восторга несколько поулеглись, Меткая Рука, швырнув к ногам Зойки трофей, произнес с пафосом:
— Возьми, о бледнолицая женщина, эту куропатку, пусть в твоем вигваме будет сегодня праздник!
Горбушка подняла утку и растерянно произнесла:
— Но-о… это же… мартын!..
— Как мартын?!
— Мартын! Самый настоящий мартын! Охо-хо-хо-хо! — закатился Соколиный Глаз, всплескивая руками.— Аха-ха-ха!.. Вот это «утка»!..
— Хи-хи-хи-хи! — завизжала Зойка, падая на траву.— Ай да Меткая Рука — знаменитый охотник на львов и тигров!..
Санька, от обиды чуть не плача, метнулся в чащу. Он бежал, не разбирая дороги, как вспугнутый охотниками кабан, тараня заросли лозняка и чакана. Сейчас ему хотелось одного: не видеть этих противных хохочущих рож. А вслед ему неслось:
— Саня, куда ты? Вернись!.. Сейчас жар-кое поспеет!.. Охо-хо-хо-хо!..
Забравшись в непролазную гущу чакана, Санька рухнул лицом вниз и заплакал. И заплакал он не от обиды, не оттого, что попал впросак, а от жалости к нечаянно застреленному мартыну. Как он ни жмурился, как ни вертел головой, безжизненное тельце птицы не исчезало. Оно было рядом, возле зажмуренных глаз. На серовато-белых перьях поблескивали бусинки крови.
Впервые в своей жизни Санька, нежный и мечтательный Санька, убил живое существо. И пусть это был всего-навсего глупый, жадный охотник за рыбой, мальчику от этого не было легче.
Выплакавшись, Санька дал себе твердую клятву никогда больше не поднимать руку на живое существо, пусть даже это будет хищник! Он, Санька, не создан для убийства!
Стало зябко. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Трава и чакан осуждающе перешептывались. Санька глянул вверх: высоко над головой мерно покачивались верхушки деревьев, плыли легкие облака. По ним он определил, что ветер задувает с севера.
Донесся приглушенный крик друзей:
— Санька, где ты?! Дуй сюда!.. Начинаем испытание!.. Ого-го-го-го!..
Меткая Рука, с трудом продираясь сквозь заросли, пошел на голоса. А Кимка с Зойкой продолжали голосить:
— Саня!.. Санечка, ау!.. Отзовись!.. Откликнись!..— В их голосах чувствовалась тревога. Меткая Рука был субъектом хотя и вспыльчивым, но отходчивым и добрым. Уверившись, что друзья всерьез обеспокоены его отсутствием, громко откликнулся:
— Го-го-го, братцы-астраханцы, иду-у!!
— Ага-га-га-га!.. Держись на голос!..
— Держусь!..
И вот горе-охотник снова у костра, он зябко тянется к ленивым язычкам угасающего костерка.
— Сейчас мы его оживим! — Кимка хватает охапку хвороста и подбрасывает в костер. Пламя оживает. Сухие ветки весело потрескивают, подбрасывая вверх золотистые искры. Санька оттаивает. Оттаивают и лица его приятелей.
Меткая Рука незаметно осматривается, больше всего на свете он сейчас боится натолкнуться взглядом на добычу. Но ее нет, она исчезла бесследно. Санька облегченно вздыхает. Зойка с Кимкой тоже. Снова запели птахи. День снова становится удивительно радостным и ароматным!
— Сань, а ты одежку просушил бы,— предлагает Зойка.
— И то правда,— соглашается Меткая Рука. Снимает рубаху и штаны, вешает их на скрещенные рогатины и пристраивает все сооружение над огнем.
— Зой, а ты — молоток. И как ты догадалась с нами пойти? — говорит Санька, поворачиваясь спиной к огню.— И даже про испытание пронюхала!
— «Пронюхала»?! — удивляется Горбушка.— А записка? Разве не вы с Кимкой ее написали? — И Зойка протянула Саньке злополучную записку.
— А я думал…— промямлил Меткая Рука и осекся. Не скажешь ведь этой свойской девчонке, что письмо было задумало как дурацкая шутка над Кимкой. Чего доброго, разобидишь всерьез и Зойку и Кимку…— Да, конечно… а я про нее совсем было позабыл,— добормотал Санька, краснея. И бросил письмо в огонь.
Порывы ветра усиливаются. Но это можно определить лишь по шуму деревьев да по стремительному бегу облаков. На Никишкином озере по-прежнему тихо.
— Одевайся, простудишься еще! — кивнул Соколиный Глаз на подсохшую Санькину одежду.
— Сейчас! — Тело у Меткой Руки и впрямь стало покрываться «гусиной кожей». От пропахших дымком брюк и рубашки исходит благодатное тепло. Натянув их, Санька блаженно заулыбался.
Кимка еще раз осмотрел запальный шнур и обронил басовито:
— Все в порядке. Можно начинать!..
