Так я ни в жисть не сяду в такую лодку, из пропаренного дерева. Она слабая.
– Я думал, вы заранее заготавливаете материалы.
– Не, парень, я из сохлого дерева не строю. Если лодка сделана из сохлого дерева, она воду всасывает знаешь как и обратно уж не отдает. А если строить из живого дерева, вода в него никогда не всачивается. Не, я из сохлого дерева не строю.
30. Солнце в облаках
Куойл с дочерьми, взъерошенные, во влажной от тумана одежде, шли от дома Бити и Дэнниса в «Морскую чайку», где угнездилась тетушка. Саншайн, крепко державшаяся за руку Куойла, все время поскальзывалась, пока он не догадался, что это игра, и не велел ей прекратить.
Дорога блестела под луной как будто в свете мотоциклетной фары. Морозный декабрьский туман сковал мир черным льдом, все северное побережье выстыло суровым холодом. Ехать на машине было невозможно, хотя раньше он ездил до Малой бухты Отчаяния и обратно, отслеживая разлив нефти. Теперь тема отработана. Старый мистер Ай лежал в больнице с пневмонией. Поверхность бухты была покрыта нефтяной пленкой.
Они прошли через вестибюль, привычно пропахший химическим запахом искусственных цветочных лепестков, в столовую, где ждала тетушка. Миновали пустые столики. Банни вышагивала степенно, Саншайн бросилась к тетушке, споткнулась, рухнула и разревелась. Так что ужин начался со слез. От оконных стекол веяло холодом.
– Бедняжечка, – сказала тетушка, осматривая покрасневшие коленки Саншайн.
Официантка направилась к ним по вытертому ковру, одна ее туфля при каждом шаге издавала звук, подобный вздоху.
Куойл выпил банку томатного сока, отдававшего жестянкой. Тетушка опрокинула виски и несколько стаканов имбирного эля. Потом подоспел суп из индейки. В тарелке Куойла плавала шейная жила.
– Должна сказать, что после первого дня тишины и покоя я начала скучать по вам всем. Очень сильно скучать.
Лицо у тетушки было краснее обычного, в голубых глазах блестели слезы.
Куойл рассмеялся.
– И мы по тебе скучаем. – «Ночуя в подвале у Бити и Дэнниса», – мысленно добавил он. Ему и впрямь не хватало необременительной тетушкиной компании, ее привычки, не откладывая, решать проблемы.
– Папа, а помнишь маленькие красные чашки с картинками в доме Уэйвиной тети?
– Да, Банни, помню. Прелестные чашки.
– Я пишу письмо Санта-Клаусу и прошу его принести нам такие же. Мы в школе пишем письма Санта-Клаусу. Я даже нарисовала эти чашки, чтобы он не ошибся. И голубые бусы. И Марти написала то же самое. Пап, а знаешь, Марти пишет букву «с» наоборот.
– А я хочу лодку с палочкой и веревочкой, – сказала Саншайн. – Ее нужно поставить на воду, подтолкнуть палочкой, и она поплывет! А потом потянуть за веревочку – и она вернется! – Девочка безудержно захохотала.
– Именно такая лодка нужна и мне, – пошутил Куойл, жуя холодную булочку.
– И если мне подарят такие красные чашечки, тетушка, я угощу тебя чаем, – сказала Банни.
– А я выпью его с особым удовольствием, милая, – отозвалась тетушка.
– Кто заказывал морские гребешки? – спросила официантка, держа в руке белую тарелку с мертвенно-бледными комками, горкой риса и кусочком бесцветного хлеба.
– Это для меня, – сказала тетушка и, хмуро глядя на свою бледную еду, шепнула Куойлу: – Лучше бы пошли в «Шкипера Уилла» и поели бургеров с кальмаром.
– Когда мы бываем у Бити, она иногда готовит свиные щечки и ножки, – сказала Банни. – Я их обожаю.
– А я ненавижу, – подхватила Саншайн, с шумом всосав со дна стакана остатки сока.
– А вот и нет. Ты всегда съедаешь все до последнего кусочка.
Принесли тресковые щечки с картошкой.
– Гм, – сказала тетушка, – у нас получается что-то вроде «информационного ужина». У меня тоже есть сообщение. Хорошая новость и плохая новость. Хорошая состоит в том, что я получила крупный заказ, выполнение которого займет бо́льшую часть зимы. Плохая – в том, что работать придется в Сент-Джонсе. В свете последних событий я много думала о своем бизнесе. Давайте признаем: здесь владельцев яхт не так много, как на Лонг-Айленде. В списке портов для захода Ньюфаундленд стоит у яхтсменов отнюдь не на первом месте. Это меня беспокоило. Потому что за последние полтора месяца заказов было – кот наплакал. Если бы не загадочные деньги с Макао (впрочем, для меня не такие уж загадочные – подумать только, какая странная женщина: расчленяет собственного мужа и при этом возвращает долги!), я оказалась бы на мели. Вот я и стала шевелить мозгами. На Ньюфаундленде интенсивное коммерческое судоходство. Может, я подняла не тот флаг? Может быть. Я попробовала изменить название, на старое заказчики толпами не валили. Как вам, спросила я у миссис Мейвис Бэнгз, такое: «Драпировка судов от Хэмм»? То есть это могут быть яхты, могут быть танкеры – словом, все, что плавает. Ей понравилось. Тогда я обзвонила судоремонтные верфи в Сент-Джонсе, представилась хозяйкой фирмы «Драпировка судов от Хэмм», и оказалось, что в нас есть нужда. Приступаем с места в карьер: крупный заказ – грузовое судно «Рим», сильно пострадавшее от пожара. Полностью разрушен мостик, обивка в офицерской кают-компании, в комнате отдыха экипажа – все испорчено дымом и водой. Работы – на несколько месяцев. Так что я забираю с собой в Сент-Джонс Дон и миссис Мейвис Бэнгз, и мы будем работать там, пока не закончим. Владельцы выбрали ногехайд[74] цвета бургунди и темно-лазурный, очень умно. Натуральная кожа – не для всех. К тому же она плесневеет, как ты знаешь. Дон ждет не дождется переезда в Сент-Джонс. Банни, заправь салфетку за воротник, чтобы не измазать одежду кетчупом. Ты же такая неряха.
