— Решай ты…
— Нет ты…
Молча посмотрели друг другу в глаза и безудержно расхохотались. Нахохотавшись, поспешили в танцевальный зал.
Заядлые танцоры уже старались вовсю: носились по залу как угорелые, кружили своих партнерш и через левое, и через правое плечо.
При входе в фойе Санька споткнулся.
— К встрече,— машинально обронил Кимка.
— Вот вам и бабка-угадка! Милая бабуся, скажите, пожалуйста, а когда закончится война?
Кимка пошевелил губами, словно что-то высчитывая, и так же спокойно ответил:
— Через три года…
— Почему же через три? — опешил Санька.
Кимка снисходительно усмехнулся, всем своим видом показывая, что вопрос Лорда, по крайней мере, наивен.
— Почему? — переспросил Кимка, продолжая изображать оракула.— Да потому, что не меньше двух лет нам нужно для того, чтобы подрасти, окрепнуть… Ну и годик, чтобы повоевать… Орденок-другой заработать… А там — пусть она и кончается!
— Мудрец!.. Ничего не скажешь! Не голова, а парламент… правда, без председателя!..
Осторожно лавируя между танцующими, пробрались в дальний угол зала, встали возле приступок, ведущих на сцену, где небольшой кружок Санькиных одногодков упражнялся в остроумии. Они отпускали довольно ехидные шуточки в адрес своих дружков, с трудом передвигавших ноги не в такт музыке, а в соответствии с собственным счетом: «Раз-два — в сторону! Раз-два…»
Шутники и сами в танцах еще не преуспели, но… такова уж, видно, человеческая природа — в чужом глазу, как говорится, соринку видим, а в своем — бревна не замечаем.
Ни Кимка, ни Санька вдаваться в подобные туманности не имели ни желания, ни времени. Они обменялись рукопожатиями с остряками и тут же про них забыли, переключив все свое внимание на танцующих. Мелькнули сутулые плечи и челка Феди Сундучкова. Он довольно легко вальсировал с буфетчицей Фаей. Встретившись взглядом с Подзоровым, Сундучков заговорщически подмигнул.
— Чего он к нам все в дружки набивается? — поморщился Кимка.
— А ты своего мастера чего-то недолюбливаешь? — усмехнулся Санька.
— Скрытный он какой-то да и жадина порядочный, попроси зимой снега — не даст.
— Нет, не даст,— подтвердил Санька.
— А потом — подхалимничает перед Борькой. А вот, кстати, и красавчик!.. Ба, а с кем он танцует?! Санька, бери перчатку!..
— Зачем? — не понял Подзоров.
— На дуэль вызывать будешь сэра разносчика нарядов!
Да, Борис Солнышкин танцевал с Настенькой. И как танцевал! Легко и уверенно. Лицо Казанковой сияло, на щеках играл румянец, губы горели, глазки с раскосинкой лучились… Одета Настенька была скромно, как и большинство заводских девчат. Белая батистовая блузка, черная вельветовая юбочка и черные туфли — вот и весь наряд, ни колец, ни сережек. Но все равно Настенька была хороша, и не только по мнению ее школьного поклонника, все взрослые парни и даже женщины, не скрывая, любовались ею.
Под стать ей выглядел и Борис Солнышкин. Черный шерстяной костюм сидел на нем ловко, белая шелковая сорочка и черный, в мелкую крапинку галстук, подчеркивая элегантность, делали его похожим на артиста. А черные лакированные штиблеты как бы говорили каждому кавалеру, что тягаться с обладателем таких сокровищ дело бесцельное, абсурдное.
— Ну?! — Кимка легонько сунул локтем в бок обескураженному Лорду.
— Что «ну»? — Санька напустил на себя показную веселость.— Дуэли, как таковой, не будет! Будет поединок ума и ловкости! Алле оп! — и он направился к выходу.
«Вот это зацепило?! — подивился Кимка.— А не сдается, молодец Меткая Рука! Он этому «бледнолицему гринго» устроит штучку-дрючку!»
Что будет из себя представлять эта «штучка-дрючка», Соколиный Глаз недодумал. События начали развиваться так стремительно, что оставалось лишь глазами хлопать.
В зал вошла почти никому еще здесь не знакомая девушка. Одета она была в бархатное платье рубинового цвета, в ушах ее сверкали рубиновые серьги, на ногах красовались лаковые вишневые туфельки. Девушка была стройна и грациозна.
— Новенькая! — пронесся шепоток по залу. Все взгляды впились незнакомке в лицо. Она в ответ мило улыбнулась, полоснула цыганскими глазами по сторонам, словно отыскивая кого-то. Небрежно кивнула Солнышкину, отвечая на его многозначительный поклон. Настеньку одарила пренебрежительно-уничижающим взглядом. Заметив пробирающегося к ней Подзорова, двинулась ему навстречу. Музыканты едва не сбились с такта. Выручил опять-таки трубач. Он так томно повел про «утомленное солнце», что все снова отдались плавному течению танго.
Незнакомка положила Саньке руку на плечо, и они гибко закачались на волнах «утомленного моря». Только теперь Кимка понял многозначительную фразу друга о «поединке ума и ловкости».
