Мальчишки и вправду завидовали своим кумирам и не только завидовали, но и старались подражать им в разговоре, копировали походку, манеру солидно, с достоинством, держаться на улице.
Марии Петровны дома еще не было, учителя в школе теперь тоже работали с большой нагрузкой. Каждая учительница кого-то замещала, кого-то подменяла. Из мужчин в школе остался, пожалуй, один лишь СИМ. Его утвердили директором школы. Пришлось крутиться как белка в колесе: организовывать учебный процесс, и о тетрадях заботиться, и о дровах заблаговременно хлопотать.
Умывшись и выпив стаканчик чайку, Санька нарядился в капитанский костюм, крутанулся по привычке перед зеркалом.
— Неплохо,— сделал он вывод,— вот только туфли не шик-блеск.— Ботинки на ногах были чиненые перечиненные. Но Санька надраил их щеткой и, наведя соответствующий блеск, поспешил в школу.
«Повидаю своих»,— решил он.
Школа встретила его приветливо. Была перемена. Из классов в коридоры высыпала мелюзга, чинно выплыли старшеклассники.
Все вроде здесь оставалось таким, каким было до того страшного воскресенья, когда Махотка впервые произнес слово «война». Так же суетились пацаны, шушукались семиклассницы, и все-таки чего-то недоставало. А вот чего, Санька не понимал. Чувствовал сердцем, что школа потускнела, съежилась, но от этого не стала менее желанной.
«Эх,— подумал он, закрывая глаза,— вот сейчас проснусь и никакой войны нет. Все — как было… И мы с Кимкой снова ученики…»
— Девочки, посмотрите, кто к нам пожаловал! — раздался возглас Зойки Сониной.— Санечка, иди к нам!..
— Комбриг!.. Что-то ты нас позабыл!..
— Подзоров, какими ветрами?
Санька растрогался: все искренне радовались, горячо пожимали ему руку, расспрашивали, трудно ли вкалывать у станка. Санька отвечал на вопросы полушутя-полусерьезно, остроумно. Около него сгрудился чуть ли не весь их класс, все «старички», кто остался верен школе. И только Ее не было. Саньку увлекли в классную комнату.
— Сейчас — СИМ, посиди часок на уроке!
— Ладно! — согласился Санька, продолжая ломать голову: «А где же Казанкова? Почему ее не видно? Уж не заболела ли?»
Нет, Настенька была в классе. Она сидела на своем излюбленном месте, за третьей партой у окна, прекрасная как никогда. При виде Подзорова Настенька смутилась, но не настолько, чтобы чей-то глаз смог это заметить. Она приветливо, но без особой радости, кивнула Саньке, даже подвинулась, освобождая Саньке место на своей скамье, но лишь после того, как Зойка предложила «знатному токарю» устроиться за их партой.
Не успел гость устроиться на узкой скамье поудобнее, как Зойка толкнула его локтем в бок.
— Познакомься! Ирина Заглушко.
— Александр Подзоров! — Санька глянул на подошедшую дивчину и обомлел. Таких красивых девчонок он еще не встречал. У Ирины были черные вьющиеся косы, черные бархатистые глаза, вернее, глазищи, иначе их и не назовешь — настолько они были велики и прекрасны, и Санька невольно прижмурился.
— Ну вот и погиб наш Лорд Байрон! — рассмеялась Зойка.— Я же говорила…
— Как, это и есть знаменитый Лорд Байрон, о котором столько сложено легенд и сказок? — Ирина посмотрела на Саньку по-новому, заинтересованно и как-то усмешливо. Настенька перехватила этот взгляд. Ее это, как видно, задело за живое. Лицо Казанковой преобразилось.
Глаза ее то излучали нежность, то полыхали безудержным весельем и тут же поражали таинственной грустью. Санька попал под Настенькино обаяние. Но Ирина так просто уступать поле сражения тоже не собиралась. Конечно, она сражалась не за этого незнакомого мальчишку, произведшего на нее некоторое впечатление, но не больше, а за первенство в классе, за утверждение своей красоты, за утверждение своего я!
— Вы на танцах бываете? — спросила Ирина, вклиниваясь в беседу бывших однокашников.
— Бываю,— улыбнулся Санька. Он догадывался, что заставляет эту красавицу расточать ему любезности. Пикировка девчонок забавляла его.— Бываю,— снова повторил он.— А вы?
— Еще нет. Но в следующую субботу приду…
— Я тоже…
— Вот и хорошо. Значит, увидимся…— И она, скользнув по его лицу нежным взглядом, села за соседнюю парту.
Вошел СИМ. Похудевший и постаревший учитель не сразу разглядел гостя. А когда ему об этом сообщили, даже просиял от радости. Подошел к Саньке, поздоровался с ним за руку, расспросил о работе.
Санька просто, без рисовки, рассказал о цехе, о новых товарищах — мастерах токарного дела. О Кимке и о себе он если и касался в разговоре, то иронически. Всем стало тепло и весело.
После уроков Санька хотел было проводить Казанкову до дому, но она под каким-то предлогом отказалась.
«Ну и пусть! — решил Санька.— Наверное, из-за Ирины».
Домой возвращались с Сониной, оказалось, что и Заглушко живет в одном из трехэтажных домов. Она присоединилась к их компании.