– Папа, – сказала Банни, – а я кое-что умею делать. Шкипер Алфред меня научил. Называется «Солнце в облаках».
– Да? – сказал Куойл, макая кусочек тресковой щечки в стальную пиалу с соусом тартар. – Но, тетушка, где ты там будешь жить? Номер в отеле на два месяца обойдется в целое состояние.
– Смотри! – сказала Банни, хитроумно наматывая на пальцы веревочную петлю.
– А это еще одна хорошая новость, – сказала тетушка, жуя морской гребешок. – «Атлантические ремонтники» держат две квартиры как раз на такой случай. Мистер Малт – это человек, с которым я имею дело в компании, – говорит, что им часто приходится приглашать экспертов в разных областях – по напряжениям и деформациям металла, по конструкциям винта, инспекторов и так далее. Вот и нам предоставляют одну из этих квартир бесплатно. В ней две спальни. Это часть сделки. Есть там и рабочее пространство. Мы установим свое оборудование. Брат Дон поможет нам погрузить все в кузов моего пикапа. Ногехайд уже откуда-то везут, из Нью-Джерси, кажется. Мы отбываем в конце следующей недели. А все благодаря изменению названия.
– Звучит весьма авантюрно, тетушка.
– Весной я вернусь, и мы сможем снова переехать в зеленый дом, как только откроется дорога. Это подсластит ожидание. Я имею в виду – если ты все еще намерен туда вернуться. А может, ты хочешь уехать обратно в Нью-Йорк?
– Я в Нью-Йорк не хочу, – заявила Банни. – Марти Баггит – моя подруга до конца жизни. Но когда вырасту, я туда съезжу.
Куойл тоже не собирался возвращаться в Нью-Йорк. Если жизнь – электрическая дуга между тьмой и тьмой, то первая часть его жизни прошла в ровном тусклом свечении. И вот он как будто нашел поляризующую линзу, которая углубляет и делает более контрастным все, на что смотришь через нее. Он вспоминал себя в Мокингбурге, нелепого, смиренно принимавшего все, что с ним происходило. Неудивительно, что любовная стрела пробила ему сердце и легкие, заставив истекать кровью.
– Папа, – чуть не плача, сказала Банни. – Я уже второй раз показываю, а ты не смотришь. И тетушка тоже.
– Я смотрю, – сказала Саншайн. – Но ничего не вижу.
– Может, тебе очки нужны? – спросила тетушка.
– Прости, Банни, детка. Покажи еще раз. Я весь внимание.
– И я тоже, – подхватила тетушка.
Девочка туго натянула веревочную петлю, несколько раз, нырнув средними пальцами, как челноками, под тот или иной край, намотала ее так, что большие и указательные оказались в четырех углах образовавшейся фигуры.
– А теперь смотри на солнце, – сказала она. – Солнце – это дырочка посередине, остальное – облака. Смотри, что сейчас будет. – Она стала медленно растягивать фигуру, дырочка в середине становилась все меньше, меньше и наконец исчезла.
– Эта игра называется «Кошкина люлька», – сообщила Банни. – Я умею еще и по-другому. Шкипер Алфред знает сотни таких игр.
– Просто невероятно, – восхитился Куойл. – Это шкипер Алфред дал тебе веревочку? – Он взял гладкий шнурок из рук девочки, насчитал на нем семь крошечных узелков, концы бечевки были связаны неуклюжим узлом, который называется «простой кноп»[75]. – Ты сама завязала эти узелки? – спросил он непринужденно.
– Я завязала вот этот. – «Простой кноп». – А веревочку нашла сегодня утром в машине, на спинке твоего сиденья, папа.
31. Бывает, иногда просто вырубаешься
У моряка в плавании очень мало возможностей заменить предмет, упавший за борт, поэтому вытяжные шнурки с узелками приделывают ко всем предметам, которые выносятся на палубу – к такелажным свайкам и шлагтовам[76], банкам с краской и помойным ведрам, карандашам, очкам, головным уборам, табакеркам, складным ножам, кисетам, кошелькам, амулетам, боцманским свисткам, часам, биноклям, трубкам и ключам – и вешают на шею, на плечо или прикрепляют к запястью, к петлице, к поясу или подтяжкам.
«21 ноября “Галактический вихрь”, железнодорожный паром-ролкер[77], двухкилевой, с двумя воздушными винтами изменяемого шага, вышел из Сент-Джонса в Монреаль», – писал Куойл, еще не согревшийся после экскурсии на поврежденное судно, предпринятой на рассвете.