…возможно, вы не совсем уверены, что сумеете успешно пройти всю программу мерчендайзинга модной одежды. Что ж, могу сделать вам особое предложение, которое облегчит для вас задачу. Почему бы не начать с первого раздела программы. Это не потребует от вас долгосрочных обязательств и предоставит возможность…
Синтетическая веревка, развернутая картонная катушка от рулона туалетной бумаги, розовая капсула от тампона.
Вдруг у него за спиной – глубокий вздох, вздох отчаяния и усталости. Куойл обернулся. В сотне футах от него – плавник, черный, блестящий. Это всплыл, а потом заскользил под молочной поверхностью воды минке[37]. Куойл уставился на воду. Вот он снова вынырнул, вздохнул и скользнул под воду. Крылья клубящегося тумана при его погружении разлетались футов на пятьдесят.
Что-то, состоящее из узлов и завитушек, привлекло его внимание. Предмет был заткнут в расщелину камня. Куойл попробовал вытащить его, раскачивая, потом дернул. Предмет оказался у него на ладони. Замысловатые узлы, петли и спирали из лески. В том месте, где предмет оторвался от камня, леска лопнула. Он перевернул свою находку и увидел заржавевшую булавку. Повертев так и эдак, стал различать в плетении узор: причудливое насекомое с двойными крылышками и гофрированным тельцем. Леска оказалась не леской, а человеческим волосом – иссохшим, желтовато-серым, с прожилками. Что-то из зеленого дома, оставшееся от покойных Куойлов. Он с отвращением швырнул брошь в пульсирующее море.
Поднимаясь обратно к дому и добравшись до хвойной рощицы, он услышал громкое тарахтение мотора. Лодка дори направлялась к берегу, и он подумал было, что это Дэннис, но разглядел истертую, облупленную краску, въевшуюся в дерево сажу. Лодка замолкла. Мужчина на корме заглушил мотор, поднял винт из воды. Лодка тихо качалась в тумане. Голова мужчины была опущена, седые коротко остриженные волосы, запавший рот. Куртка грубо оторочена разлохматившейся бахромой. Старый, но сильный. Рванул шнур стартера. Ничего. Опустил винт, снова и снова рванул промасленный шнур. Мотор неровно затарахтел. Через минуту человека и лодку поглотил туман. Рокот мотора затихал, удаляясь в южном направлении, к перчаточной фабрике, к руинам Опрокинутой бухты.
Куойл карабкался вверх, цепляясь за камни и ветки. Подумал: если прийти сюда с топором и пилой, соорудить по несколько ступенек из прочного, обработанного дерева на самых крутых участках, перекинуть мостик через залитые водой мхи и гравий, получится прекрасная дорожка для прогулок к морю. Отчасти он уже ощущал это место своим.
– А мы уж подумали, что тебя чайки унесли.
Запах кофе, ребячий гам, тетушка в отглаженных синих джинсах, с волосами, убранными под шарф, намазывает маслом тост для Саншайн.
– Приезжал Дэннис на грузовике. Им с тестем нужно нарубить дров. Он сказал, что погода портится, поэтому тебе стоит закончить крыть крышу. По его словам, на это уйдет день-полтора. Он оставил тебе свой плотницкий фартук с инструментами. Не знал, есть ли у тебя свои. Сказал, что под вон тем пластиком лежит еще пять или шесть листов кровли. Он не знает точно, когда сможет вернуться. Может быть, в среду. Смотри, что он принес девочкам.
На столе лежали два маленьких молоточка с обструганными ножом рукоятками. Горлышки рукояток были покрашены, одна – красной полоской, другая – синей.
Куойл почувствовал себя так, будто сидит в вонючей яме, которую накрыло черное крыло. Он никогда не лазал на крышу, никогда не настилал кровлю. Он налил себе чашку кофе, расплескал его на блюдце, отказался от тоста, сделанного из хлеба, испеченного Дэннисовой женой.
Подойдя к основанию лестницы, он посмотрел наверх. Высокий дом. Какова точно его высота, он не знал. Крутой скат крыши. На Ньюфаундленде крыши были в основном плоскими, но Куойлам, видимо, пришлось сделать крутой уклон.
Он набрал воздуха в легкие и начал подниматься.
Алюминиевая лестница пружинила и пела под ним. Он лез по ней медленно, крепко хватаясь за перекладины. У края крыши посмотрел вниз – высоко ли будет падать. Скала бездушно сверкала слюдой. Он перевел взгляд на крышу. Рубероид был уже настелен. Кровля – только наполовину. Наверху прибита деревянная перекладина. Сесть на корточки на этой перекладине и прибить остальные кровельные панели? Самое трудное – добраться до нее. Он медленно спустился обратно на землю. Саншайн смеялась на кухне, постукивал маленький молоточек. Благословенная земля под ногами!
Однако, надев плотницкий фартук Дэнниса, с тяжелой сумкой, набитой кровельными гвоздями, и молотком, бьющим по ноге, он все же полез наверх. На полпути вспомнил о кровельных листах, опять спустился и взял три из них.
Теперь он мог держаться только одной рукой, в другой были битумные листы. На вершине лестницы настал трудный момент. Лестница поднималась на несколько перекладин выше крыши, и нужно было сойти с нее вбок, переступив на край крыши, а дальше ползти по ней вверх, ощущая пустоту под собой.
