В десять часов утра горничная постучала в дверь, потом просунула голову в щель и сказала: «Уборка номеров, дорогой!»
– Подождите полчаса, – отозвался Куойл усталым, безжизненным голосом.
– Наверняка вы были на вечеринке, где утопили лодку! Харриет говорит, что кухня хочет отменить завтраки, потому что они встанут только к обеду. Сказать, чтобы оставили вам яиц и чаю?
Но Куойл стоял на коленях перед унитазом, рыгая, тужась, страдая и ненавидя себя. Голос горничной доходил до него, словно жужжание осы в банке. Наконец он открыл кран в ду́ше, встал под горячие колющие струи, подставив голову прямо под лейку и чувствуя, как головная боль понемногу отступает. У него болели ноги.
После горячего душа воздух в комнате показался ледяным. Одежда громоздилась на полу, как куча искореженного металла. Он оделся. Когда наклонился, чтобы зашнуровать ботинки, головная боль вернулась, выдавливая глаза из орбит, а желудок болезненно сжался.
Небо за окном выглядело грязным, ветер нес по улицам песок. Мимо проехало несколько грузовиков, извергая спирали черного дыма из выхлопных труб. Холодно. Рукав его куртки был разорван от манжета до локтя.
Внизу Харриет, ухмыляясь, заметила:
– Я слышала, что вечеринка удалась.
Куойл кивнул.
– Вам нужно выпить чашку чаю. Горячего крепкого чаю.
– Дома попью, – ответил Куойл. – Мне сегодня утром нужно съездить туда, забрать кое-какие вещи.
Ботинки Саншайн, лишние рукавички для девочек, свои оставшиеся рубахи, библиотечную книгу, просроченную уже на несколько недель. Кое-какие инструменты. Предполагалось, что днем он заедет к Элвину Йарку. В голове смутно всплыло воспоминание о том, что трейлер Натбима разбит вдребезги. Значит, они не смогут в нем жить? С трудом попав монеткой в щель автомата, он позвонил Натбиму. Никто не ответил.
– Сегодня вечером обещают снег, – сказала Харриет, хрустнув газетой. – Что слышно от Агнис? Нравится ей в Сент-Джонсе? Я знаю, что Дон очень нравится. Она моя кузина, младшая дочь Арки. Похоже, она там наслаждается жизнью. Говорит, что никогда больше сюда не вернется.
– Наверное, ей там хорошо, – отозвался Куойл. Его трясло.
На улице он не смог найти свою машину. Заставил себя вернуться к Натбимовой вечеринке и вспомнил, как ночью шел пешком много миль до дома Уэйви. Как заглядывал в окно. Машина, наверное, осталась возле трейлера Натбима. Или он ее разбил, съехав с дороги? Или утопил в море? Куойл не знал, но дошел до стоянки «Портового такси» и поехал к трейлеру. Хотя видеть его он хотел сейчас меньше всего на свете.
– Так вот где было большое веселье! – сказал водитель. – А я и не знал. Видал я вечеринки, которые растягивались на три, а то и четыре дня. Теперь уж так не гуляют, сынок. Эх, прошли хорошие времена, – и уехал.
Его универсал стоял здесь, но с вмятиной на двери. Семь или восемь банок пива валялось на заднем сиденье. К крылу прилипли сморщенные кружочки ветчины. Трейлер перекосился, почти встав на дыбы. Двор блестел от осколков бутылочных стекол. Никаких признаков присутствия ни Натбима, ни его мотоцикла, ни лодки у причала. Неужели он уплыл ночью, пьяный, не попрощавшись? Болтается сейчас где-то в Атлантике с головой, сжатой тисками.
Куойл вспомнил про бочонок, полный мочи, про крохотные алюминиевые комнатки. Он не хотел жить в трейлере.
Бити встретила его чашкой чая и холодным взглядом.
– Я ночевал в гостинице, – сказал Куойл. – Ты, наверное, догадалась.
– А вид такой, будто ты ночевал в собачьей конуре. Вот уж от тебя я такого не ожидала, Куойл.
– Я и сам от себя такого не ожидал. – Чай, обжигающе горячий, с двумя кусками сахара и молоком действовал целительно. – Дэннис уже встал?
– Да. Вообще-то он и не ложился. Явился сюда с несчастным Натбимом уже засветло; они взяли какие-то инструменты и отправились будить остальных – всех, кто топил лодку. Бедный мистер Натбим.
– Лодку утопили? Я этого не видел. Я ушел раньше и ничего не видел. Сейчас там никого и ничего нет.
– Они поехали за подъемным краном. Дэннис сказал, что прошлой ночью на всех нашло какое-то безумие. Им показалось хорошей шуткой задержать здесь бедного Натбима, расколошматив его лодку. Так что теперь им же придется ее чинить.
– Господи Иисусе, – сказал Куойл. – А я думал, что Натбим уплыл ночью.
– Он был в таком состоянии, что и дорогу-то перейти не смог бы, не то что уплыть.
– Папа, знаешь, что случилось? Догадайся. Я заболела. И Банни тоже. И Марти.
Саншайн стояла в дверях, пижама висела на ней как на вешалке, из носа текло. В руках она сжимала лист бумаги.
– Бедная моя девочка, – сказал Куойл, сажая ее на колени и макая в чай кусочек тоста для нее.
– Они все простудились, – объяснила Бити.
– А я собирался поехать сегодня утром в дом и взять их с собой. Они уже неделю висят на твоей шее. Тебе нужно отдохнуть.
– Да они мне как свои, – ответила она. – Но, может, ты побудешь с ними немного завтра днем? Уинни тоже будет здесь, но мне, знаешь, хотелось бы, чтобы в доме был кто-то взрослый. Мы с Дэннисом собирались навестить его родителей. Они пригласили нас пойти вместе с ними на службу, а потом пообедать у них. Мы бы и детей с собой взяли, но они все чихают и кашляют.
