— Пусть Ку́пер,— согласился Кимка,— Только это не по-русски, а по-американски… Ну, ладно. Ты вот что, Купер, спускай поскорее веревку, то есть легость, провизию примешь!
— Айн момент!
Старый, но еще крепкий легость, с шишкой на конце, просвистел в воздухе. Санька бросил его, как ковбои лассо. И если бы Соколиный Глаз не увернулся, петля захлестнула бы его.
— Эй, ты, красуля,— взревел вождь краснокожих,— за такие штучки карточку попортить могу!
Однако на Саньку эта угроза совершенно не подействовала. С Кимкой он мерился силами не раз и не два, и все у них выходило вничью, так что пугаться ему было нечего. Впрочем, Соколиный Глаз тоже военных действий открывать не собирался. Вместе с Сенькой он хлопотал возле мешка с провизией, помогая опутывать «пудовик» морскими петлями и узлами.
— Вира! — наконец скомандовал Сенька.
— Есть вира! — Мешок поплыл вверх.
— Как на военном корабле,— одобрил Кимка, подкручивая воображаемые усы. Он изображал из себя бывалого капитана — глядите, мол, и мы не лыком шиты! — Боцман, свистать всех наверх! По местам стоять, с якоря сниматься! — подал он отвальную команду. И, сунув в рот милицейский свисток, издал такую отчаянную трель, что дружки зажали уши ладонями.
— Вот это дал! Чуть барабанные перепонки не вышиб,— похвалил Санька.
— Наверное, в Гамбурге было слышно,— добавил уважительно Сенька,— до сих пор в ушах горох перекатывается.— И он затряс головой.
Похвалы для Соколиного Глаза — как суконка для медяшки: чем их больше, тем больше сияния. Санька попробовал взять реванш:
— Предлагаю провести стрелковые занятия,— сказал он,— будем бить из лука по мишени. Кто за?
— Дело стоящее,— поддержал Сенька.— Толковые луки найдутся?
— Факт! — Санька приволок три богатырских лука и три колчана стрел.
Сенька почтительно осмотрел полуметровую оперенную стрелу, потрогал пальцем кончик металлического наконечника — острый ли? — и изрек:
— Экстра класс, аллюр три креста! — Оттянул тетиву: — Упругая!
— Любую фанеру, как бумагу, просаживает с двадцати шагов,— заверил Санька.
— А петухов? — сострил Сенька.
— Запросто,— рассмеялся Санька,— и сразу в суп!
— Я же ненарочно,— начал оправдываться Кимка,— и потом… с первой же получки обещаю купить пожарничихе не петуха, а даже страуса. А что,— ухватился Кимка за столь блистательную идею,— и куплю!
— Тогда уж лучше крокодила,— съехидничал Сенька.
— Почему крокодила? — обиделся Кимка.
— Забот меньше и прокормить легче.
— Легче? — подыграл Санька.
— Мальчики, а не закусить ли нам, пока нас самих не слопали? — предложил Сенька.— Кто за, поднимите руки. Я голосую двумя.
Вверх взлетело еще четыре руки. Санька с Кимкой почувствовали, что они голодны, как никогда.
Расстелив несколько газет на верхней палубе, вывалили на них все свои запасы. Сенька с Кимкой начали с хлеба и сала. Они ели удивительно вкусно, азартно и в то же время весело. Глядя ни них, решил приобщиться к «хохлацкой еде» и Санька. До сих пор от одного вида сала его начинало тошнить. А тут вдруг, что называется, слюнки потекли…
Куснул — понравилось. Куснул еще.
— Сила!
— А ты с лучком, с лучком! — посоветовал Кимка.— Еще вкуснее. Держи луковицу!..
Санька последовал дружескому совету. Ничего — не умер, лишь слезы из глаз потекли…
«Жаль, мама не видит,— с грустью подумал он,— вот бы порадовалась!» Покончив с салом, принялись за колбасу. Санька с Кимкой явно стали сдавать, зато Сенька только-только начал разворачиваться.
— Ешьте, майки не лопнут,— сострил он,— потом… от еды не похудеешь. Лучше переесть, чем недоспать, лучше переспать, чем недоесть…
Пример Гамбурга подействовал на друзей ободряюще. Они поднатужились и благополучно покончили с колбасой…
Завершив трапезу, около получаса валялись на палубе — приходили в себя. Потом стали готовиться к стрелковым состязаниям. Подновили мелом круги на мишенях, приладили фанерные цели к рубке.
— А денек,— охнул Санька,— как на заказ!
— Тропики Козларога! — щегольнул Кимка знанием географии.
— Козерога,— поправил Сенька.— Ах ты, ученик-мученик!
— Па-а-дума-ешь, ака-де-ми-ки! Па-а-смотрим, кто из нас на деле чего стоит! — и Кимка первым подошел к боевой позиции, обозначенной меловой черточкой. Пробормотав себе под нос: «Ветер, ветер, не чуди, стрела в десятку попади», а может быть, что-нибудь другое, Соколиный Глаз тщательно прицелился и отпустил тетиву. Стрела с мягким жужжанием полетела в цель. Раз!
— Единица! Единица! — закричал Санька,— Теперь я!.. Учись, Соколиный Глаз!
Помусолив палец, поднял его, определяя направление и силу ветра.
— Понятно, целить надо на два пальца правее «яблочка»…
Запела Санькина стрела. Все трое бросились к мишени.
— Десятка!.. «Яблочко»!.. Поздравляю! — Гамбург от души пожал Саньке руку. Победитель церемонно поклонился:
— На том стоим!
— Покрепче, чем из самопала! — восхищался Кимка, рассматривая фанеру, пробитую насквозь.