«Откуда это чудо спустилось? Откуда снизошло на грешную землю, не с облаков ли? — от удивления Кимка чуть было не заговорил стихами.— Наверное, это дочка нашего главного инженера? Болтали, она у него писаная красавица. Да и Зоя о ней, кажется, что-то толковала…»
А вот и Сонина! И Кимка, отбросив все гадания, устремился к Зое. Когда они заскользили в ритме медленного танца, Кимка шепнул Сониной:
— Назревает скандал — наш Лорд объявил бескровную войну задаваке Казанковой. Но с кем это Санька выкаблучивает сейчас?
— Как, ты не знаешь? Хорош разводчик, нечего сказать! Не знать имени и фамилии самой красивой девушки на заводе?! — Зойка сделала вид, что она сердится.
— Подумаешь, «самая красивая»! А для меня, может, самая красивая…— тут Кимка прикусил язык.
— Ну что же ты замолчал? Струсил?
— А вот и не струсил!
— Тогда — скажи! Кто, по-твоему самая красивая у нас на заводе?
— Ты! — выдохнул Урляев, зажмуривая глаза. У Зойки даже дыхание перехватило от его смелости. Она смешалась.
— Чего же ты замолчала? — наступал Кимка.— Отвечай…
— Отвечу… Только,— Зойка перевела дыхание,— потом… После танцев…
Санька всегда был ловок в движениях и исключительно ритмичен. За время работы его плечи раздались, мышцы налились силой, округлились. В свои пятнадцать с половиной лет он выглядел как семнадцатилетний. А капитанский костюм делал его еще более солидным. Ирине это пришлось по душе. Если она среди девушек была самой красивой, самой нарядной, то Подзоров с его по-детски округлой мордашкой среди молодых людей был не последним. От него, мальчишки, исходила какая-то непреоборимая мужская сила, которая с каждой минутой притягивала Ирину все сильнее и сильнее. А потом от него веяло такой чистотой, о которой эта красивая девчонка, избалованная вниманием парней много старше ее, начала уже забывать. Она болтала с Санькой о том о сем, нащупывая его слабые и сильные стороны. И с каждой минутой этот мальчишка удивлял ее все больше и больше. Он был начитан, но больше всего ее удивляла самостоятельность его суждений. Даже на хрестоматийные вещи у него был свой взгляд, было свое толкование. Теодора Драйзера он называл американским Бальзаком. Бальзак, в свою очередь, перекликался у него в чем-то с Достоевским. Санькины мысли о литературе были не столько глубоки, сколько оригинальны. Рядом с глубиной у него соседствовали детскость и поверхностная прямолинейность, особенно, когда вопрос касался повседневных проблем жизни. Перед женщиной он благоговел наподобие средневекового рыцаря, знал о ней почти все и не знал ровным счетом ничего.
Ирина внутренне усмехнулась, ей пришла в голову комическая мысль: она представила себя тигрицей, дрессирующей дрессировщика.
Она отыскала глазами Бориса, Солнышкин продолжал очаровывать Казанкову.
«Что ж, каждому свое! — усмехнулась «тигрица».— А, в общем-то, мы с Борькой в чем-то схожи. Недаром же любили друг друга почти год… И теперь, даже разлюбив, остались друзьями. Такое бывает редко. Не говорит ли это о родстве наших душ?» — Ирина засмеялась.
— Ты чего? — Санька заглянул в ее расширенные зрачки. В их глубине мерцали неясные огни.
«Как в галактике»,— подумал он и улыбнулся.
— А ты чего?! — Ирина невольно прижалась к его груди.
— Да так, ужасно «умные» мысли одолевают,— он робко, необидно отстранился.
— Представь себе, и я о том же подумала!..
— Ир, а тебе никогда не приходило в голову, что если люди вот так, как мы с тобой, близко-близко, то они могут читать мысли друг друга, как раскрытую книгу, а?
Девушка, озоруя, притянула его к себе, и тут же, оттолкнув, шепнула:
— Какой же ты мальчишка?!
— А разве это плохо?
— Хорошо, но…
— Что «но»?
— Не скажу!
— Почему?
— Потому что, потому…
— Окончание на «у»!..— Санька пожал ей руку.— А ты и сама-то разве не детсад?
— Детсад, но из старшей группы, а ты… из ползунковой!
Санька нахмурился. Он чувствовал, в чем-то она мудрее его, а в чем именно, понять не мог.
— Ну, Лорд, расправьте свои сердитки! — Ирина провела проворным пальцем по его бровям.— Все будет вери велл!
Санька невольно покосился в сторону Настеньки и Бориса. И сердце его на какое-то мгновение дрогнуло, но всего лишь на мгновение. Красота Ирины снова затуманила ему глаза.
Прибой музыки все нарастал.
Глава седьмая
Военные заказы росли не по дням, а по часам, все цехи «Октября» работали на фронт, а флот требовал свое. Команды буксировщиков и барж с текущим ремонтом справлялись собственными силами, они понимали, что иначе нельзя, но изношенные машины требовали запчастей, а их не было. Флотский комсомол ударил тревогу.
Что делать? Лена Бородина от имени заводского комитета комсомола обратилась за советом и помощью в партбюро. Положение на судах катастрофическое, в кладовых ни болта, ни гайки, израсходованы все резервы. Малейшая поломка, и буксиры встанут на прикол. А это значит — боевые машины на фронте не получат горючего и не смогут вступить в бой с наседающим врагом.
Лена с надеждой смотрела на Говорова, а тот все хмурился и хмурился. И думал: «Станки загружены до предела. И если некоторые из них переключить на судоремонт, то план по спецзаказу полетит кувырком».