Глава двенадцатая
В гости пожаловала весна. Приход ее Кимка с Санькой почувствовали сразу — обувка и рабочая и выходная в мокреть приказала долго жить. Парусиновые полуботинки, в которых они летали на работу,— нормально ходить в них уже было нельзя,— поползли по всем швам.
В довоенное время стоило Саньке промочить ноги, как он тут же схватывал ангину или насморк, а тут — каждый день носки хоть выжимай — и ничего, наоборот, даже чихать разучился.
Кимка во все времена придерживался спартанского образа жизни, потому и сейчас считал совершенно закономерным ходить с мокрыми ногами и не болеть.
Здоровье здоровьем, но ведь босиком на работу не пойдешь, да и в клуб тоже.
— Н-да-а, загвоздочка! — Кимка критически оглядел свои «топалы», обмотанные медной проволокой, с порванными верхами и отстающей подошвой.— Хорошо, если еще одну смену вытерпят. А потом? Может, съездить на черный рынок?
Санькина обувь если и отличалась от Кимкиной, то лишь большим количеством намотанной вкруговую проволоки.
— Съездить, конечно, не счет, а вот толку от этого не вижу. Мама ездила, говорит, обувку на деньги не приобретешь, в обмен на муку или на хлеб — пожалуйста… А так!.. Лорд безнадежно махнул рукой.— После работы пойдем к нам, будет «большой совет».
— А кто на нем будет, кроме Марии Петровны?
— Бородины.
— Ну что ж, совет так совет!
На том и порешили.
Весна принесла людям не только новые заботы, но и радости — сняла с них заботы о топливе, базары пополнила рыбой. Казалось, переводи дыхание, собирай силы. Но не тут-то было!
Враг, в декабре разбитый под Москвой начал новое наступление. Теперь он угрожал с Кавказа. Упорные бои шли уже под Ростовом.
Кимка почему-то был убежден, что главное сражение будет летом, под Сталинградом. Тут фашисту и сломают хребет, как белякам в гражданскую…
Санька оспаривал эту версию.
— До Волги фашистов не допустят!.. Вот увидишь, не допустят! — убеждал он не столько Кимку, сколько себя.
— Может быть, — дипломатично соглашался Урляев, чтобы не повергать друга в уныние, а может, и потому, чтобы не прослыть паникером. Санька чувствовал, что Соколиный Глаз стоит на своем, а соглашается для вида. И тоже прекращал спор.
Несмотря на броню, которую получали все кадровые рабочие на заводе «Октябрь», молодежь и пожилые всеми правдами и неправдами вырывались на фронт. На их места вставали молодые женщины и мальчишки-подростки. План из месяца в месяц рос и из месяца в месяц выполнялся. Теперь Говоров круглосуточно находился в цехе. В инструменталке для него отвели уголок, в нем он поставил узкую железную койку, положил на нее плоский ватный тюфячок, застелил одеялом из солдатского сукна — здесь заместитель начальника цеха по производственной части и работал и отдыхал, когда удастся, час-другой, а когда и ни на минуту глаз не смыкал.
Всех квалифицированных токарей и слесарей, всех кто выполнял военные заказы, перевели на двенадцатичасовой рабочий день.
Теперь Кимка с Санькой вставали к станку в восемь часов утра, а отходили — в восемь вечера.
К концу смены ноги гудели и подкашивались. Уходя из цеха, Санька и Кимка говорили себе: «Уж сегодня-то мы из дому ни ногой! Будем отсыпаться». Но стоило им переступить родной порог, умыться, выпить чашку чаю, как всю усталость снимало, словно по мановению волшебной палочки. Они торопливо переодевались и шли на свидание к своим подружкам.
Так как сегодня предстояло заседать на «большом совете», Кимка с Санькой поднажали и к половине восьмого разделались с дневной нормой вчистую. Быстренько протерли станки и побежали в душевую. Вымылись, причесались. А ровно в восемь, сдав сменщикам станки, поспешили домой.
Дома их ждал приятный сюрприз: фырчал самовар, вкусно пахло жареной картошкой и чем-то мясным. Санька потянул носом воздух.
— Кажется, мясная тушенка?
— Точно! — Кимка облизнулся.— Вот это совет так совет! Надо внести рацпредложение, чтобы и цеховые собрания проводились по образу и подобию вашего совета.
— Ничего не получится!
— Почему? — прищурился Урляев.
— Картошку не на чем будет жарить!
— Пустяки! — Кимка почесал указательным пальцем кончик носа.— На жиру. Готов поделиться! — и Урляев выпятил тощее пузо. Все рассмеялись.
— Это что за пир на весь мир? — поинтересовался Санька, просовывая нос на кухню. Из-за плеча его выглядывала скуластая физиономия Кимки.
— В честь наших гостей, — объявила Мария Петровна.— Разве не видишь?
— Здравствуйте! — чуть ли не хором поздоровались знатные токари с Бородиными, сидевшими на подоконнике.
— Сергей Николаевич!.. Лена!.. А мы уж на вас хотели разобидеться.— Санька пожал протянутые ему руки, то же самое проделал Кимка.
— За что? — похудевший Бородин усмехнулся.— Сами понимаете, работенки нашему брату сейчас подваливает больше, чем надо!.. Крутимся как черти в пекле.
— Понимаем.— Санька дернул Кимку за рукав, присаживаясь поближе к Сергею Николаевичу.