— Кимушка, дай мне запалить этот шнур,— неожиданно для мальчишек попросила Зойка.
Соколиный Глаз вопросительно посмотрел на Меткую Гуку, словно бы спрашивая: «Разрешить ей или отказать?»
— Пусть запаливает,— соглашается Санька,— не всякая девчонка на такое решится…
Чиркнула спичка, шнур загорелся, и вся троица кинулась под защиту осокорей.
— Ну, теперь держитесь! — предупредил Кимка.— Сейчас шарахнет!..
И точно. Только испытатели прикрыли головы руками, как грохот потряс округу. Заплескались на озере волны, замотали могучими лохматыми головами деревья, стряхивая с веток комья земли.
Первым дерзнул открыть глаза Кимка. Великаны-осокори стояли на месте неповрежденные. Соколиный Глаз выглянул из-за укрытия и ахнул. Пламя только еще набирало силу, но злые желтые языки стремительно расползались по высушенной солнцем траве, норовя замкнуть изобретателей смеси в кольцо. Кимка взглянул на избушку, которая тоже оказалась в зоне огня, и увидел нечто такое, что перепугало его насмерть…
— Бежим! — крикнул он, дергая за руку своих верных соратников.— Если не успеем отсюда вовремя унести ноги, сгорим!..
А огонь, лизавший уже стены избушки, стремительно летел на запад, подгоняемый свежими порывами ветра. Узкий проход оставался лишь справа. Туда-то и кинулись перепуганные ребята.
Отступление возглавлял Санька. (Вот где пригодились его быстрые ноги!) За ним следовала перепуганная насмерть Зойка, и позади всех пыхтел Кимка. Конечно, Соколиный Глаз мог бы припустить пуще и даже вырваться вперед, но он чувствовал себя командиром, выводящим бойцов из окружения. Он отвечал за безопасность своих бойцов головой, и эта ответственность помогала ему пригасить в душе собственный страх.
И удивительное дело: непроходимая чащоба чакана и камыша легко раздвигалась под Санькиными руками и перед его грудью. Меткая Рука торил тропу жизни для себя и своих друзей. Было жарко от подступающего со всех сторон огня. Дышать становилось все труднее, густой вязкий дым, казалось, затопил уже всю округу. Кололо в боках, но ноги продолжали выносить ребят из опасного места…
Когда огненный барьер остался позади, беглецы решились перевести дух. Зойка, вспомнив, что оставила у костра бидон из-под молока, хотела было кинуться за ним, но Кимка удержал ее.
— Куда ты, скаженная?! — заорал он.— Или жить надоело?..
Но Горбушка продолжала рваться в огонь, повторяя:
— А то мама заругается!.. А то мама заругается!..
«Чокнулась, что ли?!» — подумал Санька, а вслух сказал:
— Зой, да плюнь ты на этот бидон. У нас дома — два. Хочешь, я один из них отдам тебе, ладно?
— Ладно,— всхлипнула Зойка,— мама так им дорожила!..
— А вот и они!..— Откуда-то из дыма вынырнул Сергей Бородин.— Опять набедокурили?
— Дядя Сережа,— первым нашелся Кимка,— а вы тех парней ловите, что из избушки в озеро попрыгали?
Зойка и Санька с удивлением воззрились на Кимку.
— И много их выскочило? — нарочито безразличным тоном спросил Бородин.
— Шестеро,— сказал Кимка.— Пятеро, не знаю кто… А шестым…— он помолчал, словно собираясь с силами, и выпалил: — А шестым был Чемодан Чемоданович…
— Бык?! — подскочил Санька.
— Он!..
Бородин нахмурился:
— Все так и есть… Ну, вот вольно или невольно, но всю обедню вы нам испортили снова! Выкладывайте да побыстрей, что вы тут делали?
— Шашки для КиСа испытывали,— буркнул Кимка.
— Это какой такой КиС? И какие такие «шашки»? Ну, да ладно, об этом расскажете дома, а сейчас отсюда шагом марш!.. И чтобы я вас в этом районе больше не видел!..— И Бородин снова куда-то исчез. А задымленные «испытатели» понуро побрели до дому.
— Заважничал дядя Сережа! — недовольно забубнил Соколиный Глаз.— Мы ему такие сведения сообщили, а он даже спасибо не сказал! Шутка ли — самого Быка нащупали! А он!..
— «Нащупали-нащупали»! — передразнил Санька.— Не нащупали, а спугнули… И пожар учинили вон какой!.. Еще всыплют нам за такое геройство!..
— А чего это ты на меня так смотришь?! — вскипел Соколиный Глаз.— Кто КиС предложил построить? Я, да? Или, может, Зоя?!
— А я что?! Я не на вас!.. Сам виноват, сам и отвечать буду! — опустил голову Санька.
— Ты?! Разве один ты? Много ты о себе воображаешь! — еще пуще возмутился Соколиный Глаз.— Испытывали все и отвечать будем все!