Он неловко скорчился на перекладине и увидел, что Дэннис прибивает кровельные листы ярусами. До рейки следующего яруса он мог легко дотянуться, а потом нужно будет переместить перекладину в следующую позицию. Верхушки елей внизу пробивались сквозь туман грязными пятнами. Он слышал медленное дыхание прибоя. Несколько минут ничего не делал. Все оказалось не так плохо.
Куойл положил три принесенных им кровельных листа позади себя на скат крыши. Взял один, медленно состыковал его с последним, уложенным Дэннисом, стараясь точно соблюдать пятидюймовый перехлест. Достал из фартука несколько гвоздей, осторожно вытащил из-под себя молоток, вынул его из кожаной петли. Прибил лист. Когда он приколачивал третий гвоздь, из-за его спины послышался громкий шорох, это два оставшихся листа съезжали вниз по скату крыши. Он придержал их молотком. Приладил второй лист. Прибил его. Потом третий. Это оказалось нетрудно, только неудобно и страшновато.
На сей раз Куойл положил кровельные листы на плечо и снова полез наверх. Так было удобней, и ему не пришлось ползти, чтобы взобраться на крышу. Он положил листы на коньковый брус и снова принялся за работу. Раз или два посмотрел на море, увидел очертания танкера на горизонте, походившие на водяную змею, скользящую по поверхности воды.
Теперь он укладывал последний ряд, и это было легче, поскольку он мог сидеть верхом на гребне крыши. Гвозди легко входили в дерево.
– Привет, папочка.
Услышав голос Банни, он собрался было опустить взгляд на землю, но взгляд остановился раньше. Девочка стояла на лестничной перекладине, возвышавшейся над крышей, и старалась перенести ногу на крышу. В руке у нее был молоточек с красной полоской. Словно в свете моментальной вспышки, Куойл мысленно увидел, как Банни ставит ногу на крутую крышу, делает шаг по ее краю и падает, переворачиваясь в воздухе, с пронзительным криком, прямо на скалу.
– Я буду тебе помогать. – Ее ножка уже касалась крыши.
– Ох, девочка моя, – выдохнул Куойл. – Стой на месте. – Он говорил спокойно, но очень настойчиво. – Не двигайся. Стой и жди меня. Я иду к тебе. Держись крепко. Не ступай на крышу. Дай мне добраться до тебя. – Отец гипнотизировал свое дитя голосом, приковывал к месту взглядом, мелкими шажками спускаясь по опасному скату крыши, не глядя себе под ноги, и наконец схватил Банни за руку. Молоточек выпал из ее ладошки. – Не двигайся, не двигайся, не двигайся, – повторял он. Внизу о скалу ударился раскрашенный молоточек. Куойл грудью прижал Банни к лестнице.
– Ты меня раздавишь!
На дрожащих ногах Куойл начал спускаться, одной рукой хватаясь за перекладины, другой крепко обхватив девочку за талию. Лестница дрожала в унисон с ним. Он поверить не мог, что она не сорвалась вниз, потому что в течение каких-то трех ужасных секунд словно бы пережил наяву ее смерть, услышал ее пронзительный крик и ощутил, как хватает руками пустоту.
12. Кормовая волна
Чтобы предотвратить соскальзывание узла, необходим момент трения, а для трения необходим тот или иной способ давления. Это давление и место внутри узла, где оно возникает, называется «захват». Надежность узла целиком зависит от его захвата.
Это было похоже на зеркальное письмо. Малейший поворот руля при задней передаче бросал прицеп в противоположную сторону, поэтому Куойл все время косился в боковое зеркало. Прицеп без конца рыскал и льнул к кабине, словно складной нож к рукоятке, дважды он ударился о новый причал. Куойл чуть было не решил бросить это занятие, когда эта штуковина встала наконец ровно и въехала в воду. Видимо, в этом и состояла хитрость.
Куойл выбрался из кабины и осмотрел прицеп. Колеса были в воде, лодка готова к спуску. Его рука уже легла на ручку управления наклоном кузова, когда он вспомнил о швартовой веревке. Вот была бы потеха: спустить лодку на воду и смотреть, как она уплывает прочь.
Он привязал носовой и кормовой тросы, после чего дернул ручку наклона кузова. Лодка соскользнула в воду. Он ослабил трос лебедки, выкарабкался на причал и привязал лодку. Конечно, это операция для двоих мужчин. Потом он вернулся к прицепу, поставил кузов в горизонтальное положение, смотал трос. Пятидесятидолларовая лодка была спущена на воду.
Он забрался в нее, вспомнил про чертов мотор, который все еще лежал в его универсале. Принес его на причал, поставил ногу на борт, свалился в лодку и ругнулся в адрес всего, что плавает по воде: от дрейфующего бревна до супертанкера.
Куойл не заметил, что поставил мотор в положение, при котором нос лодки задрался кверху, как нос охотничьей собаки, учуявшей птицу. Налил в него бензина из красной канистры.
Мотор завелся с полоборота. Куойл сидел на корме. На корме своей лодки. Мотор работал, рука Куойла лежала на румпеле, на пальце поблескивало обручальное кольцо. Он перевел рычаг переключения передач на задний