Начал шепотом:
— Есть у нас с Кимкой на «крючке» один вредный парень. Жадина, второго такого не сыщешь. Опять же по вечерам якшается с какими-то подозрительными типами. Думаю, присмотреть за ним не мешает…
— Кто ж это? Выкладывай!..
— Федор Сундучков!
— Сундучков, говоришь? Федор? Вредный, значит?! — Бородин от удовольствия даже ладони потер.— Поди в цехе на него смотришь, как сокол на зайчишку, а?
— Хорош «зайчишка»! — Санька аж присвистнул, до того удивился словам Сергея Николаевича.— А зубы, чай, пострашней, чем у волка!
— Да, зубы у него крепкие. Куда там волку, если надо, и тигра загрызет! Вот и Лена его тоже считает опасным!.. Это хорошо! Вы вот что, в цеху к нему отношения не меняйте, можете даже и позлее на него посматривать, но…— Бородин погрозил пальцем,— никаких слежек, никакого вмешательства в его дела…
Ребята аж присели от удивления, лишь сейчас они начали кое о чем догадываться.
— Неужели он?! — спросил Кимка.
— Никаких вопросов, никаких загадок и отгадок!
— Но…
— Никаких «но». Все. Точка. Итак, «большой совет» считаем открытым! Ленок, у тебя выступление по первому вопросу?
Лена вышла на середину кухни, встала по стойке «смирно» и торжественно объявила:
— За отличную работу на заводе, а также за активную помощь чекистам в борьбе с врагами нашей Родины награждаются хромовыми сапогами Ким Иванович Урляев и Александр Григорьевич Подзоров! Награда вручается немедленно! — И Лена вручила один сверток Кимке, другой — Саньке.
— Но…— опять было начал Санька.
— Никаких «но»,— отрубил Бородин,— приказ подписан и обжалованию не подлежит! Примеряйте!..
Сияющие мальчишки распотрошили газеты и ахнули от восхищения: мягкие хромовые голенища сверкали, как антрацит. Головки по форме напоминали наимоднейшие штиблеты с утиными носами.
Голенища были неширокие и надевались, что называется, впритирочку. Санька и Кимка, кряхтя, скачут на одной ножке, Мария Петровна и Бородин радостно наблюдают за ребятами да посмеиваются. Наконец последнее усилие — и «женихи», как их назвала Лена, проходят парадным шагом, демонстрируя ноги под всеми углами.
— Как будто на нас шили! — восхищается Санька.
— Прямо по мерке! — Кимка прихлопывает ладонями по голенищам, словно собираясь плясать цыганочку.
— А вы как думали? — поясняет Мария Петровна, ликующая больше всех.— Сергей Николаевич специально приходил на прошлой неделе справиться, какой размер обуви вы носите. Так что ему и спасибо говорите…
— А эти вот для работы! — Она выносит из чулана две пары поношенных, но еще крепких яловых сапог с ноги Григория Григорьевича.— Малость великоваты будут, ну да велики — не малы, по лишней портянке подмотаете, и вся недолга!..
— Теперь мы богачи! — сияют ребята.
— Однако садитесь за стол, соловья то баснями не кормят! Проголодались поди — быка съедите!
Кимка и Санька переглядываются, на часах без четверти девять. Через пятнадцать минут их будут ждать на условном месте.
— Мы не хотим,— начали они отнекиваться, правда, не очень настойчиво.
Наскоро проглотив по тарелке картофельного пюре с тушенкой, запили крепким чаем. Перевернули чашки кверху донышком, что означало — сыты по горло, и разбежались: Санька юркнул к себе в комнату и стал облачаться в выходной костюм. Кимка побежал домой тоже для переодевания.
— Вот так каждый вечер! — посетовала Мария Петровна.— За книгу не усадишь!
— Женихи! — усмехнулась Лена.— Девчонки покоя не дают! А какую красавицу отхватил Александр — закачаешься!.. Дочка главного инженера. Девица видная, правда, говорят, с характером… Так что, будущая свекровь, готовься к близким баталиям…
— Ничего не поделаешь, Леночка. Хоть мы и начисто отрицаем госпожу судьбу, но от нее никуда не денешься! Как любил говаривать мой покойный родитель — царство ему небесное! — тот, кому быть повешенным,— не утонет! Будем надеяться, что пока это не настоящее… Не хотела бы я, чтобы Сашеньке досталась слишком красивая, да еще избалованная подруга.
— А может, она девчонка толковая, не такая, какой кажется на первый взгляд. Впрочем, говорю предположительно, ничего определенного о ней не знаю.— Эту фразу Бородин произнес уже всерьез.— А вот папенька у нее из фруктов, которого голыми руками не ухватишь. Человек себе на уме, но… талантлив и… со связями! Если дочка в него, то Саньке не позавидуешь…
— Еще бы! Попробуй только позавидовать, и ты узнаешь, где у нас зимуют раки и как зовут у Кузьки мать! — Лена шутливо погрозила крепким кулачком.
— Сдаюсь! — Бородин поднял руки над головой.— Мария Петровна, голубушка, научите, как избавиться от домашней тирании? И это, заметьте, при людях, а с глазу на глаз каково мне приходится? Такое не снилось и рабам Рима! — Сергей Николаевич говорит нарочито жалобным тоном, а лицо его излучает потоки радости, утверждая, что он, Бородин, самый счастливый человек на земле.
Мария Петровна понимающе усмехается, радуясь счастью своих молодых друзей.