Глава шестая
С питанием день ото дня становилось все труднее. Хлеб стали выпекать пополам с соей и такой жидкий, что, стоило его посильнее сжать в кулаке, начинала капать жижа. Санька с горьким сожалением вспоминал те времена, когда Мария Петровна с утра и до вечера потчевала сынка деликатесами собственного производства.
— Эх,— вздыхал он,— сейчас бы блинков со сметанкой! Или пирога с мясом да с сагой!
Трудная жизнь старила людей до срока, даже мальчишек делала рассудительными стариками. И все-таки жизнестойкая юность брала свое. Вечерами, когда наступало время идти в клуб, боли, обиды и усталость забывались, заходил Кимка, и друзья, выпив за компанию с Марией Петровкой по чашечке морковного чаю, отправлялись в кино или на танцы.
Вот и сегодня — субботний вечер молодежи. Санька особенно тщательно причесывается, вытанцовывая перед настенным зеркалом. Одернув китель, провел по ботинкам бархоткой, посмотрел на ходики: «Без десяти восемь! И чего это Кимка не идет?!» Заглянул на кухню. Мать сидела над учебником литературы для девятого класса.
— Чайку?
— Не стоит… Кимка сейчас зайдет… задерживается…
— Уж не свидание ли? — улыбнулась лукаво Мария Петровна.
Санька покраснел.
— Угадала?.. Так кто же твоя Прекрасная дама? Блоковская Незнакомка?.. Стой! Догадываюсь!.. Опять «Настя, Настенька, Анастасия»?
— А вот и не угадала! — рассмеялся Санька.— Именно Незнакомка!
— О-о, из новеньких?! Так… так!.. Уж не черноглазая ли красавица из девятого «Б»?
— Кто тебе сказал?! — У Саньки даже брови изогнулись вопросительным знаком.
— «Сказал»? А разве кто-нибудь об этом знает, конечно, кроме тебя?
— Никто…
— Тогда сделай логический вывод…
— Сама догадалась…
— Правильно. Что же это за мать, которая не может предположить, кто ее единокровному может понравиться?
Саньке захотелось узнать, как Мария Петровна оценивает красавицу Ирину.
— Она тебе глянулась? — спросил он.
— Девица интересная. Хорошо учится. Разбирается в литературе, в музыке… Вот, пожалуй, и все, что мне о ней известно.
— А разве этого мало?
— И много, и… ничего.
— Как это?
— А так. Какой она человек, мы не знаем. Добра? Зла? Скрытна или, наоборот, само откровение?! — Мария Петровна вздохнула.— Угадывать не берусь, сам не маленький, разберешься. Будь только…— Она хотела сказать осмотрительным, но поняла, что это слово сыну ни о чем не скажет, а лишь растревожит его, может быть, даже обидно ранит.
— Что «только»? — рассмеялся Санька.— Не влюбляться с первого взгляда? Не буду!
— Вот и хорошо.
Появился Кимка. Он наскоро поздоровался с Марией Петровной, умоляюще показал Саньке на ходики: мол, опаздываем. На что Санька резонно ответил:
— Сам виноват. Пришел бы пораньше, не опоздали бы.
— Не мог.
— Почему?
— С Заинькой, то есть с Зоей проболтали…
— Так чего же ты торопишься? — удивился Санька.
Кимка потупился:
— Мы с ней договорились встретиться в клубе ровно в восемь.
— Тогда быть тебе сегодня битому!
— Уже опоздали?!
Санька утвердительно кивнул головой, едва удерживаясь от хохота. Вид у Кимки был уморительно-жалкий. Казалось, изобретатель «адской смеси» только что проглотил изделие собственных рук и ждет, что вот-вот взорвется…
— Не отчаивайся, Зойка придет на танцы не раньше, чем через час.
— Нет! — Кимка замотал головой.— Она не опоздает!
— Однако! — не удержался Санька.— Мы так уверены?!
— Лорд острить изволит?! — разозлился Кимка.— Это тебе не Настенька-распузастенька, которая…— он так выразительно махнул рукой, что его мысль стала ясна и без слов.
Теперь надулся Санька. Так до самого клуба и добрались без единого слова, упрямо наклонив лобастые головы, как молодые бычки, которые вот-вот начнут бодаться.
На площади, возле клуба моряков, крутился людской водоворот: прогуливались стайками девчата-подростки, поодаль от них фигуряли на все лады их однолетки, мальчишки. Они скакали, толкались, кукарекали по-петушиному, мяукали по-кошачьи, свистели по-боцмански.
Степенно, по двое, по трое, «плавали» Санькины сверстницы, ожидая, когда к ним подойдут их вздыхатели и ухажеры. Те же, у кого пока таковых не имелось, делали вид, что мужская половина человечества их вообще не интересует.
Из открытых окон фойе, где заводская и флотская молодежь под звуки духового оркестра весело и деликатно толкалась, доносились звуки популярного вальса «На сопках Маньчжурии». Особенно выделялась труба, на которой играл руководитель оркестра музыкант-самоучка Вася Лелин.
— Вот дает! — не удержался Кимка, выворачивая шею чуть ли не на триста шестьдесят градусов, но Зойки нигде не было.
— Да, у Василь Максимыча талант прирожденный! — согласился Санька, посматривая сначала влево, потом вправо… Ни Настеньки, ни Ирины еще не было.
— Здесь подождем или пойдем на танцы? — Кимка виновато посмотрел на друга.
— Как хочешь,— смягчился Санька.
Санькино великодушие вызвало ответное великодушие у Соколиного Глаза.