— Экстра-класс! — изрек Сенька.— Амба-карамба якорь на дне!.. Тут я пас. С таким снайпером тягаться не берусь… Зато я ножом могу!
— Ха, удивил! — Соколиный Глаз упер руки в бока: — Да ножом попасть в щит всякий дурак сможет!..
— А вот и не всякий! — вскипел Мститель.— Я за пятнадцать шагов!.. У кого есть нож?
— Сейчас принесу.— Санька нырнул в носовой отсек. Когда он поднялся на верхнюю палубу с кухонным тесаком в руке, Кимка и Сенька чуть не умерли со смеха.
— Этой «машиной» только дрова колоть,— сквозь слезы выдохнул Сенька.
— Или вместо якоря бросать! — проржал Кимка.— Ох, Меткая Рука, ну и отмочил!..
Санька нахмурился:
— Ничего смешного не вижу. Нож как нож!.. А у вас и такого нет…
— У нас? У меня? — возмутился Соколиный Глаз.— А это что? — и он выхватил из-за пояса стилет, сорвал клеенку, и… мальчишки ойкнули от восторга:
— Вот так штука!
Сенька, осмотрев стилет со всех сторон, задумчиво промолвил:
— Софроновский… Как он к тебе попал?
— На свалке нашел.
— А Пятка на меня грешил.— Сенька положил стилет на ладонь ручкой вперед и, отсчитав от мишени пятнадцать шагов, занял боевую позицию.
— Командуй! — сказал он Кимке.
— Внимание,— напыжился счастливый обладатель стилета,— приготовились!.. Пли!
Сенька резко взмахнул рукой, и стилет полетел к цели.
Дзинь! — клинок по рукоятку ушел в фанеру.
— Знаменито сработано! — Кимка аж присвистнул.— Точность, как в аптеке на весах!
— А ну, дай я попробую,— встряхнул золотистым чубиком Санька.
— Сначала я,— отрезал Кимка.
— Почему ты?
— Потому что потому, дом в дыму, дымы в дому!
Санька надул губы:
— Если твой стилет, так ты и задаешься, да?
— Хватит, петухи,— развел Сенька наскакивающих друг на друга дружков.— Без обиды, бросим монету. Орел или решка?
— Орел,— буркнул Санька. Монета взлетела вверх.
— Орел,— объявил Гамбург.
— Жилда на правду вышла.— Санька, успокоенный, приступил к метанию. Но из всех его стараний ничего не вышло. Стилет ударялся в фанеру или плашмя, или рукояткой.
Кимке не везло тоже. Как он ни пыжился, как ни изловчался — ни одного попадания в цель.
— Ежедневная тренировка нужна,— пояснил Сенька.— Поначалу и у меня не получалось… Давайте поупражняемся.
Когда упражнения со стилетом надоели, мальчишки стали играть в потерпевших кораблекрушение. Они излазали все баржонки, только на «Марата» взобраться не решились — а вдруг там Степка Могила и днем отсиживается!..
Сколотив из обломков топчанов плот, часа два катались по Воложке. Незаметно подкрался вечер. Едва солнце зацепилось за гребни островерхих бугров, похожих на шапки кочевников, как храбрость у мальчишек начала убывать с поразительной быстротой. Вдруг ни с того ни с сего командирские приказы стали отдаваться приглушенными голосами. Глаза ребят помимо их воли начали косить в сторону «Марата».
Первым не выдержал Кимка:
— Пора на «Аладина»,— угрюмо буркнул он.— Как бы не напороться на этого.
Урляев даже не рискнул назвать бандита по имени.
Перспектива подобной встречи не улыбалась даже Меткой Руке, о Мстителе же говорить не приходилось. У того, что называется, давным-давно язык прилип к гортани. Боязливо поглядывая в сторону Степкиного логова, мальчишки бодрой рысцой затрусили к своему «линкору». На «Аладине» они себя почувствовали почти в безопасности.
Расстелив курточки на главной палубе возле самого фальшборта, ребята затаились.
Вечерний воздух густел. Все предметы вокруг стали менять свои привычные очертания. Лезвия чакана распухли и укоротились. Ветлы, закруглившись, стали походить на шары, потом шары приплюснулись и превратились в гигантских ежей…
Усилилось стрекотание кузнечиков, заквакали, забулькали болотные соловьи — лягушки.
«Страшно как,— подумал Санька,— и зачем только я удрал из дому!..»
Темнота стала темной, как смола. Где-то по соседству заухал филин.
— Не к добру это,— дрожащим голосом произнес Кимка.
Чирикнул скворец.
— Что за наваждение! Откуда ему взяться в столь поздний час?
Под чьими-то тяжелыми ногами жалобно захрустел чакан. Кимка пополз к трюму.
— Куда? — цыкнул Сенька.— Дезертируешь!
— Не-е… Я… за… салом… проголодался чего-то…
— Так мы его съели.
В это время сиплый басок спросил:
— Ты, Могила?
— Я, Чемоданыч.
— Один?
— Один.
— А Яшка?
— Возле Ленки хороводится. Следит, чтобы в НКВД не пошла…
— Не пойдет,— отрубил бас.
— Кто это? — спросил Санька. Хотя он все еще трусил, но не так, чтобы ничего не соображать. Разведчик, таящийся в сердце каждого мальчишки, уже дал о себе знать.
Раньше других победил свой страх Сенька. Во-первых, он был на целый год старше своих приятелей, во-вторых, трудная самостоятельная жизнь давно уже научила его не терять головы в самом опасном положении. Глядя на друзей, ободрился и Кимка.