– Я с удовольствием останусь с ними, Бити. Ты нам так помогаешь. Вчера вечером я видел Дэнниса и Джека вместе. Значит, отношения между ними налаживаются?
– Да все это в значительной мере сплетни. Отношения между ними никогда не были плохими. Побесились немного и скоро помирились. А сплетники сделали из мухи слона.
Куойл ощущал жар, исходивший от Саншайн. Он посмотрел ее рисунок. Вверху – фигура с ушами-кактусами и спиральным хвостом. Ноги тянулись до нижней кромки листа.
– Это обезьяна. Она вытянула ноги, – объяснила девочка. Куойл поцеловал ее в горячий висок, памятуя о той гнетущей силе, которая вынудит ее рисовать деревья-брокколи с коричневой корой.
– Трейлер Натбима выглядел сегодня плачевно. Вчера ночью из-под него вытащили одну опору. Думаю, лучше я буду жить с детьми в доме, чем в этом трейлере. Если смогу что-нибудь найти. Может, ты услышишь, что кто-нибудь сдает дом на время.
– Ты говорил с Берками? Они во Флориде. У них хороший дом. Они хотят его продать, но пока могут согласиться и сдать. Сначала не хотели, но покупателей с ходу не нашлось. Это на дороге в Мучной мешок. Ты проезжаешь мимо него два раза в день. Серый дом с табличкой «Продается» перед входом. Там, на углу.
– С черно-белым забором из штакетника?
– Да-да.
Он знал этот дом. Добротный, с голубыми наличниками, стоит высоко – как будто для того, чтобы жена моряка могла из окна видеть гавань, ожидая возвращения мужа из плавания.
– В понедельник постараюсь разузнать. Нам бы дом наверняка подошел, но купить его я не могу. Я вбухал кучу денег в тот, старый, на мысу. У меня мало что осталось. Деньги девочек я не трону, это для них. Ладно, план таков, – сказал он, обращаясь наполовину к Саншайн, наполовину к Бити: – Сейчас я поеду в зеленый дом, заберу оставшиеся вещи. Потом – к Элвину Йарку, помочь с лодкой. Потом загляну к Натбиму, посмотрю, что там с его лодкой. Вытащили ее или нет. Если Дэннис сможет освободиться, купим по дороге пиццу и возьмем какой-нибудь фильм напрокат. Как тебе такой план, Бити? «Нашествие похотливых тварей» – кажется, ты любишь такие фильмы, да?
– Нет! Не вздумай. Почему бы вам не взять какую-нибудь комедию? Та, австралийская, которую брали в прошлый раз, была вполне пристойной.
«Интересно, не сняли ли еще фильм и про австралийских лесбиянок-вампирш-убийц?» – подумал Куол.
Гравийная дорога, ведущая на мыс Куойлов, словно фестонами, «украшенная» заледеневшими рытвинами, никогда еще не казалась такой скверной. Ветер стих, и тяжелое небо нависало низко над морем. Штиль. Мертвый штиль. «Не стои́т», – как выразился бы Билли. Мотор работал неестественно громко. По полу катались пивные банки. Мимо поворота на Опрокинутую бухту с поднимающимся над ней дымком, мимо перчаточной фабрики – и вот он, мрачный дом, словно шапка на вершине скалы.
Тишина запустения. Застоявшийся дух. Как в тот первый раз. Как будто они никогда в нем и не жили. Ничто не напоминало о тетушкиной энергии, о том, что еще недавно здесь звучал ее голос.
Дом окружил его тяжестью воспоминаний о прошлом, наполнявших комнаты, как газ без запаха. Вдали дышало море. Для тетушки этот дом что-то значил. Но обязывает ли это к чему-то Куойла? Ему нравился берег вокруг дома, однако сам дом был каким-то неправильным. Всегда был неправильным, подумал он. Неимоверными человеческими усилиями, до предела натягивая веревки, его много миль тащили по льду изгои, проклинавшие богобоязненную толпу. Со стонами поднимали на скалу. Как связанного пленника, напрягающего все силы, чтобы освободиться. Гудение туго натянутых тросов, вибрация которых передавалась дому, делая его похожим на живое существо. Да, именно в этом доме Куойл ощущал себя словно внутри животного, сидящего на привязи, бессловесного, но чувствующего. В свою очередь проглоченного прошлым.
Вверх по лестнице. Кто-то разложил на порогах всех комнат шнурки с узелками. Грязь на пороге комнаты, где спали его дети! Куойл пришел в ярость, громко захлопнул дверь.
Он вспомнил дымок, вившийся над Опрокинутой бухтой, вспомнил о том, что говорил Билли про старого кузена, жившего где-то в бухте. Вот кто вязал эти чертовы узлы! Куойл сорвал свои рубашки с крючков на двери, нашел ботинки Саншайн. Никаких рукавиц видно не было. Шарахнув дверью, он выскочил из дома. В кармане у него лежали шнурки с узелками.
Он остановился на верхней точке дороги, ведущей в Опрокинутую бухту. Нужно положить этому конец! Дорога была разбита вдребезги. В замерзшей грязи виднелись собачьи следы. Он поднял палку, чтобы отбиваться в случае необходимости от рычащей твари. Или пригрозить любителю вязать узлы. В поле зрения появилась заброшенная деревня, дома, сбегая по крутому склону, террасами нависали друг над другом. Каркасы, обшивка и стены разрушились. Лишь кое-где сохранились то голубой фасад, то фрагмент балки или стойки. Столбы, ничего не поддерживавшие, прогнившие брусья, свалившиеся в море.